Все-таки что-то от нагловатого толстого подростка в нем проглядывало. Выканье вот это и какая-то простота. А здесь, мне кажется, ничего попросту не делается.

– Спасибо, – сказал я. – Мне кажется, я бы не ожил. Я не проверял, но не думаю.

– Жаль. – Он вздохнул, разорвал пакет с полотенцами и вытер руки. – Вы много наших встречали?

– Наших?

– В форсайте которые. Из прошлого.

– Ты первый.

– А я одну женщину встретил, – Миша вздохнул. – Страшная такая, грязная, орала все время. «Это сон, это кошмарный сон, это просто сон!» И волосы на себе драла. Я подошел, она замолчала, потом говорит: «А ты красавчик, иди ко мне!» И давай мне улыбаться.

– Воспользовался? – не удержался я.

– Фу, – возмутился Миша. – Она старая и страшная была. Я ушел. А она опять выть стала…

Взяв еще одну банку лимонада, он уселся на единственный стул. Посмотрел на меня, спросил:

– А вы разобрались, что здесь вообще происходит?

Я покачал головой.

– У меня форсайтов было… – Миша задумался. – Если с этим, то двадцать два.

– Много.

– А у вас?

– С этим восемнадцать.

– Это ведь будущее, правильно? Снов таких не бывает, – убежденно сказал Миша. – И никакие это не психозы, не может такого быть, чтобы сотни миллионов людей одинаково двинулись. По телевизору говорят, что это сны от нервов, но, по-моему, врут, чтобы успокоить.

– Нет, не сон и не психоз, – согласился я. Присел на жалобно скрипнувший прилавок. – Согласен. А ты, я вижу, пытаешься разобраться?

– Конечно. Я вообще умный и любопытный, – Миша ухмыльнулся. – И смелый.

Хотелось съязвить, что очень просто быть смелым и любопытным, если оживаешь после смерти в форсайте. Но я сказал другое:

– Как думаешь, если бы варг тебя разорвал на части, сожрал и переварил – ты бы воскрес?

Довольное выражение как-то очень быстро исчезло с его лица.

– Мне кажется, что нет, – добил я. – Вряд ли ты восстановился бы из волчьего дерьма.

– Фу, – сказал Миша. Он начал стремительно бледнеть.

– Лучше скажи, по твоим прикидкам – сколько людей осталось? – спросил я.

Не то чтобы меня волновал ответ. Я для себя вывод уже давно сделал. Но надо было парня как-то отвлечь. До него лишь теперь дошло, что труп не может ожить, если трупа не осталось.

– Что? Каких людей? – он снял очки, протер о рукав. – Думаю, здесь только те, у кого были форсайты. Остальные погибли сразу…

Он нацепил очки и посмотрел на меня.

– Отвлекаете, да?

Я кивнул.

– Точно, я дурак, – признал он. – Слишком верил, что со мной ничего не случится.

Михаил просто на глазах впадал в какую-то апатию, опустил подбородок, уставился на пол. Зря я его напугал, все-таки в теле парня из этого безумного будущего – разум подростка из обычной мирной Москвы.

– Да перестань, – я даже шагнул к нему и легонько потряс за плечо. – По сравнению со всем, что тут происходит…

Он поднял на меня взгляд.

Ой!

Это был уже совсем другой Михаил.

Форсайт кончился!

Лицо осталось пухлым и молодым, а вот взгляд стал жестким, мрачным, как у человека, много чего испытавшего. Плечо под моими пальцами напряглось, и я понял, что мускулатуры у него куда больше, чем жира.

– Привет, я друг, – быстро сказал я.

Михаил быстро зыркнул глазами по сторонам. Уставился на пулемет, который лежал на прилавке за моей спиной. Потом спросил (у него даже голос огрубел, стал хрипловатым):

– Ты кто?

– Никита. Ты меня спас, – не покривил я душой. – Мы тут поели немного… я сейчас пойду.

Он опять уставился на свой драгоценный «хвлар». Ну да, я бы тоже на его месте нервничал.

– Думал, что ты помер. Ты вроде отрубился на время, – добавил я наудачу. – Наверное, форсайт был.

– Чего? – Миша одновременно и успокоился, и удивился. – У меня случается, да. После контузии, наверное… Форсайт?

– Да. Ну знаешь, форсайты… вроде как сны такие… несколько лет назад все про них говорили…

Я подхватил рюкзак и осторожно отступил, остановился возле пулемета.

– Никогда не слышал, – сказал Миша, недоверчиво глядя на меня.

– Медицинский термин, – я махнул рукой. – Не бери в голову!

Что-то мне все меньше и меньше это нравилось.

Я никогда не встречал в Мире После человека, находящегося в форсайте вместе со мной. В общем-то ничего удивительного, форсайт случается раз-другой в месяц и длится несколько часов. Учитывая, что людей тут немного и они не особо склонны общаться, шансы наткнуться на такого же, как я, в чьем разуме гость из прошлого, невелики.

Но я был уверен, что все (кроме, может быть, маленьких детей) помнят, что когда-то испытывали форсайты и уже попадали в этот мир.

Судя по Мише – нет.

Пока он был в форсайте, я говорил с тем самым нахальным, но дружелюбным подростком, нашедшим меня в Москве.

А когда форсайт кончился, это словно бы стал другой Михаил. Никогда сюда не попадавший и даже не знающий слова «форсайт».

И, конечно, не подозревающий, кто я такой, как он меня спас от варга…

Как для него все это выглядит? Он спокойно сидел в своем укрытии… а потом рядом оказался мрачный незнакомый дядька лет на десять старше. И пулемет далеко. И чего от меня ждать – непонятно.

Может быть, он даже понимает, что умирал и ожил в промежутке?

Между прочим, он только с виду неуклюжий и толстый. Он в этом мире непрерывно выживает. Достал где-то крутую пушку и с легкостью с ней управляется. Он тут хозяин, а я гость.

Незваный.

– Я пойду, – сказал я. – Спасибо еще раз, что спас.

– От чего спас? – спросил он подозрительно.

– От кого. От варга. За мной гнался.

Миша поднял руку, осмотрел ее. Оттянул подол футболки, рваной и окровавленной. Потрогал шею. Нахмурился.

– Ты что, в отражения смотрел, дебила кусок? – выкрикнул Миша.

– Так вышло! – пятясь к двери, сказал я. – Спасибо, провожать не надо, от всей души признателен…

Миша рывком преодолел пару метров до прилавка, схватил свой «хвлар» и спустил с предохранителя. Несколько секунд я был почти уверен, что сейчас из меня сделают решето.

– Вали отсюда, дебил!

Я решил, что повышение от куска до цельного дебила – хороший знак. И свалил.

Дверь была не заперта и выходила прямо на улицу. Я выскочил в ночь – мрачную ночь Мира После, когда облака не гаснут до конца, но светятся слабо-слабо, тревожным багровым мерцанием.

На тротуаре валялась туша варга. Кое-где она выглядела потрепанной, не то поеденная кем-то, не то с вырезанными кусочками. Не удивлюсь, если среди жителей этой Москвы найдутся любители пожарить себе на ужин свежей волчатины.

А еще я заметил скрюченную кисть руки, вцепившуюся в шерсть варга. Похоже, когда неубиваемый юноша Михаил регенерировал, оторванная рука осталась тут как ненужная запчасть.

Куда идти?

В метро?

Я там бывал в самом первом форсайте. Ничего опасного и ничего интересного: темные туннели, подернутые ржавчиной рельсы, вода (некоторые туннели наверняка затоплены полностью), редкие лампочки… да, как и везде, иногда попадаются светящиеся. Я там даже крыс не видел.

Хотя это как раз странно.

Может быть, спуститься на станцию? Или пройтись по домам, в большинстве подъезды открыты. Выберу пустую квартиру, там и пережду ночь.

Я решил, что это оптимально. И быстро зашагал назад, к ближайшему дому. Холодно, черт, в помещении как-то получше было. Почему тут небо всегда затянуто облаками? Даже если бы случилась ядерная война, облака не висели бы вечно. И почему они светятся красным, даже ночью? Радиация такой силы всех бы тут давно убила.

Подъезд, у которого днем сидела девочка со свечой, казался пустым, но я дошел до следующего. Интересно, кто она такая? Местная сумасшедшая? Малолетняя проститутка? Какая-нибудь религиозная фанатичка?

Ничего я про этот мир не знаю. И никто не знает, информации слишком мало, форсайты случайны и часто противоречат друг другу.

Я зашел в подъезд, достал из внешнего кармана рюкзака фонарик, подсветил. На первом этаже все двери были выбиты, причем грубо и давно.

Меня, как ни странно, это вполне устраивало.

Кто станет проверять уже разграбленную квартиру?

Квартира попалась малогабаритная, но трехкомнатная. Я прошел в самую дальнюю и крохотную комнатку, это оказалась детская. На стенах плакаты – судя по полуголым красоткам и воинственным супергероям, тут жил подросток на самой грани детства и юности, когда еще смотришь про Человека-паука, но заглядываешься больше на его подругу. На окне снаружи, что для первого этажа неудивительно, имелась решетка. Но какая-то хитрая, правильная: внутрь квартиры выходило нечто вроде засова, позволяющего одним рывком ее сбросить. Сделано это явно было с целью пожарной безопасности, но мне давало запасной выход.

Вместо стекол оконная рама была затянута плотной пленкой, в нескольких местах прорвавшейся. Письменный стол занесло легким снежком, на улице он днем тает, но в квартирах попадается. Я постоял, поводил пальцем, рисуя рожицы. Наткнулся на заиндевелую ручку, на цветной ластик в виде ананаса. Взял, поднес к лицу, понюхал.

Уловил слабый-слабый запах, так и не выветрившийся до конца.

Мне вдруг стало безумно грустно.

Я представил людей, которые тут жили. Мама-папа-сын. Обычная семья, окраина Москвы, непрестижный первый этаж. Но квартира уютная, наверное, у них все было хорошо.

А потом что-то случилось.

Может быть, они не погибли? Уехали в какой-нибудь маленький город или село? Я знал, что во всех форсайтах, во всех уголках света мир изменился. Но, наверное, выжить в селе проще, чем в мертвом мегаполисе. Тут, конечно, дофига магазинов и складов, а жителей осталось мало, но что-то не видно толп мародеров из окрестных селений.

Я решил верить в то, что обитатели квартиры уехали.

Дверь детской я подпер тяжелым комодом, на пол набросал постельное белье и одежду из шкафов, соорудив пусть холодное, но мягкое гнездо. Лег, переключил фонарик на рассеянный режим: маленькую светодиодную панель. Снял берцы и потер левую щиколотку. Для разнообразия она не болела.

Уже после этого открыл рюкзак.

Ну да, в укрытии Михаила я времени зря не терял. Тушенка, свечи, спички… плотно сжатые рулоны туалетной бумаги.

А еще книжка. Нет, скорее пухлый ежедневник, качественный, с обложкой то ли кожаной, то ли «под кожу», с золотым обрезом на страницах. Я заинтересованно раскрыл его и прочитал на первой странице:

«То, что тут написано, очень важно! Меня зовут Михаил Нестеров. Мне шестнадцать лет. Если я жив, верните мне эти записи. Если я мертв, то прочитайте».

Вряд ли обычный подросток начал бы свой дневник такими словами. Да я вообще не думаю, что мальчишка мог вести дневник, это уж скорее занятие для девочек.

Возможно, тут что-то очень важное. К примеру, дневник начат после апокалипсиса. Что мне это дает?

То, что его следует ожидать в ближайшие год-два.

В общем, стоило прочитать. В нормальной ситуации я бы даже размышлять не стал.

Но парень меня спас, без всяких сомнений.

Как-то очень некрасиво получается.

Я достал из рюкзака бутылку «Мартеля», из-за которой едва не стал жертвой варга. Говорила мне мама, алкоголь – зло… Сорвал закатку из фольги, вынул пробку, понюхал.

О да!

Где-то в рюкзаке была и металлическая миска, и кружка, и даже стопка. Но я глотнул прямо из бутылки, ледяной коньяк прокатился по горлу горячей волной.

Хотя я недавно слопал банку фасоли (а может, и еще что-то перед ней), но в голове сразу же зашумело.

Читать или нет?

Я прикрыл глаза.

И снова открыл.

В дверь настойчиво звонили.

Что?

Дернувшись, я вскочил с кровати. Посмотрел на часы.

Полвторого. Ночи или утра, это уж как угодно.

Форсайт кончился, я был в Москве две тысячи двадцать шестого года.

Да что ж за невезение!

Меня еще никогда не будили во время форсайта, я даже не знал, возможно ли это.

Не одеваясь, я прошел к двери, заглянул в глазок.

И обнаружил на площадке двух крепких мужчин в плащах и серых костюмах, которые на них сидели как мундиры. Мужчины мрачно смотрели в дверь, словно обладали рентгеновским зрением.

– Открывайте, Никита Валерьевич, – очень официально сказал один из них. – Мы знаем, что вы уже не в форсайте.