Цитаты из книги «Фальшивые зеркала»

Мы любим друг друга. Но, наверное, мы любим в первую очередь тех, кем были в глубине. Два года назад, когда встретились… когда прошли вместе очень… очень многое… Жить вместе, под одной крышей, жить в настоящем мире – немного другое. Мы живем, как ты видишь. Мы любим друг друга. Но… Вика аккуратно отставила пустой стакан. – С той минуты, когда я, прилетев в Питер, чтобы впервые увидеться с Леней, простояла час в аэропорту, прежде чем поняла, что Леонид меня не встретил, мы выработали правило. Простое правило. Наша жизнь в Диптауне – это одно. Наша жизнь в реальном мире – совсем другое. И живя вместе, мы не вправе вмешиваться в то, как поступаем в глубине. Мне очень не нравится мысль, что Леонид ввяжется в эту авантюру. Но я не вправе ни на чем настаивать.

Что ж, похоже, и впрямь вокруг в основном компьютерные муляжи. В «Лабиринт» ежесекундно входит один игрок, но никак не два-три десятка… – Стрелок, тебе никогда не казалось, что и в жизни все так же? – вдруг спрашивает Нике. – Что вокруг – манекены. С разными лицами, с разными характерами. Где-то свободы воли побольше, где-то поменьше. Но все равно девяносто процентов – куклы. Кем-то сделанные, чтобы нам веселее жить было. – С чего бы это? – Я даже немного теряюсь от такого допущения. – Ну, если верить в переселение душ… Людей-то все больше и больше становится. Откуда каждому брать душу? Вот и бродят – манекены. С виду нормально, а души нет. Можно, конечно, сказать, что не верю в переселение душ. Только это не аргумент.

– Что? Не тяни, Крейзи! – Мне тогда уже надоела вся эта затея, – признает Дик. – И я со злости запихнул свою точку входа в очень своеобразное место… на последний этап «Лабиринта Смерти». – Идиот… – только и говорю я, соображая, во что превратилась самая большая игра Диптауна за последнее время. – Как быстро можно пройти «Лабиринт»? – Он же теперь командный, – бормочет Дик. – Месяц… два. Леонид, если ты хочешь посмотреть, что мы наделали с Храмом, так иди другим путем!

Храм должен был быть вечным. Как сама глубина. А значит, не зависеть ни от одного сервера. Создающие Храм программы свободно блуждают по сети, их фрагменты дублируются, рекомбинируются, самостоятельно организуются для работы. Чтобы Храм исчез, надо уничтожить все машины в сети. Точнее, более девяноста трех процентов на нынешний момент. – Лихо, – только и говорю я. – Вы его делали на основе вирусной технологии? – Конечно. Этим занимался не я лично, большинство дайверов работали над созданием самого Храма. Программный базис для него писали профессионалы. – Значит, Храм существует… значит, он не имеет точного места в Диптауне… – Я закусываю губы. – Так. Как в него попасть?

Регистрация Храма преследовала лишь одну цель – избежать появления двойников. Фальшивых Храмов Дайвера-в-Глубине.

– Дайверы перестали видеть дыры в программах, – говорю я. И ухмыляюсь, словно испытываю глубочайшую радость от этого факта. – Они могли входить и выходить из глубины в любой момент, не ставя таймера. И еще – ограничение по времени в двадцать четыре часа на них не действовало. Только… это все ерунда. Работы у них не стало. И дайверы передохли. Пошли заниматься всякой фигней.

И мы ломали программную защиту, даже не понимая, как это делаем. Может быть, потому больше всего дайверов было из России? Мы ведь привыкли… так вот… на халяву. Не уметь, но делать. Не работать, но получать… Это была та сторона дайверов, из-за которой мы таились…

Легенда о мосте из конского волоса и волшебном яблоке «Аль-Кабара», легенда о Неудачнике, легенда о «Лабиринте Смерти»…

Два года назад большинство людей находились в Диптауне по телефонному соединению, через модемы. Скорость передачи данных была очень низкой, проработка мира на дисплее – минимальной. Зачем были

Андрей сделал странный жест, будто собирался поправить несуществующие очки. Вот из таких маленьких деталей и складывается образ – лукавый ленинский прищур, ослепительная гагаринская улыбка, сдержанная леоновская печаль. Каждый неординарный человек придумывает – осознанно или нет – какую-нибудь метку: движением, мимикой, интонацией. И несет ее как знамя собственного обаяния.