3. Налет

«Это конец…» Мысли были какими-то ленивыми и безразличными. Тири понимал, что его странный поступок не останется безнаказанным. Нотацией или публичным покаянием он не отделается. Скорее всего, его ждет общественное порицание – полная коррекция психики.

«А что я, собственно, сделал? Просто встал, может быть, мне захотелось попить. Увидел Дежурного – и от удивления замер на месте». Тири помотал головой. Не стоит хитрить с самим собой. Дежурный все понял, он прочел в его глазах самый страшный из атавизмов – неравнодушие к человеку.

Гэл сел рядом, обхватил Тири за плечи. Спросил совсем тихо:

– А зачем он приходил, этот секторальный?

– Запомнил номер твоего Знака. А потом долго смотрел на тебя. Так странно смотрел, я думал, только мы так друг на друга смотрим… Слушай, Гэл, если будет собрание, то я скажу, что Дежурный сам атавик!

Тири даже не заметил, что, произнося слово «сам», он заранее согласился с непредъявленным еще обвинением.

– Это не поможет…

– Все равно! Пусть ему тоже будет плохо, пусть! Если бы я мог, то выбросил бы его из города, он хуже наружника, он…

– Тири, Тири, замолчи! Все равны, все одинаковы, все заме…

– Нет! Ты для меня не одинаковый, незаменимый! Ты не такой, как все!

– Тири, ты для меня тоже…

Дверь открылась. Впереди шел Дежурный их сектора. За ним неторопливо вышагивал Дежурный по ярусу.

Ребята вскочили. Дежурный по ярусу вышел вперед. Медленно поднял свой черный жезл, спросил:

– Эта?

Какой-то неправильный вопрос. Словно спросил о машине: «эта?». О Равном всегда говорят «этот». Может быть, их уже не считают за равных? Мысли у Тири путались.

– Да, – секторальный кивнул.

– А у тебя хороший вкус. По коэффициенту подходит?

– С лихвой. Я же скоро возвращаюсь…

– Понял уже. Что ж, это твое право.

Дежурные разговаривали так, словно не замечали ни Тири, ни Гэла. И от этого было особенно страшно.

– А парень, значит…

– Я был потрясен. Такой взгляд, просто мороз по коже.

– Хорошо. – Дежурный яруса направил жезл на Тири. – За мной, номер 12-364-907-Тири.

В каком-то спасительном оцепенении Гэл смотрел им вслед. Дверь закрылась, а он не в силах был отвести от нее взгляда. В углу спальни кто-то завозился, привстал с постели. Недоуменно взглянул на Гэла, открыл было рот, но промолчал, снова лег.

* * *

– Первый ярус, восьмой этаж.

Тири еще никогда не спускался так низко. Лишь слышал, что тут находятся сектора Дежурных.

И ярусный, и секторальный шли впереди. До Тири донесся обрывок реплики:

– …в тринадцатый. Пусть сами решают…

– Стоять! Руки за голову!

Тири не сразу понял, в чем дело. Увидел окаменевшие фигуры Дежурных, машинально остановился сам. И обернулся на голос.

Их было трое. Непривычно одетые, ненормально длинноволосые, с резкими, напряженными лицами. Чужие. Двое совсем молодых, чуть старше Тири, а одному, наверное, за сорок. И еще у них были в руках странные металлические предметы: толстые трубки с двумя рукоятками. Трубки были направлены на Дежурных.

Молчание длилось лишь несколько секунд. Потом тот, который был старше, нехорошо улыбнулся:

– Какая удача! Дежурные! И не всякая мелочь, а сам ярусный!

За спиной Тири раздался отчаянный, полный страха, визг. Ярусный, с искаженным от крика лицом, вскинул свой жезл. Жезл вспыхнул и выбросил многометровую огненную струю. Но за секунду до этого трубки в руках парней загрохотали, забились, расцветая язычками пламени, струйками сизого дыма. Раздался звук падения тяжелого, грузного тела.

Тири стоял в оцепенении. Ему казалось, что он видит необычный, запретный сон, что сейчас ударит гонг, и он раскроет глаза. Гонга не было. Высокий парень в буровато-желтой куртке взмахнул рукой, тонкая оперенная игла просвистела в воздухе. Укол в плечо. И темнота, упавшая со всех сторон.

– Гад, трусливый гад! Ушел! Куда вы смотрели, молокососы! – Форк, добежавший до поворота, уже спешил обратно.

– Куда? А что, по-твоему, мы должны были ждать, пока нас подпалят? – Гарт, кривясь от боли, тер покрасневшее лицо. Поднял жезл, спросил: – Возьмем?

– Выбрось. Это одноразовое оружие… Упустили второго, дурачье!

– Хватит, проводник! – с едва заметной угрозой сказал Гарт. – Ты тоже хлопал глазами! И вообще, слишком волнуешься!

Форк сразу обмяк. Кивнул головой.

– Ты прав… Ладно, сматываемся, а то рыжий щенок поднимет тревогу! Тащите парня.

Они побежали по коридору. Остановились у широкого отверстия, закрытого пластиковой сеткой. Гарт сильно дернул – сетка, подрезанная с трех сторон, задралась кверху. Арчи пошел первым, за ним Форк спустил обмякшее тело юноши, придержал, пока его не подхватил Арчи, скользнул сам. Гарт внимательно обвел взглядом коридор и тоже полез в вентиляционную шахту.

* * *

Он не мог спать. Понимал, что должен уснуть, чтобы набраться сил перед занятиями, и даже смутно догадывался, что сон приглушит боль… Но уснуть не мог. Гэл взглянул на соседнюю кровать – белели смятые простыни, плоская и жесткая поролоновая подушка. Тири увели. Навсегда. «Я же его больше не увижу», – вдруг понял Гэл. Вскочил, задевая за что-то в полумраке, натянул брюки и рубашку, бросился к двери. Заметил, что лицо у него мокрое, но раздумывать, отчего это, не было времени.

Гэл бежал по пустынному коридору к лифтам, где находился пост секторального. Может быть, Тири еще там…

На посту никого не было. Он прислонился к стене, постоял, сдерживая отчаяние. И разревелся, не понимая, что с ним происходит, смутно вспомнив, что плакал давным-давно, в детстве, а потом его отучили, потому что это тоже атавизм…

Стукнули двери лифта. Гэл резко обернулся и увидел секторального. Но в каком виде! Куртка разорвана, на лице длинный кровоточащий след, а от прежней уверенности в движениях не осталось и следа. Дежурный увидел Гэла и замер:

– Ты?

Гэл молчал.

– Ты плакал, малыш? – Секторальный неожиданно затрясся от смеха. – А я в тебе не ошибся!

– Где Тири? – Гэл даже не понял, что кричит на Дежурного. Но тот не возмутился. Прекратил хохотать, шагнул ближе, взял Гэла за плечи, наклонился к нему. Сказал слишком уж убедительным голосом:

– Мы бы его строго не наказывали. Вынесли бы нотацию и отпустили обратно.

Гэл взглянул в темные, прищуренные глаза и понял: врет. Но ничего не сказал, ждал продолжения.

– Ты понимаешь… На нас в первом ярусе напали. Наружники… Ярусного убили, а Тири забрали с собой, понимаешь? Я чудом успел уйти… Ты не бойся.

Это была правда, Гэл понял сразу, так же, как минуту назад почувствовал в словах ложь. Стены словно вздохнули и разошлись в стороны, пол закачался под ногами, лампы расплылись в десятки разноцветных колец. И из этого далекого мира доносился голос Дежурного:

– …знаешь, что бывает с ними. Но теперь ничего не поделаешь. А ублюдков поймают… Ты, главное, не бойся. Тебя не будут наказывать. Иди спать и ничего не бойся…

А чего теперь можно бояться? Он считает себя очень умным, секторальный… Пусть он вначале объяснит, чего теперь можно бояться? Зачем бояться, зачем спать, зачем вообще что-то делать? Тири нет.

Гэл медленно прошел мимо Дежурного, шагнул в раскрывшиеся двери лифта. Секторальный что-то сказал, но створки уже сошлись, отсекая вопрос и ту жизнь, где был Равный по имени Тири…

– Куда? – равнодушно спросил автомат.

– Двенадцатый ярус, сотый этаж.

Лифт пошел вверх. Конечно, приборы зарегистрируют эту ненужную поездку. Но это уже было неважно. Прежние запреты потеряли смысл.

Дверь лифта раскрылась.

– Двенадцатый ярус, сотый этаж.

Кто и зачем предусмотрел в металлической коробке Города этот коридор? Зачем древние строители опоясали последний, промышленный, ярус стеклянной галереей? Гэл не знал этого. Однажды он и Тири проходили здесь, и на несколько бесконечно коротких минут им удалось увидеть свою планету. Желтые пустыни, серые скалы, бездонное синее небо… Они всегда мечтали побывать на этом этаже, еще раз взглянуть на дикие, смертельные, но такие манящие просторы. Их общая мечта была почти осуществимой, и от этого особенно тайной.

Гэл вышел на Галерею. Это был обычный коридор, у которого одна, наружная, стена была заменена выпуклым стеклом. Галерея обходила весь пятикилометровый диск Города по окружности. В общем-то, это была удобная транспортная магистраль. Но вот ходить по ней было не принято, не рекомендовалось Дежурным двенадцатого яруса. А если ярусный что-то не рекомендует – это уже запрет.

Медленно, словно боясь увидеть что-то страшное, Гэл подошел к стеклу. Темнота. «Конечно, ведь еще ночь, как я мог забыть». Внизу ничего не было видно, с высоты пяти километров угадывались лишь контуры скал. А вверху… Вверху мерцали тысячи огоньков – желтые, белые, красноватые, яркие и едва различимые. «Звезды, мы проходили», – мелькнула чужая, спокойная мысль. Гэл отвел взгляд, снова посмотрел вниз. В звездах было что-то равнодушное, и смотреть на них было страшно… Он не знал, сколько прошло времени, когда над дальним хребтом поднялось розовое зарево. Плоские, картонные горы обрели объем, протянули по песку длинные черные тени, похожие на бездонные пропасти, вершины вспыхнули, засверкали горстью драгоценностей. Где-то там был Тири, где-то там были наружники – озверевшие в радиоактивных пустынях мутанты, нападающие на тоннели и города, похищающие и пожирающие людей.

– Тири! Я не хочу, Тири!

В бессильном отчаянии Гэл бился о холодное стекло.

Дима допил кофе. Бросил стакан и недоеденный бутерброд в пластиковый пакет, заклеил, швырнул в угол. Шлюпка – не корабль, утилизатор в ней не предусмотрен… Подошел к пульту, просмотрел данные на дисплее. Сказал нарочито бодрым голосом:

– Даже респиратор не нужен. Вполне приличная планета.

Комбинезон надевать не стал. Легкий планетарный костюм подходил гораздо больше. Дима натянул вызывающе-красную рубашку, белые брюки и куртку из тонкой металлизированной ткани. Широкий пояс, сумка с пищевыми концентратами, фляга с водой, нож. Универсальный пистолет, притаившийся в настенном гнезде. Пистолет щелкнул, когда он взял его, секунду оставался холодным, изучающим, потом подмигнул зеленым и потеплел. Признал хозяина… Часы на левую руку. Браслет на правую. Дима осмотрел себя, удовлетворенно кивнул. Ни к чему не придерешься, все по Уставу.

Люк дрогнул и открылся. Дима подтянулся, проникаясь торжественностью момента, и шагнул вперед.

Ноги по щиколотку ушли в песок. Мелкий желтый песок, а из него клыками торчат отполированные ветром камни. Но скалы поодаль не такие гладкие, их еще не успела обточить адская смесь песка и ветра – значит, возраст их десятки, от силы сотни лет… А ветер дул и сейчас, дул монотонно, уверенно, словно его гнал исполинский вентилятор… Дима вдохнул полной грудью, подсознательно ожидая чего-то необычного. Ничего, только рот и горло мгновенно пересохли. Одно дело – цифры температуры и влажности на экране. Другое дело – эти же цифры в живом виде. Пустыня, где его угораздило припланетиться, без сомнения, была сестрой, причем старшей сестрой, самых мерзких земных пустынь. Во время предстартовой подготовки курсанты несколько раз ходили в пески, и Дима прекрасно помнил, как за несколько километров от обильно орошаемого космопорта терялись всякие следы цивилизации. Барханы, ветер, жара… Пустыня, как и любое зло, весьма примитивна.

За спиной с ровным гудением закрылся люк. Дима облизнул губы, понимая всю бесполезность этого, и пошел в сторону башни, серебристой искоркой поблескивающей на горизонте. Золотые барханы, отполированные ветром камни… Минут через пять он подумал, что надо было взять две фляжки.