Федералы скорректировали огонь, и страшно воющие мины продолжали безжалостно накрывать оставшихся оппозиционеров.
К разрывам миномётных добавились взрывы противопехотных мин. Они подбрасывали тела, отрывали нижние конечности, нашпиговывали осколками пах и животы. Орали раненые, ухали взрывы, грохотали пулемётные и автоматные очереди…
Ночь опять выдалась лунная с невообразимым количеством звёзд на тёмном небосводе. В такую погоду хорошо признаваться в любви.
Но шла война…
– Командир, видишь двух клоунов? – поинтересовался старший лейтенант Кубаев. – Похоже, гонджубасом балуются, хулиганы. Дымина из-за брёвен валит, как на пожаре.
– Да, Куба, вижу, – отозвался капитан.
– Заняться ими? – деловито поинтересовался Кубаев, шевельнув «валом».
– Не надо, – подумав, ответил Туркалёв. – Они сейчас всё равно нихрена не видят, кроме своих мультиков. Им не до нас, им хорошо.
– Сентиментальный ты какой-то стал, командир, – нейтрально сказал Куба.
– Старею, видать, – покладисто согласился капитан.
– Движение справа, – вновь доложил Кубаев. – Отряд численностью до сорока человек скрытно подходит к позиции фéдеров.
Алексей стиснул зубы. Вряд ли это погоня за ними. Идут скрытно. Ага, вон, видны белые ленты на рукавах. Свои это. Но как некстати! Им всем сейчас только стрельбы не хватало.
Внезапно со стороны брёвен, откуда недавно поднимались видимые в прибор дрожащие струйки сигаретного дыма, раздалась короткая автоматная очередь грохотом разорвавшая ночную тишину, и одновременно ухнули первые выстрелы миномётов, стремительные трассеры пулемётной очереди улетели в сторону неизвестной группы. Завертелась кутерьма ближнего боя, когда расстояние между противниками составляет не более двухсот метров.
– Ползком к лесу! – скомандовал капитан. – Глядишь, в этом бедламе проскочим незаметно. Порядок движения прежний.
Это означало, что первым ползёт лейтенант Мамбеталиев, следом – лейтенант Седых, за ним – округлый, как и положено генералу, постоянно потеющий, несмотря на обезвоживание, и страдающий одышкой Тарасевич, за генералом ползёт командир группы, за ним следует старший лейтенант Кубаев, замыкает группу старший лейтенант Шахов.
Завязавшийся бой стал быстро смещаться в сторону спецназовцев. Беспорядочный грохот автоматных и пулемётных очередей приближался, его догоняли ухающие взрывы, первые осколки с пугающим визгом полетели над головами, что значительно осложнило ситуацию. Группа и «клиент» шли без бронежилетов, в одних разгрузках: операция не предполагала плотного огневого контакта с противником, поэтому тащить на себе лишний груз никто из офицеров не собирался, действовать приходилось скрытно и тихо, что при полной амуниции очень непросто.
Перестрелка быстро докатилась до группы. Рядом с притаившимися в траве офицерами побежали разгорячённые бойцы со знаками различия войск Объединённой Оппозиции – белыми лентами на левых рукавах курток.
Они вели огонь на бегу, иногда падали, стреляли, поднимались и бежали снова, перепрыгивая в спешке через спецназовцев, вряд ли в кутерьме успевая осознать, кто это лежит: враг или свои; целы, ранены или мертвы.
Кто-то что-то кричал, кто-то отборно матерился, отдавая приказы – то залечь, прикрывая отход остальных, то перебежками переместиться на другую позицию.
Мины выли и выстужали душу, ложась совсем рядом, осколки страшной косой секли траву.
Взрыв грохнул неподалёку от Туркалёва, вжавшегося насколько было возможно в землю, закрывшего голову руками, будто это могло помочь.
На него швырнуло нашпигованного осколками, дико заоравшего солдата. От непереносимой боли боец дрыгал ногами в берцах.
Туркалёв заставил себя открыться, перевернувшись на спину. Слышать в таком положении воющие на подлёте мины неизмеримо сложнее, чем лёжа на животе, уткнувшись лицом в землю. Он оттолкнул сучащие ноги раненого в сторону, и вновь перекатился на живот, подальше от орущего солдата.
Тут вдруг вскочил генерал-майор и с дурным от страха лицом побежал в сторону леса.
– … твою мать!!! – заорал капитан. – Ложись!!!
Неимоверным усилием воли заставив тело оторваться от спасительной земли, он дёрнулся за генералом, но услышал вой очередной летящей мины и снова вжался в землю.
Взрывы пехотной и прилетевшей мины слились почти в один. Генерала подбросило, осколки с комьями земли секущим градом полетели в стороны.
Над Янычаром пронеслась тугая горячая волна. Мгновение спустя, он поднял голову и увидел Тарасевича с оторванной по колено правой ногой. Тот, выгнувшись от мучительной боли, лежал на спине и дико орал, стуча руками по земле, судорожно скребя её холёными пальцами.
Матерясь сквозь зубы, капитан пополз к генералу, осторожно тыкая перед собою ножом разведчика, опасаясь услышать характерный скрежет. Если вдруг противопехотные мины окажутся перед ним, а генерал сумел их перепрыгнуть, напоровшись всё же на другую, то придётся искать обходной путь, и не факт, что там удастся проползти.
Лезвие ножа беспрепятственно уходило в землю. Мины на подлёте продолжали выть, разрываясь где-то впереди, ближе к лесу. Там же бухали противопехотные. На них напоролись остатки отряда, стремящиеся к спасительному лесному массиву.
Капитан дополз до Тарасевича и вколол ему промедол. Генерал обмяк, а Янычар принялся перетягивать культю с торчащей костью и бьющей толчками чёрной кровью. К капитану подползли остальные парни и начали помогать.
– Все целы? – неожиданно охрипшим голосом спросил Алексей.
– Меня в левое плечо зацепило, – ответил Седых. – Рука немеет.
– Куба, помоги Негативу, – попросил Янычар.
Кубаев стал оказывать ему первую помощь.
Тарасевич, тяжело дыша, спросил:
– Что со мной?
– Ранены вы, товарищ генерал-майор, – тактично ответил капитан, продолжая перетягивать культю.
– Яйца… Яйца целы? – срывающимся голосом спросил Тарасевич.
Он приподнялся и увидел, что правой ноги до колена нет.
– Ы-ы-ы!!! – завыл генерал. – Нога!!! Где нога?! Найдите ногу!!! Её пришьют в госпитале!!!
– Диск где? – жёстко спросил Туркалёв.
– Ы-ы-ы!!! – не слыша его, выл генерал. – Найдите ногу!!!
– Мамба, посмотри, – коротко бросил капитан Мамбеталиеву.
Тот, немного приподнявшись, осмотрелся, что-то увидел в высокой траве, пополз в ту сторону, тоже аккуратно тыкая перед собою ножом. Потом, не разворачиваясь, начал пятиться. Молча показал капитану измочаленный кусок чужой ноги в берце. Отстранился так, чтобы свет проклятой луны попал на уцелевшую ногу Тарасевича, сравнил берцы на целой ноге и на оторванной, отрицательно покрутил головой. Оба были левые и вообще не похожи. У генерала новый, качественный, а у Мамбы в руках стоптанный, с полустёртым каблуком, вместо шнурка кусок медной проволоки.
Янычар, заговорщицки сморщившись, незаметно слегка махнул рукой и произнёс:
– Нашли вашу ногу, товарищ генерал-майор. Там аккуратный срез, любой хирург спокойно пришьёт, будет как новая. Где диск?
– Если я скажу, вы меня бросите, – тяжело дыша, ответил Тарасевич.
– Не бросим, – твёрдо ответил капитан. – Есть приказ доставить вас живым вместе с диском. Я хочу точно знать, что вы не потеряли его.
– Не потерял, он зашит в куртке за подкладку. Я вам не говорил там, в городе, не считал нужным. Теперь вы меня бросите, да?..
Капитан промолчал.
Мамба быстро охлопал Тарасевича, нащупал что-то через ткань, ещё раз проверил чуткими руками, согласно кивнув капитану.
– Всё, уходим, – скомандовал Янычар. – Порядок движения: Мамба – первый, за ним я и Куба тащим генерала, замыкающие – Негатив и Бек. Мамба, сооруди генералу кляп, чтобы не заорал в самый неподходящий момент, руки свяжи за спиной, а то кляп выдернет, и вколи ему ещё промедолу.
До леса, по большой дуге огибая минное поле, пришлось ползти, укрываясь в высокой траве.
Бой закончился, но ночную тишину нет-нет, да и разрывали вопли раненых, переходящие с потерей крови в слабые стоны, постепенно затихающие, что могло означать только одно…
Разорванные внутренности и остывающие тела несчастных едва заметно парили…
Привыкшие ко всему парни знали об этом эффекте и видели его сейчас: если присмотреться – луна и звёзды подрагивали в поднимающемся от тел тепле.
Со стороны федеров изредка постреливали из пулемётов и автоматов по всяким неверным теням.
По времени группа начала опаздывать. Чтобы успеть к приходу «мишки», по лесу побежали в хорошем темпе, неся по очереди генерала на закорках, не привлекая лишь раненого Негатива.
Тяжело дыша, разведчики бежали на пределе сил. Резво проскочив основную часть пути, группа наверстала упущенное время и пошла с прежней осторожностью, используя деревья в качестве укрытий.
Мамба, шедший первым, замер, подняв согнутую в локте левую руку. Остальные притихли, где стояли. Бек, нёсший на спине генерала, аккуратно опустился на колени и потихоньку свалил тело на землю, строго посмотрев в выпученные глаза Тарасевича. Похоже, он задыхался от кляпа, его по понятным причинам вытаскивать никто не собирался. Действие промедола уже заканчивалось, поэтому Шахов вколол раненому ещё дозу, увидев как у того «поплыли» глаза. Удовлетворённо распрямившись, Бек вместе с остальными стал всматриваться в ночной лес.
Какое-то время ничего не менялось, но каждый знал, у Мамбы чутьё на опасность, просто так сигнал тревоги он подавать не станет. Минуты тянулись бесконечно долго, навёрстанное время опять начало работать против них.
Но вот Мамба медленно поднял «винторез».
В частоте деревьев показались солдаты федеральных войск. Они шли осторожно, обходя сухие ветки, пригнувшись, чутко вслушиваясь в тишину леса. Луна и здесь освещала всё призрачным светом через кроны высоких сосен и елей, давая неверные тени.
Каждый из офицеров смог насчитать восемь солдат вооружённых автоматами, в касках, в бронежилетах третьего класса защиты. Какова на самом деле численность противника, сказать точно никто бы не смог. Наверняка это передовой отряд, дозор. Но медлить больше нельзя, время уходит.
Раздался чуть слышный хлопок. Шедшего первым солдата отбросило назад. Клацнул затвор, чуть дымящаяся гильза исчезла в траве.
Пока другие, сообразив, в чём дело, падали, Мамба застрелил ещё двоих. Они умерли прежде, чем успели коснуться земли.
Остальных застрелили капитан, Куба и Бек.
Раненый в плечо Негатив контролировал подходы к месту почти бесшумного скоротечного боя.
Уходили быстро, приходилось рисковать, но времени не оставалось на то, чтобы идти, укрываясь за деревьями. Вдалеке уже слышался шум винтов «мишки». До места посадки оставалось метров пятьсот.
По приказу капитана, Мамба ускорил бег, чтобы первым прийти в условленное место, осмотреться и занять оборону, а при необходимости – ликвидировать противника.
Неширокая поляна открылась как-то внезапно, сразу, парни просто выскочили на неё из леса и увидели, как на посадку идёт Ми-8Т. Шум работающих винтов стоял такой, что казалось, проснулся весь лес, а сюда спешат все федеры.
Шасси винтокрылой машины коснулись земли, бешено крутящиеся лопасти пригибали траву на поляне и колыхали ветви деревьев.
Диверсанты, пригибаясь, волоком тащили генерала уже по двое, потому как в одиночку с этакой тушей справиться больше никто не мог, все выдохлись окончательно.
В проеме дверцы они увидели установленный пехотный скорострельный автоматический гранатомет АГС-17 «Пламя». Тренога с гранатометом крепилась растяжками, чтобы дергающийся при стрельбе АГС не вылетел из кабины. Гранатомёт являлся очень эффективным средством в борьбе с живой силой противника на дистанциях до восьмисот метров: плотный веер осколков выкашивал даже траву в радиусе семи метров от места взрыва. Боезапас в барабане составлял двадцать девять осколочных 280-граммовых гранат. Огонь вёлся вбок по полету, накрывая противника хорошо видимой цепочкой разрывов, или с виража, плотно укладывая гранаты в цель.
Затолкав между растяжками тело в салон, парни попрыгали следом, дополнительно к гранатомёту ощетинившись оттуда короткими толстыми стволами «валов». Из леса выбежал Мамба, всё это время прикрывавший посадку группы. Прижимаемый тугими потоками воздуха, он добежал до машины, сходу запрыгнул в неё, умудрившись не запутаться в растяжках.
Пилоты тут же начали «выбирать винты», что на жаргоне вертолётчиков означает набор высоты. Машина оторвалась от земли. Поляна, уменьшаясь в размерах, уплывая вниз и в сторону, быстро обросла частоколом деревьев.
Из леса появились человеческие фигурки, так же как и спецназовцы, неожиданно для себя выскочившие на поляну. Они юркнули назад за деревья, готовясь к стрельбе, подняв автоматы, ловя в прицелы сквозь ветки сосен винтокрылую машину.
Вертолет лег в разворот, и борттехник накрыл преследователей одной очередью из гранатомёта. Край поляны расцвёл вспышками частых разрывов, не оставляя ни одного шанса преследователям. Десятка гранат хватило, чтобы среди посечённых осколками деревьев остались изувеченные тела федеров.
Машина ушла вверх и в сторону. Офицеры без сил попадали, кто где.
Капитан смотрел в незакрытый проём и видел далеко в стороне и внизу Красноярск, чадящий багровыми в ночи пожарами. Бои за него шли упорные и тяжёлые. И всё же оппозиционерам пришлось оставить город.
«Огненный Яр», – подумал он устало.
Затем вопросительно посмотрел на Негатива.
Седых кивнул, мол, порядок, держусь ещё.
Янычар вытащил кляп изо рта генерала, и Тарасевич тут же завопил:
– Где моя нога?! Под суд пойдёте, твари!!! Сгною всех живьём!!!
– Где та нога-то? – перекрикивая шум, спросил капитан у Мамбы.
– А хер её знает! – крикнул в ответ Мамбеталиев. – Там где-то и бросил, всё равно же не его была!
– Расстреляю всех лично!!! – продолжал бесноваться Тарасевич.
Капитан с силой забил ему кляп обратно и вытащил нож разведчика.
У генерал-майора от страха глаза полезли на лоб.
Алексей распорол его обычный солдатский без знаков различия камуфляж и вытащил квадратную плоскую коробку. Приоткрыл, увидел зеркальную поверхность диска, снова захлопнул, глубоко и удовлетворённо вздохнул.
Подумал, что надо доложить о штабе бригады федеров в административном корпусе ТЭЦ. Пусть его как следует обработает артиллерия.
Ещё Янычар подумал, что ума у генерала хватило переодеться в обычный солдатский камуфляж. А вот куда спрятать округлый живот, холёное лицо и изнеженные руки?
Правда, лицо у него сейчас совсем не холёное, а серое, с запавшими глазами и тёмным провалом рта с неэстетично торчащим кляпом. Всё-таки ранение тяжёлое, до конца жизни будет на протезе ковылять. Сам виноват, нехрен по минному полю бегать.
Но всё равно повезло генералу: свои нашли раньше федеров. Те бы ему автомат в жопу засунули и выстрелили. А потом кто-нибудь присвоил бы его берцы. Они хорошие, дорогие, выдают с потрохами принадлежность владельца к старшему офицерскому составу.
Янычар глянул на свои видавшие виды вахруши и снова посмотрел на ногу генерала. В памяти неожиданно всплыла скабрезная присказка, услышанная ещё в военном училище от острого на язык старшины роты:
«Хорошо тому живётся, у кого одна нога: и з… меньше трётся, и не надо сапога».
Сдерживая лезущую на лицо неуместную улыбку, капитан откинулся на гудящую стенку и прикрыл устало веки.
О проекте
О подписке