Глава четвертая

Когда ты в форсайте, то не владеешь памятью себя из будущего. Но какие-то базовые вещи, на уровне инстинктов, остаются. Тот я, из Мира После, знал, что отзываться нельзя – точно так же, как нельзя сейчас включать свет или убегать.

Но во мне все вопило: «Ответь, зажги фонарь, спасайся бегством!»

Это ведь самые простые инстинкты, самые древние. Если с тобой заговорили – попытайся договориться. Если не знаешь, в чем опасность, посмотри. Если бороться невозможно – убегай.

Я вцепился зубами в запястье, чтобы не закричать. Лежал, покрываясь холодным липким потом.

– Помогите, пожалуйста… помогите…

Если бы решетка периодически не начинала трястись с такой силой, будто ее слон бивнями поддевал, я бы не выдержал, отозвался.

– Тут так темно и страшно… – продолжал жаловаться голос. – Так одиноко…

Еще один рывок решетки. Выдержит или нет?

Скрежет. Но не чисто металлический, а словно исполинские челюсти пытаются грызть железо. Противный, скрипящий скрежет…

Потом все затихло.

Тварь, едва не вырвавшая решетку, ушла?

В форсайтах я встречал четыре вида монстров.

Во-первых, летающие твари. Они обычно кружат где-то в облаках, порой выныривая вниз, но никогда не спускаясь к улицам. На вид они странные, хотя толком я их не разглядел. Широкие неровные крылья, словно покрытые не перьями, а чешуей или кожей, короткое и раздвоенное на конце тело. В общем, что-то крылатое и размером с человека.

Повторюсь, вниз они не спускались, поэтому я не знал, опасны ли они и на кого реально похожи.

Во-вторых, в темное время суток по улицам, обычно вдоль стен домов, шныряли мелкие твари, похожие на крыс размером с фокстерьера. Морды у них были тупые, пасти зубастые, но небольшие, тело покрывала короткая шерсть, темно-серая или черная. Агрессивности они не проявляли, в стаи не сбивались, хотя я подозревал, что если уснуть на открытом месте, могут и попробовать сожрать. А так скорее падальщики, неприятные, но осторожные.

В-третьих, тут водились серпарды. Их в форсайте видели многие, название было на слуху. Я встречал их один раз – парочку здоровенных, размером с барса, кошек. По пропорциям, форме головы, раскраске – обычные дворовые кошки. Можно было бы предположить, что в Мире После они каким-то образом укрупнились… вот только у серпардов была неестественно длинная шея. Не торчащая вверх, как у жирафа, а вытянутая вперед гибкая шея почти метровой длины. Иногда серпарды поднимали ее вверх, оглядываясь, становясь почти вровень с человеческим ростом, но большей частью держали шею наклоненной примерно на сорок пять градусов, будто мелкие пушистые диплодоки. По-моему, это очень неудобно, опасно и не имеет особого смысла, но что тут имеет смысл?

Серпарды посмотрели на меня недобро, но прошли мимо. Я считал их умеренно опасными.

А вот варгов я видел трижды (включая вчерашний форсайт), и они, несомненно, были самыми агрессивными.

Один раз гигантский волк промчался по улице, преследуя человека. Я наблюдал за погоней из окна. Не знаю, чем все закончилось, криков я не слышал, но вообще-то варг был крайне целеустремленным.

Второй раз варг возник на детской площадке, где расположился какой-то стихийный рынок. Это само по себе редкость, люди в Мире После не склонны собираться вместе, а все необходимое добывают большей частью мародерством в магазинах и пустых квартирах. Но все-таки товарные отношения пережили и апокалипсис. Форсайт застал меня внимательно разглядывающим разложенные на пластиковой скатерти вещицы… ну вот не придумать иного слова для этого хлама: колченогие пластиковые солдатики, перегоревшие лампочки накаливания, вилки (у каждой аккуратно отломлен один из зубцов), начатые пузырьки с лекарствами (причем этикетки были старательно оторваны), расплющенные золотые и серебряные украшения (в некоторых чудом сохранились какие-то камешки). В общем, торговка, стоящая над всем этим богатством, продавала или обменивала никому не нужное барахло!

Я даже не стал проявлять инициативу, позволил себе из будущего перебирать и рассматривать вещи. Что ему тут нужно, зачем? Может, торговка заинтересовала? Да ну нафиг, немолодая, некрасивая, с гнилыми зубами и синяком под глазом…

Всего на «рынке» было человек десять «продавцов» и столько же «покупателей». Люди почти не разговаривали. Иногда доносилось негромкое: «Сколько?.. Новое?.. Меняем?..» Что странно, в ответ обычно ничего не произносили, лишь кивали или мотали головой. Не любят тут общаться.

И тут появился варг. Я услышал хлопок, почувствовал дуновение воздуха, какой-то странный едкий запах… Люди вокруг замерли, оцепенели.

Повернув голову, я увидел варга: здоровенное тело, пышная грива, огромная, тяжелая волчья голова. На миг наши взгляды встретились, и я подумал, что сейчас обделаюсь, настолько мне стало страшно.

Потом взгляд варга обежал собравшихся. Казалось, монстр мысленно произносил считалку: «Буду… резать… буду… бить… все… равно… тебе… водить…»

И прыгнул.

Среди тех, кто рассматривал «товары», стоял парнишка, совсем еще мальчик. Варг сбил его и с клацающим, чавкающим звуком перекусил шею. Постоял, придерживая лапой конвульсивно дергающееся тело. Прыгнул снова. Теперь он выбрал молодую девушку за прилавком, повалил, точно так же разорвал шею, ухитрившись не задеть разложенные на желтом газетном листе пакетики и коробочки.

Все продолжали стоять.

Варг подтащил тело девушки к мертвому пареньку. Замер, разглядывая их.

И только тут люди стали расходиться. Не разбегаться, а именно расходиться, не забывая разложенные вещи, быстро, но тщательно собирая их в сумки. Словно точно знали, больше жертв не будет.

Ушел и я. Старик, тащивший рядом со мной баул, бормотал себе под нос:

– В зеркала смотрели… молодежь… в зеркала смотрели… молодежь…

Так я впервые узнал, что в зеркала смотреть нельзя. И понял, почему в городах разбиты все стекла (хотя мне кажется, со стеклами – это уже чересчур).

Четыре вида монстров, из которых однозначно опасными были лишь варги. Я раньше называл их волками, но мне понравилось Мишино определение.

Кто из этих тварей мог ломиться в окно, издавая шелестящие звуки?

На мой взгляд, никто.

Я пролежал так минут, наверное, пять или десять, слушая тишину.

Видимо, тварь ушла.

Думаю, что тот я, из будущего, просто закрыл бы глаза и уснул.

Но я, дурак, так не мог.

Я сел, подтянув ноги. Надел и застегнул берцы. В одной руке сжал нож. В другой фонарик.

И включил луч, посветив на окно.

Да.

Лучше бы я этого не делал.

Пластиковая пленка посредине окна была порвана, а прутья решетки частично разогнуты. Как раз настолько, чтобы внутрь комнаты смогла просунуться голова, плечи и руки девочки.

Я ее уже видел вчера – она сидела у подъезда перед свечкой в стакане. На ней было то же самое белое платье, сейчас задравшееся к плечам – видимо, когда она забралась в квартиру, а потом пыталась выбраться обратно.

Впрочем, ничего неприличного от этого не случилось. Ниже пояса тело девочки переходило в толстую чешуйчатую трубу, извивающуюся плавными медленными волнами. Словно ее до половины проглотила гигантская змея… а потом они со змеей срослись воедино.

Глаза девочки смотрели совершенно слепо, не мигая. Она медленно приоткрывала рот и бесшумно втягивала воздух, высовывая при этом язык. Выглядело это так, словно она нюхает, но не носом, а ртом.

– Кто тут? – произнесла девочка нежным голосом. – Я ничего не вижу…

Я вдруг подумал, что чудовище не заберется внутрь. И дело даже не в том, что толстому змеиному телу мешает решетка.

Пока я не заговорю – она не может влезть. Как вампир без приглашения.

Я сел, привалился спиной к углу между шкафом и стеной. Опустил лучик фонарика, чтобы видеть силуэт, но не светить прямо на монстра.

И приготовился ждать до утра.

Но ждать пришлось не больше десяти минут.

Никогда еще возвращение из форсайта меня так не радовало. Девочка-змея не казалась реальной непосредственной опасностью, но это было настолько противоестественно и омерзительно…

Я лежал и смотрел в потолок.

Мерзопакостная таблетка.

Хотя, скорее всего, форсайт случился бы и так.

Глянув на стрелки наручных часов (с полгода назад я начал носить простую и надежную механику), я увидел, что уже половина девятого. Как я понял, тут встают поздно, но всякое желание спать исчезло.

Григорян обязан сегодня что-то рассказать или объяснить. Иначе я сотрудничать не стану. К счастью, тут не та ситуация, когда меня можно принудить к этому силой.

…Интересно, а отец бы стал сотрудничать? Да наверняка. Он был такой, идейный. Интересы страны, интересы человечества, моральные нормы… Как мать однажды в сердцах сказала: «Ему надо было в СССР родиться, сразу после революции».

Я не такой. Но в общем-то пока от меня требуют сущую ерунду, а обещают много чего. И на работу можно не ходить.

С другой стороны, так всегда и начинается, с мелочей.

А потом прозвучит просьба что-нибудь сделать. Маленькое, но важное. Потом еще. И еще.

Но коготок у меня уже увяз, любопытство погубило кошку… кота в моем случае.

Я встал и пошел в ванную.

На улице стало холоднее.

Я застегнул куртку до подбородка. Покрутил головой, ориентируясь.

Ага. Вот там, за припудренными снегом соснами, двухэтажное здание – столовая и медчасть.

Хлопнула соседняя дверь домика, я повернулся.

На пороге стояла девчонка лет двадцати. Миленькая, черноволосая и темноглазая. В короткой, едва прикрывающей трусики розовой ночнушке. Без штанов и босиком. Она зевнула, задумчиво посмотрела на меня, сказала:

– Привет.

– Привет, – ответил я, стараясь смотреть ей в лицо. Ноги у нее замечательные, такие не грех и демонстрировать, но как-то было неловко.

– Холодно, как в форсайте, – сказала девчонка.

– Точно, – поддержал я.

Она неожиданно улыбнулась.

– Тоже «зимний»? Ура. Подожди, я сейчас.

Дверь закрылась.

Я помялся у своей двери, привалился спиной к стене. Привычка из форсайта.

Девушка снова вышла, уже одетая. В джинсах, коротенькой легкой курточке и высоких ботинках.

– Меня Лена зовут, – сообщила она. – Можно, возьмусь за руку? У меня ботинки скользкие.

– Я Никита. Берись, у меня не скользкие.

Она как-то очень легко и уверенно ухватилась за мою руку, и мы пошли к столовой.

– Дверь можно не закрывать, – сообщила она. – Тут все свои, сам понимаешь. Тебя ночью привезли?

– Да. Слышала?

– Нет, я была в форсайте. Капсулу выпил?

– Выпил.

– Пей, – одобрила она. – Работают… Обычно ночью не привозят, это дядюшка уже на нервах был… – Она запнулась и закончила: – Нам пары не хватало.

– Дядюшка?

Лена поморщилась.

– Артур Давидович. Я сказала, что он на моего дядюшку похож, он ответил: «Можешь так и звать». Ну и прижилось. Я тут одна из первых.

– Вас десять?

– Ты же с кем-то? Значит, двенадцать. Артур Давидович считает, что так лучше всего будет, три группы по четыре человека – летняя, зимняя и осенняя. Летняя и осенняя уже есть, а в нашей только двое, я и Сашка. Да, Сашка – это девочка, Александра. Ей сейчас пятнадцать, а в Мире После – девятнадцать.

Я поморщился, вспомнив девочку-змею из форсайта. Ей, пожалуй, тоже было лет пятнадцать-шестнадцать.

– Ага. Значит, Событие – через четыре года, – сказал я.

Лена засмеялась. Смех у нее был хороший, не обидный.

– Ты совсем ничего не знаешь! Событие через месяц-два. Точную дату так и не узнали, а может, узнали, но нам не говорят.

– Да, туплю, – согласился я. – Даже там уже почти год прошел. Ну, у меня, во всяком случае.

– У всех, – поправила Лена. – Год прошел, только сезоны не меняются. Кто-то попал в лето, кто-то в зиму, кто-то в осень.

– Знаю, – сказал я. – Время идет, но куда попал, там и остался. Интересно, а те, кто сейчас попадает – у них что? Может быть, весна? Никогда не слышал про форсайты в весну.

– Так ты не в курсе? Давай, я тебе вкратце объясню?

Мы остановились у стеклянных дверей столовой. В маленьком фойе за стойкой сидели несколько человек, поглядывали на нас, но не выходили.

– Форсайты начались год назад, – начала Лена. – В течение месяца всех, кто способен испытывать форсайты, испытали. Все попали в одно из трех времен года… условных, конечно, времен. И в них остались, новых случаев нет. Может быть, форсайты возникают у младенцев, которые за этот год родились, никто не знает. Младенцы рассказать не могут. Новых взрослых людей с форсайтами не появляется.

– Зато старые исчезают.

– Верно. Дядюшка сказал? Он со всеми лично беседует. Постепенно люди в Мире После гибнут, тогда форсайты прекращаются.

Она помолчала и добавила:

– Такими темпами скоро Земля станет безлюдной… Пора завтракать, Никита.