Горы тянулись вдоль всего северного побережья. Океан здесь был мелкий, с крепкой, как рассол, водой, ничего живого в нем давным-давно не водилось. Днем из пустыни дул сухой и горячий ветер, жадно вылизывающий ущелья, заставляющий отступать кромку воды. Но по ночам пустыня быстро остывала, к утру с океана начинался робкий, слабый бриз, на камни ложились крошечные капельки росы, а в горах появлялись бледные, полупрозрачные облака. Иногда из них шел дождь…
В этой маленькой долине дождь не шел никогда, она была слишком высоко, и облака проносились ниже. Острые скалистые пики окружали долину глухим кольцом, и солнце заглядывало сюда лишь на два-три часа в день. Тогда наступала жара, и вся долина затихала, лишь огромные старые деревья жадно поворачивали за солнцем темно-зеленые листья…
Но сейчас была ночь. Тири сидел на полузасыпанном землей дереве, кутаясь в Димкину куртку. Днем в этой куртке было прохладно, а ночью она становилась теплой. Дима пытался объяснить, как это получается, но запутался в объяснении, разозлился и сказал, что ему не хватает словарного запаса. Тири улыбнулся, вспомнив рассерженного Димку, и невольно посмотрел назад. В полной темноте полукруглая пластиковая палатка чуть светилась. Все у Димки было с фокусами. Куртка из непонятной биоткани, фляжка дезинфицировала налитую в нее воду, а пистолет имел четыре вида зарядов…
Тири поднял с земли камень и бросил его вперед. Раздался легкий всплеск. Плавать Тири научился только вчера, и сейчас его здорово тянуло искупаться в озере. Но тогда придется идти в палатку, а то никакая самогреющая куртка не спасет от простуды. Тири еще колебался, когда услышал легкие шаги. Он привстал, вглядываясь в темноту.
– Тири, это ты?
Он даже не удивился.
– Я.
Свет в комнате для совещаний не был ни слишком тусклым, ни чрезмерно ярким. Так, в самый раз для создания деловой обстановки…
– …выпущенные по объекту ракеты взорвались, не долетев до цели около семи с половиной километров. Пилот второго дисколета утверждает, что видел вспышки света в направлении объекта перед тем, как ракеты начали взрываться. Однако проверить это сообщение невозможно. Причины, по которым объект взорвался, неизвестны. Однако характер оплавленных обломков позволяет предположить: и объект, и патрульный робот, преследующий наружников, были уничтожены одним и тем же оружием. Характер его действия пока неизвестен. Любопытные результаты дал рентгеноструктурный анализ остатков объекта…
Говоривший не был в традиционной форме Дежурного. Лишь двое офицеров внутренней охраны не успели снять свою черную форму.
– А теперь свои данные сообщит начальник радарной станции второго Города.
Трое людей сидели во главе стола. Они были старше других и почти не говорили. Двое сидели спокойно, а у третьего, с острым, выдающимся вперед лицом, пальцы беззвучно барабанили по столу.
Кэйт сидела совсем рядом. Было темно, но Тири прекрасно помнил, что у нее веселые голубые глаза и светлые, как у Гэл, волосы. Впрочем, этим сходство и исчерпывалось.
– Почему ты не пришел вечером в лагерь?
Тири ответил совершенно искренне:
– Не знаю. Устал… С Димкой заболтались.
– А по лесу бродить не устаешь… По-моему, Тири, ты просто кого-то боишься в лагере…
Кровь прихлынула к лицу. Тири смущенно возразил:
– Ерунда… Никого я не боюсь.
– А меня?
Он, помедлив, ответил:
– И тебя тоже.
Они помолчали несколько секунд. И вдруг Тири спросил, сам не понимая, как вырвались у него эти слова:
– Кэйт, можно, я тебя поцелую?
Тишина показалась ему бесконечной. Незнакомым, задумчивым голосом Кэйт сказала:
– Оказывается, приятно, когда спрашивают разрешения…
Ее губы были мягкими и послушными. Он вдруг понял, что они его, эти губы, что он может сделать все, что захочет, с этими губами, с этим запрокинутым лицом, волосами, рассыпавшимися на плечах. И тогда Тири заставил себя податься назад. Кэйт ничего не заметила, быстро, сбивчиво говорила:
– Ты такой смешной… Я как тебя увидела в первый раз, сразу… Тоненький, большеглазый… Из Городов все такими приходят, но ты чем-то отличаешься, ведь правда? А я похожа на Арчи?
– Нет.
– Глупый, ты людей не умеешь сравнивать… А в общем-то верно, я ему не родная сестра. Меня забрали из Города, когда я была совсем маленькой. Из второго, как и тебя…
– Зачем ты говоришь мне все это?
– Хочу, чтобы ты знал, что я тоже из Города. Ты же еще боишься наружников.
– Нет…
– Поцелуй меня еще, Тири…
Дима проснулся от неясного, но тревожного звука. Он приподнялся, всмотрелся в полутьму. Тири не было. Дима хотел было встать, но передумал. Лежал, слушал слабый плеск воды… За тонкой стенкой палатки прошуршали шаги, донесся сдавленный голос:
– Дурак…
Дима ждал. Наконец, вход раздернулся, с потрескиванием разошлись магнитные застежки. Тири пробрался на свое место и, стараясь не шуметь, начал раздеваться. Дима негромко спросил:
– Кэйт?
Тири вздрогнул от неожиданности, ответил:
– Угу.
– Что случилось?
– Не знаю.
Он лег, покрутился немного, потом совсем тихо сказал:
– Я только спросил…
– Ну?
– Можно ли любить сразу двоих.
Дима вздохнул:
– И правда, дурак…
Его должность называлась несколько непривычно – Старший Сумматор. Правда, сейчас Димке казалось, что в названии что-то было. Он действительно был Сумматором, этот нестарый еще человек, принимающий решения, от которых зависела жизнь всего Лагеря. На нем сходились все нити, десятки, а то и сотни противоречивых мнений, часто таких, которые требовали мгновенного и единственно правильного ответа. И он ни разу не ошибался, может быть, потому, что не мог позволить себе такой роскоши…
Впрочем, он не позволял себе никакой роскоши. Даже хижина его была именно хижиной, не пытающейся претендовать на звание дома. Только пол здесь был не земляной, а выстланный досками, как в школе или лазарете. Да стульев было побольше, – по вечерам здесь собирались многие… Дима сидел напротив Сумматора, с безнадежной тоской ожидая начала разговора. Вся правая половина лица у предводителя наружников была сплошным шрамом – следом старого ожога. Видимо, он заметил, как взглянул Дима на этот шрам при их первой встрече, потому что теперь старался держаться к нему боком.
Но сейчас Дима смотрел на пальцы Старшего Сумматора. Как у хирурга или пианиста, нашел он вдруг сравнение. Пальцы были длинными и тонкими, они нежно и бережно ощупывали, поглаживали, покачивали в воздухе Димкин пистолет.
– Значит, в таком положении пистолет стреляет лазерным излучением?
– Да. Импульсным, высокофокусированным лучом…
– И на какую дальность?
…Все это уже говорилось. Старший Сумматор даже не пытался сделать вид, что слушает ответы…
– Я не дам вам оружия. Никогда.
Их глаза встретились.
– Жаль.
Они поверили ему так неправдоподобно быстро… И в Землю поверили, и в погибший корабль, и в спешащих на помощь спасателей. Все полторы тысячи человек, живущих в горной долине, в первый же вечер…
И в тот же вечер Дима почувствовал непроизнесенный вопрос: «С кем ты, человек, назвавшийся другом?»
Ни с кем. А они все не могут поверить в это. Бессмысленность, обреченность их борьбы очевидна каждому. Лагерь существует лишь потому, что Равным лень заняться его поисками, но рано или поздно очередная диверсия или особенно дерзкий налет станут последней каплей. А без налетов наружники существовать не могут. Одежда, оружие, станки в мастерских, немногие приборы – все это добыто на складах Городов. Дима и стоящая за ним Земля стали той третьей силой, которая способна изменить ситуацию. Теоретически способна.
…Дима протянул руку и забрал пистолет. Сказал:
– Если бы не индикатор личности в пистолете…
Сумматор улыбнулся:
– Несомненно.
Они понимали друг друга. И от этого Диме стало легче.
– Я пойду?
– Конечно.
Пилот уже толкнул дверь (здесь не было ручек), когда услышал за спиной изменившийся голос:
– Дима, еще два года назад было три лагеря. Сейчас остался только наш – единственный. Мы долго не выдержим. Когда прилетят твои… может быть, хоть оружие…
Дима смотрел в грязные доски пола. Как трудно доказывать то, во что не веришь!
– Для вмешательства нужно согласие большинства жителей планеты…
– Большинство не имеют никакого представления о происходящем…
– Земля рассмотрит всю ситуацию, и может быть…
Дима обругал себя и следующими же словами погасил вспыхнувшую в глазах Старшего надежду:
– Но на принятие решения уйдут годы.
Старший Сумматор Лагеря обрел прежнее спокойствие. Повторил, уже не глядя на Диму:
– Мы долго не выдержим… Идите, Дима.
Он торопливо вышел.
Здесь всегда было голубое небо. За день материк накалялся так, что возникал почти постоянный ветер, дующий к морю, отгоняющий от берега тучи. Дожди шли далеко над океаном, сильные, бесконечные дожди. Дима заметил это, еще облетая планету перед посадкой. Материк на экваторе был виден как на ладони, компьютер гудел от напряжения, составляя ту самую карту, что лежала сейчас в его кармане… А океан затягивала почти сплошная белая пелена. Равновесие в атмосфере сломано полностью…
Он забрался в глубь леса, подальше от маленьких, оплетенных кустарником, чтобы нельзя было заметить с воздуха, хижин. Впрочем, «глубь» – это слишком громко. Долина не достигала и десяти километров в самом широком своем месте.
Дима лежал на траве, бездумно, слепо глядя в небо. Почти земная трава, почти земные деревья. Почти земные люди. И нет шансов помочь. Даже если он плюнет на Устав, на печальный опыт доброжелателей-одиночек, даже если поведет наружников на штурм… Один много не навоюет, пусть у него и есть самое совершенное на планете оружие. И революцию одиночка не сделает…
Совсем близко раздался плеск воды, восторженный детский визг. Вот тебе и глубь леса. Озеро-то оказалось совсем рядом. Дима прислушался, ему показалось, что он узнал голоса. С ребятней Дима чувствовал себя легче, в глазах детей еще не читался молчаливый вопрос, можно было просто повалять дурака и не думать о Равных и наружниках. Вот только детей в Лагере было очень мало. Дима заводил разговор об этом, но ему отвечали уклончиво, а потом переводили беседу на другое… Он встал и пошел на голоса.
Гарт вернулся вечером. Он вошел в долину по северному проходу – узенькому, двоим не разойтись, ущелью. Добрел до того места, где его непременно должны были заметить, и сел на землю. Часовые не стали тратить время на проверки. Друг друга здесь все знали в лицо, и что такое триста километров по пустыне в одиночку – знали тоже. Гарту дали воды, посидели немного, потрепались о разном… Это было неизменным ритуалом – ни единого слова о Городах, о Дежурных, о радостях и бедах… Лишь когда Гарта отвели на пост, он спросил:
– Арчи с новеньким дошел?
Расслабился, увидев подтверждающий кивок, на всякий случай спросил и то, о чем знал сам:
– Форк?
В ответ не сказали ни слова. Это тоже было ритуалом… Гарт улегся на койке тут же, в маленькой комнате для отдыха часовых. Но уснуть ему удалось не скоро. Кто-то сообразил, что он еще ничего не знает про Диму, и выложил новость, уже неделю будоражащую Лагерь…
Дима раскрыл глаза и посмотрел на Арчи. Тот стоял, низко склонившись над ним, и быстро, возбужденно говорил. Незнакомые, непривычно звучащие слова скользили мимо сознания. Чужая речь далекой планеты… В голове была полная пустота и хотелось спать…
Он встал резко, рывком, сбрасывая оцепенение. На мгновение Дима постарался полностью отключиться от этого мира. А затем позволил себе вновь вслушаться в речь Арчи:
– Что с тобой, Димка? Тебе плохо?
– Нет, – к мыслям действительно вернулась ясность. – Это я со сна… Ты чего в такую рань?
– Гарт! Гарт вернулся!
Дима не сразу вспомнил это имя. Не потому, что Арчи мало рассказывал о своем приятеле… Просто в голове крутилось другое: «ложная память», созданная в его мозге компьютером, начинала стираться. Еще неделя, от силы две, и он перестанет понимать друзей…
Один за другим просыпались Города. Вставали в спальнях своих профессиональных групп инженеры и врачи, энергетики и техники. В восьмом Городе остановился на профилактику реактор, и соседние теперь делились с ним энергией. В одиннадцатом от ночного перепада температур обвалился участок броневой обшивки, и партия ремонтников в противорадиационных костюмах вышла на поверхность планеты. Стоящие в охранении Дежурные боролись с искушением снять противогазы. Они знали, что фоновое заражение давным-давно исчезло, да и искусственно созданный защитный пояс успел потерять активность… Но чем черт не шутит…
В четвертом Городе, где находился эталон времени, ударил гонг, созывая Равных на час Благодарения. И эхом ему отозвались гонги во всех Городах…
Арчи говорил больше всех. Они сидели на дереве перед палаткой, и первая натянутость уже проходила. Впрочем, Гарт не был особенно расположен к разговорам, лишь улыбался, поглядывая то на Тири, то на Диму. Задумчиво улыбался… Его худощавое тело казалось хрупким и слабым, но иногда неосторожное движение выдавало обманчивость первого впечатления, вырисовывало тренированные мускулы. А когда Арчи начал слишком уж красочно описывать поединок с патрульными роботами, Гарт тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
– У меня такого оружия не было. Но двоих я успокоил.
И Арчи сразу замолчал, виновато поглядывая на друга. Потом заговорил про то, какая у Димы техника и какой замечательный компьютер стоял в шлюпке. Гарт взглянул на Диму и вдруг сказал:
– Вы же не будете нам помогать.
На мгновение Дима растерялся:
– Почему ты так решил?
– В Лагере все это знают. Просто боятся сказать вслух, им нравится на что-то надеяться… Пошли, Арчи.
Арчи неуверенно начал:
– Но, Гарт…
– Меня не интересует этот человек. Через неделю он улетит к себе, а мы останемся здесь. Через год он и не вспомнит о нас.
Он поднялся и пошел в сторону Лагеря. Арчи примирительно развел руками, негромко сказал:
– Он устал.
И побежал за Гартом. Еще с минуту они мелькали между деревьев, затем исчезли. Дима опустил голову на колени и закрыл глаза. Тири подсел ближе, обнял его за плечи:
– Дима, ты на них не обижайся. Я тебя понимаю, честное слово.
Дима невольно улыбнулся:
– Спасибо, Тири.
– Дима, а почему так гинар?
– Что? – Дима повернул голову и посмотрел на него: – Как?
– Гинар … Ну, ты чего? Гинар стало, света то есть меньше!
Дима смотрел на Тири, и улыбка сползала с его лица. Итак, одно слово уже исчезло из его памяти. Гинар. Или, проще говоря, темно. А почему потемнело? День только начался! Пилот посмотрел вверх.
Небо, неизменно голубое и ясное небо, было подернуто желтой дымкой. Солнце сквозь нее расплывалось тусклым, неровным диском. А пелена все сгущалась и сгущалась, небо стало оранжевым, с мутными серыми разводами. Дима вдруг понял, что уже с минуту вокруг стоит легкий шорох и листья на деревьях чуть дрожат. Он поднял руку, провел ею по рубашке и взглянул на ладонь.
Пыль. Мелкая желтая пыль пустыни… Дима снова поднял глаза. Спокойная вода озера покрылась рябью, а еще через секунду песок захрустел на зубах. Он вскочил, выбежал на открытый берег, огляделся. Здесь, внизу, пока еще было тихо. А деревья, растущие на горных склонах вокруг долины, гнулись от ветра…
Тири подошел к нему и взял за руку:
– Как красиво, Димка!
Пилот с удивлением посмотрел на Тири. Лицо парня отражало лишь восторг. Он не понимал, что происходит…
– Димка, а такое еще будет? Если когда-нибудь…
Короткий порыв ветра ударил в глаза, растрепал волосы. Браслеты на руках у ребят одновременно вспыхнули желтым и тихонько загудели.
Дима схватил друга за руку, потащил за собой. Они подбежали к палатке, Дима дернул за клапан, и маленький домик мгновенно осел. Не задерживаясь ни на секунду, они побежали к Лагерю.
Все так же, как прежде, шли между ярусами лифты. Все так же, как прежде, работали заводы. Ни один Равный не подозревал о происходящем снаружи.
Только многокилометровые тоннели, удерживаемые в воздухе мощным магнитным полем, задрожали под натиском бури. Но автоматика отреагировала мгновенно, увеличив до предела подачу энергии в соленоиды.
В трех Городах пришлось запустить аварийные реакторы.
До тех пор, пока не начали валиться деревья, Тири не было страшно. Он лежал у большого вросшего в землю камня рядом с какой-то девчонкой в трепавшемся на ветру платье. Шагах в пяти вжимался в прибитую ветром траву Дима. Стало совсем темно, солнце исчезло, а в оранжевом, ревущем аду над головой змеились короткие белые молнии. Тири чуть приподнял голову и увидел, как высокое, старое дерево медленно выворачивается из земли. Он снова закрыл глаза и с минуту лежал не двигаясь.
Его оцепенение прервал крик девчонки. Она смотрела вверх, на пологий горный склон, теряющийся в тучах пыли. Тири проследил ее взгляд и почувствовал, как в груди что-то екнуло и мягко оборвалось.
В километре от них, на краю ущелья, бешено крутился толстый серо-желтый столб, широкой воронкой расходящийся в небе. Огромные куски скал легко, словно картонные коробки, подпрыгивали и исчезали в этом столбе. Казалось, что хобот свирепого исполинского чудовища шарит по горам. И этот хобот неторопливо сползал к обрыву, к краю ущелья, к Лагерю…
Тири не помнил, сколько это длилось – минуту или несколько секунд. Впереди вдруг приподнялась человеческая фигура, встала, вжимая голову под напором ветра. В полумраке белый костюм пилота казался оранжевым. Дима двумя руками поднял пистолет, подержал его секунду, прицеливаясь…
Словно тысяча солнц вспыхнули в холодных серых скалах. Огненный шар, казалось, раскидал тучи, и лишь водопад пыли оседал там, где только что был смерч. А еще через секунду ударная волна коснулась людей…
Было тихо, как будто весь мир задержал дыхание. С невольным удивлением Тири понял, что с ним ничего, абсолютно ничего не случилось. Он встал. Словно повернули невидимый выключатель, и ветер навалился снова, но уже как-то вполсилы. А Тири смотрел на девчонку, отброшенную к камню, раскрывшую в небо невидящие глаза, и все не мог тронуть ее тонкое запястье, где пульсировала и навеки замерла ниточка, отвечающая на самый важный сейчас вопрос…
Гарт долго топтался на пороге, не решаясь зайти. Наконец разулся, осторожно вышел на середину комнаты. Пожалуй, он был не частым гостем в лазарете…
– На столе лежит инъектор, дай его, пожалуйста, – не оборачиваясь попросил Дима.
Гарт взял со стола округлый пластиковый предмет, протянул пилоту. Спросил:
– Ну, как она?
Дима промолчал. Приложил инъектор к руке девушки, тот липко, жадно чавкнул и словно приклеился к коже. Потом он посмотрел на Гарта и сказал:
– Никогда себе не прощу, если не вытяну ее. Мог же дать и меньший разряд – нет, использовал всю мощность… Перестраховался, мальчишка…
Гарт, казалось, обрадовался такому повороту разговора, быстро, убежденно сказал:
– Ты это зря, Дима. Если бы не ты, погиб бы весь Лагерь. Я на смерчи насмотрелся, когда жил в Морском, но такого…
Дима подумал и спросил:
– Морской – это тот Лагерь, который погиб два года назад?
– Да. Дежурные высадили десант с дисколетов… Многие успели уйти, но не все…
Он долго, не отрываясь, смотрел на девушку. Потом сказал:
– Тебе и Тири повезло. Ни царапины…
Дима как-то виновато улыбнулся. Пробормотал:
– Да что мы… Нам ничего и не грозило… А где Тири?
– Он у Старшего. Я, собственно, и пришел, чтобы позвать тебя. Там маленькое совещание.
– Угу. Суммация различных мнений…
– Что?
– Нет, ничего. Позови врача, пусть подменит меня.
Похоже, ждали только его. Дима с любопытством посмотрел на Старшего Сумматора, сидящего за столом, на немного смущенного Арчи, на Тири, явно не понимающего происходящего, на Гарта, с довольным лицом расположившегося у двери. А какая роль отведена ему самому? Роль единственного зрителя на отрепетированном спектакле? Скорее всего…
– Садись, Дима, – Старший дружелюбно махнул рукой. – У нас тут свои вопросы, но мы решили, что тебе будет интересно посмотреть… Ты же будешь отчитываться, не так ли?
Дима кивнул. На него потихоньку накатывала злая, почти детская обида. Ну, что они еще придумали? Почему не оставят его в покое…
Старший повернулся к Тири и заговорил, обращаясь подчеркнуто к нему одному:
О проекте
О подписке