– Моя мать, как тебе известно, родом из Сирии. Они познакомились с Гафаровым, когда он приезжал в Дамаск с рабочим визитом. Мама тогда работала администратором в гостинице, куда поселили моего отца. У них завязался роман, и Гафаров предложил матери поехать с ним в Фолксвэй. Так, будучи молодой и легкомысленной, моя мама согласилась и ринулась за столь импозантным мужчиной. По приезду оказалось, что Гафаров женат, а его супруга была на пятом месяце. Мама естественно, не ожидая такого поворота событий была сломлена. Чуть было даже не свела счёты с жизнью. Тогда то, при поступлении в больницу, она и узнала, что беременна. Денег на тот момент у неё не было, жилья тоже. Вернуться она не могла, поскольку сбежала с чужестранцем из родного дома, а это приравнивается к позору. Так, перебиваясь с одной подработки на другую, у неё подходил срок. О беременности матери узнал Гафаров и с того момента всячески помогал ей в материальном плане. Раз в месяц он приходил к нам домой и играл со мной. Перед смертью мать рассказала мне об отце, а точнее о моём внебрачном происхождении и о второй семьей Гафарова. Попросила не держать на него зла, поскольку она и сама давным-давно простила его.

Ливаз снова наполнил свой стакан и выпил всё залпом.

– Незадолго до своей кончины, Гафаров приезжал ко мне. Это был наш последний с ним разговор. Вел он себя крайне странно и его что-то беспокоило, но он старался не подавать виду. Впрочем, я и сам не придал этому значение. Он в последнее время частенько был сам не свой.

Ливаз вытащил из заднего кармана брюк серый потертый металлический ключ-бабочку.

– Это было в конверте, который мне принёс курьер после гибели отца. Помимо ключа, внутри лежала записка с надписью «сон».

– И отчего он? – взяв в руки ключ и рассматривая его, спросил я.

– Пока не знаю, но чувствую, что отец неспроста распорядился передать этот ключ мне.

– Спасибо за интересную историю твоей жизни, но я еще больше запутался. Ты внебрачный сын Гафарова, о котором знали только он и твоя мать. Это я уже понял. Перед смертью твой отец вёл себя подозрительно, а после тебе был прислан этот старый ключ с бумажкой, где написано слово «сон». Основываясь на догадках, ты делаешь вывод о том, что смерть твоего отца была насильственной, а самоубийство это всего лишь инсценировка. Так?

– Всё верно.

– Как бы ты поступил, будучи на моём месте? Поверил бы во всё то, что ты мне сейчас нагородил?

– Да пойми же ты наконец, – Ливаз постучал пальцем по столу, – Мой отец не мог наложить на себя руки. Он не из тех людей, кто таким образом бежит от проблем. Я уверен в том, что моего отца убили. Понимаешь?

– Допустим, что всё так, как ты говоришь, – подкуренная сигарета отдалась треском, – Значит ты хочешь, чтобы я покопался в этом деле?

– Денис, ты единственный из тех людей кому я могу доверять, кто сможет разобраться в этом. Пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Я один не справлюсь. Если ты беспокоишься по поводу денег, то это не проблема. Любые деньги, только назови цену.

– Ливаз, – я покачал головой, – Я тебя сейчас ударю! Какие к чёрту деньги?

– Извини, это всё нервы, – Ливаз улыбнулся, – Кстати вот твой смартфон и часы. Все твои деньги теперь хранятся на внутреннем накопителе телефона, как это было раньше до чипов.

– А что не так с моим чипом?

– В них встроен локатор, показывающий твое местоположение с точностью до метра. Сам же сказал, что у тебя возникли проблемы с КРБ, вот я и решил подстраховаться.

– Штирлиц хренов, – я улыбнулся и покачал головой. – А где твои приспешники? Девушка и парень.

– Позже с ними познакомишься.

Я начал стал вертеть головой и осматривать зал.

– Это здание старой школьной библиотеки, – ответил Ливаз, упреждая мой вопрос, – От здания, по соседству, где собственно была школа, уже ничего не осталось, а библиотека как видишь, устояла. Успел выкупить его с землей и оформить как склад. Находится за чертой города, подальше от любопытных глаз.

Я встал, подошёл к стене и прислонился плечом, скрестив руки на груди,

– И так, давай действовать по порядку. Ты считаешь, что ключ и наши сны как-то связаны?

– Да.

– А это в свою очередь как-то связано со смертью твоего отца?

– Именно так.

– Предположим, что это так, – я покрутил указательным пальцем, – Вернёмся к нашему общему сну и пробежимся по некоторым моментам. Нам был показан амфитеатр, по сцене которого расхаживал твой отец. Главная деталь, которая мне запомнилась из всего сна это цифры, произнесенные Гафаровым – Четыре четыре ноль восемь два ноль один.

– Подожди, – Ливаз нахмурил брови, – В моём сне отец тоже называл цифры, но совершенно другие – Четыре четыре восемь два ноль восемь. Именно эти цифры запомнились отчетливо.

– Что это может быть? Шифр? Если да, то от чего? Может быть от кодового замка сейфа?

– Не думаю, – после недолгого молчания ответил Ливаз. – Отец не доверял кодовым замкам, да и к тому же не забывай про ключ, оставленный моим отцом. Вот как раз-таки это в его стиле. Он всё закрывал на механические замки.

– Ага, – я задумался, – Что дальше? Почему нам приснился амфитеатр? Кстати сколько их у нас в мире?

– Самых крупных всего десять, сохранившихся до настоящего времени – после нескольких манипуляций со смартфоном, Ливаз зачитал информацию из интернета.

– Это хорошо, думал будет больше. Зрители между собой, в том числе и твой отец, разговаривали на французском языке. Так, так, так…

Я достал свой смартфон. В строке поисковой системы сделал запрос о самых крупных амфитеатрах Франции.

– Чёрт возьми, слишком много вариантов… При чём тут цифры? Думай, думай, думай, – произносил я, – Стоп! Ну разумеется!

Ливаз вопросительно посмотрел на меня.

– Ну конечно же, – сказал я, открывая на своём телефоне карту мира, – Приснившиеся нам цифры – это географические координаты. Наш выбор пал на Францию. Она расположена северных широтах восточного полушария. Значит так, допустим, что мои цифры – это координата северной широты, а твои это координаты восточной долготы.

Ливаз безмолвно смотрел на меня восторженными глазами.

– Освежим школьные знания. Окружность Земли делится на триста шестьдесят градусов, один градус делится на шестьдесят минут, минута – на шестьдесят секунд. В обозначении координат пишут сначала градусы, потом минуты, затем секунды. Мы взяли северную широту и восточную долготу. Значит, область поиска уже известна. Для начала разберемся с моими цифрами. Мне кажется они показывают широту. И так. Четыре градуса северной широты никак не может быть, поскольку при таком градусе интересуемая нас точка должна находится где-нибудь в Африке, а нам нужна Европа, – я стал приближать открытую на смартфоне политическую карту Земли с расчерченными параллелями и меридианами. – Ага. Вся Европа находится в диапазоне от сорока до пятидесяти градусов северной широты, следовательно, нужный нам градус равняется сорока четырём. Оставшиеся цифры ноль восемь два один – это минуты и секунды. Получается, что мои координаты это Сорок четыре градуса, Ноль восемь минут и Двадцать одна секунда Северной широты.

– Подожди. А почему ты думаешь, что твои координаты – это широта, а не долгота? – спросил Ливаз, скрестив руки на груди и сделав умный вид.

– Потому, что меридиан сорок четвертого градуса восточной долготы никак не проходит через Европу, – не отрывая взгляда от экрана смартфона произнёс я.

Извинившись за дурацкое замечание, Ливаз стал, как заключенный расхаживать по холлу, держа руки за спиной.

– Теперь давай разберёмся с твоими цифрами. Сорок четыре градуса долготы быть не может и это факт, а вот четыре градуса, вполне себе подходящая меридиана. Она как раз проходит на территории Европы, пересекая вычисленную нами параллель. Значит твои координаты это Четыре градуса Сорок восемь минут и Двадцать восемь секунд Восточной долготы. Проверим куда это нас приведёт. – сказал я, вбивая в поисковую строку полученные координаты.

– А почему именно Сорок восемь минут и Двадцать восемь секунд? Может быть там Четыре минуты, а не Сорок восемь…?

– Ага, Четыре минуты и Восемьсот двадцать восемь секунд? – я усмехнулся.

– Блин, точно, – Ливаз, прикрыл лицо руками, – Извини, опять тупанул.

– Поздравляю тебя, – изучив информацию с сайта, сказал я, – Мы отправляемся во Францию, в город Оранж, где сохранились руины амфитеатра, построенного приблизительно в первом веке нашей эры.

– А чему ты так удивился то?

– Мне тоже нужно во Францию. Только не в Оранж, а в Париж. Поеду проходить аттестацию на адвоката. Если подождёшь, то после собеседования поедем в Оранж вместе.

– Класс! – воскликнул Ливаз, – Поездка за мой счёт.

– Само собой, – со смехом сказал я, – И не только поездка. Я там святым духом питаться не собираюсь.

– Возражений нет, – с улыбкой на лице сказал Ливаз, – Спасибо тебе Денис, и еще раз прими мои извинения. У меня не так много друзей осталось, и так уж вышло, что ты в их числе.

– Ладно, проехали. Мне и самому стало интересно. Я не верю в то, что какие-то сверхъестественные силы или мистические создания поспособствовали одинаковым сновидениям. Этому есть более научное объяснение.

– Как думаешь, что нас ждёт в том амфитеатре?

– Не знаю, – я пожал плечами, – Тайник, наверное, какой-нибудь, отпираемый оставленным тебе ключом. Приедем, найдём и проверим.

– Согласен, – Ливаз кивнул, – Тогда расходимся? Встречаемся…

– Погоди ты, – перебил я Ливаза, – Мне еще приглашение не пришло с Ассоциации.

– Кажется пришло, – глаза Ливаза забегали, – Проверь почту, во вкладке прочитанные.

– Уже посмотрел, что ли?

– Прости, как-то машинально вышло.

– Машинально… Ага. Как же.

В открывшемся письме от Ассоциации адвокатов сообщалось, что мои документы приняты и я приглашён на аттестацию. Дата и время проведения – 07 марта, 09 часов 30 минут.

– Вот чёрт! Завтра уже надо быть там. На чём добираться будем?

– Это я беру на себя. Транспорт я найду.

Мы подошли к выходу. Ливаз прокрутил рычаг и послышался звук задвигающихся ригелей. Массивная дверь сейфового типа, с расположенным по центру штурвалом запирающего поворотного устройства, выпустив пар, стала открываться, запуская внутрь лучи заходящего солнца.

– Интересная дверь установлена на входе в бывшую библиотеку. – насмешливо произнёс я, выходя на улицу.

– Поменял тут кое-что. Установил дверь. Усилил каркас всего здания. По всей территории, – Ливаз очертил рукой свои владения, – Расставлены датчики движения и сигнализации.

– Лучше бы внутри косметический ремонт сделал, – фыркнул я.

– Всему своё время.

Во дворе стоял старенький запыленный автомобиль класса кроссовер. Синтетическая автокраска стала блеклой и могла называть себя чёрной лишь номинально.

– Это что за корыто? – сказал я, забираясь на переднее пассажирское сиденье.

– Это «Номад» – классика отечественного автопрома. Работает на бензине.

– Ух ты!… Сказал бы я лет двадцать тому назад. Зачем тебе такая развалюха?

– Нормальная машина. Управление и бортовой компьютер аналоговый, без всяких маяков и интернет модулей. То, что надо!

– Ладно, убедил, – я покачал головой, – Поехали, а то мне еще вещи собирать.

Автомобиль завёлся со второго раза. Двигатель на удивление работал очень громко, а саму машину время от времени потряхивало. Ливаз вырулил на просёлочную дорогу, преодолел неглубокий ров и наконец через несколько метров мы выехали на асфальт.

– Ты в курсе, что приборная панель не работает?

– Не вся. Видишь, вот, – Ливаз указал пальцем на индикатор низкого уровня запаса топлива, – Горит же.

– Еще и бензин заканчивается. Ты же надеюсь помнишь, что в городе не осталось бензиновых автозаправок?

– Не бойся, доедем. Есть пол канистры… – Ливаз кивнул в сторону багажника, – Гм, должно быть.

Мы выехали на автостраду, которая ближе к городу переходила в главный проспект Кэстилая. На фоне электрокаров, проезжавших мимо, наш бензиновый автомобиль, рычал как лев, пугая всех вокруг характерным звуком двигателя и дребезжанием выхлопной трубы, время от времени выстреливавшей сгустком копоти. Я уже стал забывать какой гнусный и в тоже время чем-то манящий запах может источать бензиновый автомобиль. Чувствовалось, что салон пропитан пылью, маслом и дешевым ароматизатором, пустой стикер которого до сих пор болтается на зеркале заднего вида. Однозначно, автомобилю требовался хороший ремонт, после которого он станет полноправным царём дороги.

– В сам город не заезжай, – предупреждающе сказал я, – Остановись у той надземной станции. Дальше поеду на метро.

– Как скажешь, – сказал Ливаз, сворачивая и останавливаясь у обочины. – Вечером сам доберешься или тебя забрать?

– Доберусь как-нибудь, – вылезая из машины сказал я, – До вечера.

Подъёмник к надземной станции метро находился неподалеку. Поднявшись на посадочную платформу, я уселся на скамейку, ожидая прибытия поезда. На смартфон поступил звонок от Дёмина.

– Денис, черт тебя побери, ты почему недоступен был?! – надрывая голос прокричал Дёмин.

– Палыч, спокойно. Ты чего разорался? Что стряслось?

– Погоди, – из динамика доносились звуки от стука пальцев по дисплею смартфона, – Катя! Шифрование звонка, живо!

– Запрос на шифрование…, – донеся голос виртуального ассистента Дёмина, – Активирован.

– Денис, пол часа назад от меня гости вышли, сам знаешь кто. Расспрашивали про твой неофициальный разговор с Зейналовым. Говорят, ты оказывал давление на подозреваемого и превысил свои должностные полномочия.

– Что?! Они там что совсем из ума выжили?! – возмутился я, – Не было ничего такого!

– Криминалисты сделали, смыв небольшого пятна крови, обнаруженного возле стола, в кабинете Рамаренко. Это была кровь Зейналова. Рамаренко с перепугу стал открещиваться и клясться, что ничего не делал. Рассказал, что обнаружил на столе рассыпанные канцелярские иглы, утверждая мол был беспорядок, после твоего ухода, – Дёмин помолчал, а затем продолжил, – Денис, они тебя ищут и скорее всего негласно, поскольку я не видел официальных ориентировок на твоё имя. Будь осторожен.

– Спасибо за информацию, Палыч. Я твой должник.

– Сочтемся. Конец связи.

Электропоезд как раз подъезжал к станции «Периметр», название которого было озвучено через громкоговоритель, томным мужским голосом. Вдали стал вырисовываться Кэстилай, заметить который было невозможно. Территория вокруг города с годами превратилась в пустошь со слабо выраженной, по большей части даже отсутствующей флорой и фауной. Редко встречающиеся деревья и трещины в земле придавали этой местности вид безжизненной пустыни, что в свою очередь сильно контрастировало с городом и прилегающей к нему территорией, со всеми его цветущими садами и зелеными насаждениями. Несмотря на свой ужасающий вид на пустыре иногда можно встретить людей, называющих себя степняками. Когда-то им даже была посвящена целая газетная полоса. Основной костяк степняков ранее составляли осужденные, которые по обвинительному приговору суда выдворялись за пределы населенных пунктов, лишаясь всех городских благ, без права на реабилитацию. У таких осужденных конфисковалось всё – имущество, дом и деньги. Изгнание, как мера наказания применялась судами в период с 2040 по 2060 года, и в последующем была упразднена. За двадцать лет существования, всего по стране к этой мере наказания было приговорено свыше одного миллиона человек. Всё это время люди вели нескончаемые дискуссии по этому поводу. И как всегда мнения разделились. Одни утверждали, что применение крайних мер при назначении подобных наказаний оправдано, приводя в пример трагические террористические и экстремистские события из истории. Другие же были против изгнания и применения иных бесчеловечных методов борьбы с преступностью, скандируя о гуманизации уголовных наказаний. Среди жителей даже ходили слухи о том, что это ничто иное как демографическая политика государства, направленная на уменьшение численности населения. Интересно лишь то, что даже после введенного моратория и последующей отмены изгнания, ряды степняков продолжали пополняться. Наблюдалась миграция целых семей за пределы города, примыкавших к степным жителям. Один журналист, имя которого в статье не указывалось, написал труд о наблюдениях за степняками. Он инкогнито провёл целый год, проживая совместно с ними.

Всю территорию за пределами населенных пунктов, степняки прозвали «Инчи», что переводится как «Свобода». На земле Инчи почва не везде пригодна для возделывания. Это и разделило всех степняков на две абсолютно разные фракции – Козгалы и Конысы. Представители фракции Конысов, или Поселенцев, заняли плодородные участки земли, где взращивали овощные культуры. Козгалы же, или Передвижники, стали неким извращенным аналогом древних кочевников.

Жизнь в изгнании отбросила абсолютно всех степняков на много столетий назад в развитии. Тем не менее, Конысы приспособились к новой жизни. Они создавали поселения, называемые твердынями. Выстраивали забор вдоль своих границ. А избранный народным голосованием правитель, находился у власти до самой своей смерти. Размеры поселений были различными, но в основном могли вместить в себя до ста тысяч человек. Быт и жизненный уклад жизни внутри поселений журналист не узнал, поскольку ему «посчастливилось» оказаться во фракции козгалов, на которых земля Инчи повлияла гораздо иначе. Изо дня в день козгалы преследовали единственную цель не умереть от жажды, голода и холода. Рацион питания козгалов был предельно скуд – съедобные дикие растения и коренья, птицы, степные грызуны такие как хомяки и пищухи, иногда рыба и птицы. По долгу на одном месте они не останавливались и старались большую часть времени находится в движении. Жили они в самодельных кибитках с деревянным каркасом и войлочным покрытием. Каждая кибитка вмещала в себя до шести человек. Практичная конструкция позволяла козгалам быстро собирать и также быстро разбирать свои жилища. Основным способом добычи пищи у козгалов была охота и рыбалка. Имевшийся в наличие крупный рогатый скот, козгалы использовали в качестве тягловой силы. Никто и не подумывал использовать скот как то иначе. Временами отдельные племена козгалов выходили на рейд и разграбляли отдаленные деревни, не относящиеся ни к одному из регионов страны. Бывало и так, что козгалы осуществляли налёты на слабоукрепленные поселения фракции конысов, разрушая их твердыни до основания и убивая поселенцев. Более укрепленные поселения козгалы старались обходить стороной.

Зима, как утверждал журналист, переносилась козгалами труднее всего, в чём он смог убедиться на собственной шкуре. Если в жаркое время года можно было хоть как-то укрыться от палящего солнца, то зима была целым испытанием для козгалов. Для того, чтобы согреться они обматывались всей имеющейся одеждой и различным тряпьём, перед этим обмазавшись животным жиром. Как правило, число стариков и новорожденных после зимы сокращалось и выживали лишь единицы, поэтому женщины предпочитали рожать детей так, чтобы к зиме их дети окрепли и смогли стойко перенести суровые зимы на землях Инчи. Варварство и беззаконие для козгалов было обычным делом. Безусловно, у каждого племени был свой вожак, но его власть ограничивалась лишь отысканием нового места, куда он поведёт своё племя. Любой из козгал, усомнившийся в возможностях своего вожака мог безнаказанного убить его и встать во главе племени, рискуя повторить участь своего предшественника. Больше всего в племени уважали силу, представителям которой отдавали предпочтение абсолютно во всём. Те, кто сильнее – питался первым, пользовался любой понравившейся ему женщиной и забирал у других то, что ему приглянулось. К слову будет сказано, что лица женского пола любого возраста оказались в самом низу так называемой иерархии. С ними никто не считался, их мнение никого не интересовало, и они были предназначены лишь для мужских утех и продолжения рода. Мужчины же в свою очередь, тоже разделялись. И если сильному мужчине, как уже было сказано, позволено всё, то слабые мужчины были ограничены в своих правах. К несчастью, как подметил журналист, он попал в класс слабых мужчин. Изо дня в день силачи унижали его, постоянно издеваясь и надсмехаясь над ним. Несколько раз, как замечал журналист, он и другие «слабаки» в течении нескольких дней оставались без еды или воды, так как ненасытные «силачи» съедали весь добытый дневной провиант племени. Спустя год пережитого кошмара, по чистой случайности журналисту удалось сбежать из племени и вернуться к нормальной жизни, укрывшись за стенами города. В заключении своего труда он предостерегал сограждан воздержаться от идеи примкнуть к рядам степняков, поскольку цена свободы, о которой они пропагандируют, весьма велика.