В темноте колыхался густо разросшийся синий мох, похожий на океанские водоросли. В его гуще странным серым огоньком плыла унылая аура швейцарца. Что за отвратительное место, подумала Арина. Клоака. Она испытала еще один острый приступ желания убежать, но, как и все последние дни, перед ее мысленным взором появилось мертвое лицо несчастной Лизы – и юная княжна, сжав кулачки, шагала вперед сквозь мрак и холод. Я узнаю, за что тебя убили, шевельнулись губы. И кто-то ответит за это! Она внезапно поняла, что стоит в квартире посреди большой мрачной залы, и Бастиан Кох что-то делает в углу, склонившись над темной, неразличимой в полумраке грудой. В комнату едва проникал свет сквозь окошко под потолком. Святые угодники, что этот иностранный господин забыл в такой клетушке? Кох снова обернулся и пристальным взглядом будто пронзил Арину.

Он не может тебя видеть. Не может. Он даже не Иной – обычный господин заурядной наружности, пьяница и бабник…

Тебе ничего не угрожает. Он не видит и не слышит тебя – и ты всегда можешь развернуться и бежать прямо сквозь дверь.

Бежать!

Нервы Арины не выдержали, и девушка рванулась к выходу из квартиры.

Двери не было!

Гладкая серая стена преграждала дорогу.

Вот теперь княжне стало по-настоящему страшно.

Она заметалась, пытаясь скрыться в Сумраке, но там, в глубине, ворочалось что-то темное, непередаваемо жуткое. Арина захлебнулась криком – и в тот же миг стальная рука сжала ее запястье.

* * *

– По срочному Цюрих, – металлическим голосом сообщила барышня.

Дамочка будет подслушивать, почему-то подумал Василий Яковлевич с досадой. Хорошо бы сделать телефоны с автоматической связью – набираешь номер и вот ты уже говоришь с нужным тебе абонентом, без всяких барышень! Жаль, это только фантастические мечтания.

– Александр Христофорович, драгоценный друг, как поживаете-с? Да, слушаю внимательно. Что же этот Кох – прохвост и негодяй?

– Ваш Кох – серая личность, – просипел голос на швейцарском конце провода, – абсолютно серая, как ситный хлеб, – как вся их банкирская династия. Базиль, а я-то льстил себя надеждой, что вы меня развлечете каким-нибудь маньяком в моем унылом дежурстве в этом краю сыра и часов.

– Уж простите, чем богаты…

– Хорошо, это было немножко нашего швейцарского юмора. Вестимо, я рад, что человек не оказался законченным мерзавцем и людоедом – как это порой бывает в наших сыскных делах. Итак, Бастиан Кох действительно часто играет в казино, но это только hobby, как говорят англичане, – да и такой ли уж сие грех? У него приличное состояние, он совладелец банкирского дома «Шнайдер и Кох», в картотеку нашего Дозора никогда не попадал. Нежно любит жену и четверых отпрысков. Страстный охотник и рыбак.

– Это все? – Макаров почувствовал, как с плеч сползает гора.

– Простите, если не угодил, но – это все.

– Спасибо, Александр Христофорович, – рассмеялся Макаров, – вполне угодили. Вы не представляете насколько.

– Рад служить-с.

– Сделайте для меня только одну еще вещь.

– Какую?

– Мне не удалось поговорить с ним в Петербурге лично, его наблюдала наша юная и неопытная сотрудница… Поэтому, когда Кох вернется домой, прощупайте его, пожалуйста. Есть подозрение – моя незамутненная интуиция, только не смейтесь, – что он потенциальный Иной.

– Дражайший мой Базиль, тут я могу быть для вас единственным авторитетом. Кох – не Иной. Он обычный серый человек, серая личность, говорю же: серая – как ситный хлеб.

– Вы положительно в этом уверены?

– Да я лично говорил с ним полчаса назад прямо у него в конторе на Хоттингер Штрассе.

– Вы? Полчаса? Разве он сейчас в Цюрихе?

– В Цюрихе.

– Вы уверены?

– Это так же верно, что в Цюрихе я сам.

Макаров ударил всей ладонью по рычагу телефона.

– Барышня, дайте Введенскую, особняк Ухтомских, срочно.

Он искал напрасно. Арины дома не было с самого утра – и никто не знал, куда она направилась.

* * *

– Андрей, – тихо позвал Парамон Дроздов. – Андрейка, ну где ты там?

Его била крупная дрожь. Он ничего не понимал в творящемся вокруг. Только что они с братом Андреем наблюдали из окна трактира на Большой Пушкарской за толстеньким швейцарцем, и был жаркий июль и запах теплого пива; как вдруг – мгновенный холод, падение в темноту, и вот они оба стоят в своих суконных легких рубахах посреди ночной, покрытой льдом улицы, в пустом и будто вымершем городе. И вроде бы это Питер, а вроде бы и нет – вдалеке упираются в лиловый живот неба высоченные, больше десяти этажей, дома – странные, похожие на коробки… а вот по обочинам улицы темнеют металлические экипажи на маленьких резиновых колесах.

Что же это все?

– Андрейка, да где же ты, черт…

В морозном воздухе слова вырывались изо рта круглыми облачками пара.

Да, погано дело. В последний момент перед провалом Парамон понял, что толстый швейцарец, за которым их просила следить Арина, смотрит прямо на него, Парамона Дроздова, и руки его быстро плетут пассы. Кабы знать заранее, что он не просто человечишко лихой, а настоящий могучий кудесник.

Ну и что теперь делать-то, а?

Парамон попытался уйти в Сумрак – но внезапный перелет в это странное место высосал из него все силы. Его выжали словно губку!

– Андрей! – повысил он голос.

В то же мгновение исполинская тень отделилась от стены дома и надвинулась на Парамона. Он бросился бежать – но поскользнулся на льду и растянулся, пребольно ударившись носом о камень. Хлынула кровь.

– Тра-кткт-рракт-рракт, – просвиристела ночь над ухом, и Светлый дозорный почувствовал, как его подхватили могучие и не слишком ласковые лапы – и стремительно понесли через морозную влажную мглу. Горячая кровь текла по щеке, наполняла рот солоноватым вкусом. В разрывах туч показалось белое круглое лицо луны, искаженное ужасом, – и высоко над рекой засеребрилась источенная гигантскими червями башня. «Лахта-центр» – прочел над входом в нее Парамон и невольно отметил про себя нехватку твердого знака на конце слова. Что за наваждение?

С НОВЫМ, 2022 ГОДОМ! – издевательски поблескивала над воротами у башни присыпанная снегом надпись.

Что-то укололо его в шею, и Андрей оцепенел. Словно сквозь сон он наблюдал, как гигантское насекомое, похожее на муравья, привязывает его к металлическим прутьям лежака. В просторном помещении царил полумрак. Справа и слева, а также сверху и снизу тоже находились люди, привязанные к койкам. От их рук и ног тянулись прозрачные трубки, исчезали в подсеребренном луной мраке.

– Парамон, – услышал он тихий зов. – Парамошка…

Он с усилием повернул голову и увидел рядом с собой брата. В его бороде белели комья снега. Двое чудовищных насекомых раздели дозорного донага и теперь что-то делали с его ногами. Челюсти их ритмично шевелились, будто пережевывая пищу. В запавших черных глазах Андрея Парамон увидел спокойствие и отрешенность.

– Я пытался бороться, – прошептал тот, – нет резона. Я видел их мысли – они повсюду… Этот мир – теперь их, братка…

Силы оставили Парамона. Последнее, что он запомнил в своей жизни, – многочисленные отражения Луны в темных фасетчатых буркалах склонившегося над ним существа.

* * *

Зазвонил телефон.

Макаров вздрогнул в тревожной дреме и с трудом оторвал затылок от подушки. Морской бриз, играя, отдернул штору, и за окном полыхнул лилейно-розовый клок предрассветного неба. Который час? Макаров сел на кушетке, осоловело глядя вокруг и пытаясь понять – почему он находится не дома, а в своем кабинете на Стремянной.

На столе телефон заходился в лязге: под черным эбонитовым корпусом молоточек с силой прохаживался по металлическим зубцам.

Василий Яковлевич вскочил с кушетки и сразу же схватился за голову – виски пронзила острая боль. Господи, за какие прегрешения ты наградил нас этими испытаниями! Болезненная действительность вернулась рывком. Убийство в доходном доме на Черной речке, исчезновение троих дозорных, в том числе Арины, затем лже-Кох. Достойным завершением вчерашнего трудного дня стало явление запыхавшегося Савки. Мальчишка с криком ввалился в приемную, и даже строгий Мирон не сумел его удержать.

– Ты откуда, угорелый? – устало спросил Макаров.

Отдышавшись, Савка сообщил новость: по заданию княжны Ухтомской он обошел три кладбища на северной окраине Петербурга и обследовал посмертные слепки аур у всех недавно захороненных людей.

– И что? – Василий Яковлевич уже был на ногах.

– И то, батюшка, что барыня-то верно все сказывали…

– Ну?!

– Барыня сказывали, надобно шукать такие могилки, где лежат вроде бы наши… Иные… но такие, что Иными так и не стали… ух, страху с мертвяками натерпелся-то!

– Арина тебя научила, как их находить?

– А то! Ваше благородие, батюшка, водицы бы!

– Мирон, живо давай воды! Ну и что, Савка, что ты там нашел, не томи!

– Там они!

– Сколько?

– Девять душ. Все свеженькие…

Макаров нашарил в темноте чашку телефонного аппарата, снял, ожидая услышать надоевший голос девушки-оператора. Девять погибших неинициированных Иных, думал он, – все за последние две недели. Проститутка Лиза – десятая. Все, кроме Лизы, прошли в полицейских списках без криминала – как естественные смерти. Что дальше? Он не знал, что предпринять, не знал, чего ожидать дальше. В его распоряжении оставались только Мирон и Савка.

– Алло? Слушаю вас.

В эбонитовой чашке раздался странный долгий звук – словно по железу скребли огромными когтями.

– Алло! Говорите. Барышня?

– Вася, – тонко выдохнула тьма.

– Ариша? Ты где?!

В чашке-трубке зашелестело, потом зашуршало, словно кто-то размотал и тщательно изорвал рулон бумаги. Голос княжны прорывался сквозь помехи.

– Я у него. У него… прости, mon cher, я ослушалась тебя… Я такая дура… просто глупая курица…

Она говорила ровно, без эмоций, будто отрабатывая номер. Несмотря на жаркую ночь, Макаров весь покрылся ледяными каплями – голос его возлюбленной доносился словно с того света.

– Ариша, соберись. Где ты находишься? Я сейчас приеду за тобой!

– Я успела поставить «засов»… мы с ним заперты здесь… вдвоем… – На том конце провода снова засвистело, зажурчало и загуляло эхо. – Страшно… милый, мне очень страшно здесь…

Свист, бульканье, и вдруг – нарастающий гул. Ровный, лишенный красок голос. Волосы на затылке бедного Василия Яковлевича стали мокрыми и вздыбились, как сапожная щетка.

– Здесь так страшно… так страшно… так…

Обрыв. Секунда молчания – она показалась вечностью.

– Яааа, – пророкотал в чашке густой, невероятно низкий голос, и Макаров невольно отодвинулся от трубки, такой мрачной силой был он наполнен, – я должен уйти из города… Отмени ее заклинание… моя жизнь – в обмен на жизнь для твоей девчонки. Я жду… у тебя десять минут… адрес…

* * *

Копыта лошади высекали искры из мостовой.

Кем бы ни был этот Темный маг, мрачно думал Макаров, летя через утренний полумрак (а он не сомневался, что это Темный), ему не нужны свидетели. Проклятье, если бы у меня было хоть немного времени! Он не зря выбрал Петербург местом для своей страшной охоты – знал, что густонаселенный город сейчас почти беззащитен, и рассчитывал, что Ночному Дозору будет просто не до него. Да что там, вряд ли кто-то вообще мог обратить внимание на смерть неинициированных Иных – ведь Дозоры не занимались делами смертных. Каким-то магическим образом он научился находить людей с магическими способностями – и убивал, отнимая их. К его неудаче, несчастная Лиза почувствовала исходившую от его помощника Левинского смертельную опасность и выстрелила в него, а затем Арина преследовала самого Коха с редким упрямством. Но теперь он вряд ли захочет совершить еще одну ошибку и предать широкой огласке факт своего существования. Княжне еще очень повезло – она с перепугу использовала заклятье «засова», и, на счастье, этот мерзавец не знает, как его снять.

Василий Яковлевич оставил на столе в кабинете короткую записку о произошедшем – но отчего-то сомневался, что записка дождется возвращения его коллег из Европы, если он сам не переживет эту ночь.

Он на всем скаку вылетел к дому в Апраксином переулке – и лошадь под ним сдавленно заржала, вставая на дыбы: из подвальных окошек расплывалась по мостовой черная хмарь. В воздухе повис запах гнили.

* * *

– Я пришел. Отпусти ее.

В ответ тьма колыхнулась – но не рассеялась. Макаров и не рассчитывал на податливость.

– Отпусти девушку. Я сниму заклятье, и ты будешь свободен.

Он все глубже погружался в клубящуюся темноту. В Сумраке это выглядело как темный пульсирующий шар на глубине в несколько саженей под землей, опутанный плетями мрака. Василий Яковлевич почувствовал, как кто-то невидимый пытается прощупать его защиту, расшатать ее… но лишь крепче сжал белую булаву в ладони, спрятанной за спиной.

– Я выполнил уговор, я пришел. Покажись!

И тьма ответила – не словами, а мыслями-образами: Макаров видел смерть Лизы, смерть других несчастных, их растерзанные души, похожие на растоптанные цветы, – не родившиеся на свет младенцы, нераскрытые бутоны. Окровавленные тела, растянутые в беззвучном крике рты. Он пошатнулся, но не прекратил движения вперед. Черный шар колыхнулся, выплескивая ему навстречу волну смрада.

– Покажись!

Заклятье «засова» все еще действовало – и подвальное жилище Темного мага нельзя было покинуть, но и проникнуть туда тоже было нельзя. Он ждет от тебя инициативы и намеренно дразнит своим бездействием. Однако главное сейчас – спасти Арину.

– Я должен знать, что она еще жива. Покажи мне ее!

Девушка внезапно оказалась прямо перед ним. Опутанная темными плетями, бледная, как воск, она была, несомненно, жива – но лишена даже капли сил. Все верно. Темный и не рассчитывает отпустить ее. Для того он и лишил ее сил, чтобы после тебя заняться ею… даже если ему придется выпустить ее – она не сможет ни помочь тебе, ни попытаться сбежать. Никто не должен узнать правды…

Макаров протянул руку к лицу Арины и наткнулся на холодную стену – «засов» не пускал внутрь ничего.

Где-то вдалеке заухала тьма – это смеялся враг.

Василий Яковлевич понадеялся на свою быстроту – потому что в силе явно уступал противнику. Короткий шепоток – и заклятье «засова» свалилось. Мгновение – и он ударил в темноту белоснежной булавой, разрубая черные нити, оплетшие девушку.

И ему почти удалось!

Тьма вздрогнула, пронзенная ослепительной молнией боли.

Арина упала на руки Макарова, худая и тонкая – она выглядела так, будто не ела много дней. Черный шар лопнул. Опрометью Василий Яковлевич бросился прочь, унося легкую, как березка, девушку в одной руке и рассекая путы тьмы другой.

Но белое сияние булавы в его руке стало гаснуть.

Чернота вновь сгустилась над ним. Слишком силен был его враг, напитанный энергией своих многочисленных жертв.

– Да исчезнет тьма! – воскликнул Макаров, швыряя во мрак уже бесполезное оружие.

Он пробовал одно за другим боевые заклятия – но они все словно наталкивались на стену, рассыпались с жалобным звоном, и с каждым заклятием сила его истаивала.

Некуда было бежать, некого позвать на помощь.

Старый дом расселся от могучего подземного удара, и над проломом заколебалась в утренней прохладе голова исполинской черной змеи.

– Вася, – закашлялась девушка, – прости меня… прости…

Макаров рванулся из последних сил – и рухнул на колени посреди мостовой. Черное дрожащее в воздухе кольцо окружило его, перекрыло путь к отступлению.

– Прости и ты меня, Арина… даст Бог, свидимся на том свете.

Он прильнул губами к холодным устам девушки – и в этот миг земля вздрогнула.

Удар. Еще один. Черная змея заскользила вниз, изломанная, словно изрубленная гигантской шашкой. Выпав из Сумрака, сквозь поднявшуюся над переулком пыльную завесу Арина и Василий Яковлевич наблюдали за новым сражением. Его сил хватало лишь на поддержание «щита» от летящих в их сторону обломков и языков пламени.

Когда все закончилось, Макаров осторожно выскользнул из объятий девушки и спустился в оставшуюся от дома воронку.

– Доброго дня, Василий Яковлевич, – услышал он знакомый насмешливый голос.

– И вам того же-с, Аполлон Петрович. – Макаров невольно закашлялся.

Среди руин и пепла лицо главы сыскного отдела Дневного Дозора походило на бледную маску.

– Понимаю ваше изумление. Да, он ведь один из нас… но своими действиями он причинял вред и Темным. Неинициированный Иной с вероятностью в пятьдесят процентов становился бы нашим. И пусть деяния сии не влияли на равновесие сил – я решил прекратить его существование.

Макаров подавил внезапный порыв пожать Аполлону Петровичу руку. Он сдержанно кивнул, признавая за тем право вмешаться в драку и спасти ему жизнь, – только так и было достойно повести себя на его месте ночному дозорному.

* * *

Тело в клетчатом костюме покоилось на дне воронки. Казалось, неведомый могучий маг спит, лишь неестественно вывернутые руки и ноги наводили на мысль о том, что у обладателя клетчатого костюма есть какие-то проблемы.

– Он мертв, граф? – спросил Василий Яковлевич. Пошатываясь от усталости, он нагнулся над воронкой – и его Темный визави не успел (или не захотел, как не раз думал Макаров после) его остановить.

Последним конвульсивным движением лже-Кох выронил что-то на камни.

– Осторожней! – воскликнул граф, но поздно – темный паучок вспрыгнул на брючину Василию Яковлевичу, перепрыгнул на тыльную сторону ладони и в одно мгновение растаял на коже дозорного.

То было сложное, но не требующее большой силы заклятье, – напишет впоследствии Макаров в своем дневнике, – однако враг мой перед своим развоплощением сумел отмстить. У него уже не осталось сил для удара – но и у меня не осталось сил для защиты. Не сразу удалось мне отыскать это заклятье в старых книгах… Граф Шувалов называл его «отпущенный век» и утверждал, что только очень искусный маг может наложить такое заклятье – и только один раз в жизни.

Теперь я знаю все о своем будущем – и не могу изменить ничего. Сегодня, 4 октября 1914 года, я вступаю в ополчение. Через два месяца я буду на фронте. И погибну 7 июня 1916-го при штурме Луцка армией генерала Каледина.

Уезжаю на фронт, дабы не встречаться никогда более с Ариной. Она едва пришла в себя после потрясений прошлого лета, но когда узнала, что я поражен заклятьем «отпущенного века» и снять его не представляется возможным, – пришла в отчаянье. Что жить мне осталось менее двух лет – я утаил, пусть не терзается раньше времени.

У меня нет надежды, но имеется знание.

У меня есть эти отпущенные судьбой шестьсот двенадцать дней, и дай Бог мне прожить их честно и правильно.