Когда-нибудь я его повешу, пообещал себе дон Гарсия. Диаса, конечно, Понсе де Леон сам себе погибель обеспечит, как дедушка. Вот получит мерзавец увольнительную, вернется в Консепсьон, и тут без драки или поединка не обойдется. Тогда я ему петлю на шею и наброшу.

Мечты, мечты… Пока предстояло решать более насущные проблемы. В первую очередь, объяснить Киспигуанче, что его нельзя выпускать из крепости до тех пор, пока арауканы не будут отброшены. И это не единственная причина…

Киспигуанча, разумеется, ничего не желал понимать. Вел себя так, будто дон Гарсия не спас его от верной гибели, а нанес ему глубочайшее оскорбление. В камере вообще отказался разговаривать – мол, он должен видеть солнце (губернатору чилийское солнце, невыносимо палящее летом и совершенно не греющее зимой, осточертело до крайней степени, впрочем, собственно в Консепьоне с его гнилым климатом немудрено запутаться). Пришлось позволить ему прогулку. Не без осторожности, конечно. Киспигуанчу держали без кандалов, а со свободными руками, даже без оружия, он на многое был способен. Но потом Гарсия Ремон решил, что во дворе и на стенах достаточно солдат – и все они стараниями губернатора и на средства того же Киспигуанчи хорошо вооружены.

Так, под прицелом аркебуз, они и прогуливались. В тени кирпичных стен, возведенных после восстания Кауполикана. Не слишком увлекательная прогулка, но Киспигуанча сам этого хотел.

– Пойми, проклятый упрямец. Своим поступкам ты не только предал короля. Ты предал святую католическую веру. Церковь карает сурово и за меньшее.

– Разве король не тебя поставил управлять этой страной?

– В том, что касается светской власти, – да. Но его величество католический король Фелипе не посягает на дела церкви. И церковь имеет великую власть, даже здесь, на краю земли. Если тебя будут судить церковным судом, я ничего не смогу сделать. И благодари Бога – и меня, – что Франсиско де Оталора до тебя не добрался.

Дон Гарсия не лгал. Всякому здравомыслящему человеку известно, что отступнику от христианской веры – прямая дорога на костер. Как в Старой Испании, так и в Новой. У нас здесь нет марранов и морисков (хотя кое-кто говорит, что уже есть), зато есть индейцы. Пора б уже уяснить: или ты язычник и губишь свою душу, или ты добрый католик и душу свою спасаешь, а третьего не дано, и метаться между верами не положено. А сложности с церковным судом могли возникнуть именно здесь, в Чили. Епископ Лимский известен святой жизнью и редко вмешивается в светские дела. Чего не скажешь о провинциале францисканского ордена де Оталоре, занимающем высшую церковную должность в Консепсьоне.

Не то чтобы дон Франсиско де Оталора был жесток. Напротив, с точки зрения губернатора, он злоупотреблял правом церковного убежища. Но вот крайне решителен – это да. И самостоятелен. Вместе с монахами своего монастыря он представлял в городе серьезную силу, в том числе и вооруженную. В условиях военного положения оно, конечно, полезно. Но не сейчас. И это при том, что отношения у де Оталоры с доном Гарсией, мягко говоря, натянутые.

Но Киспигуанчу такие тонкости не волновали.

– Ты лжешь, – сказал он. – Вы, испанцы, всегда лжете, чтоб оправдать нарушение клятвы.

Если бы дон Гарсия услышал такие слова от белого человека, то взялся бы за шпагу, несмотря на свою высокую должность. Но выяснять вопросы чести с дикарем – пусть даже он принял крещение, учился в миссионерской школе и именуется «доном» – бессмысленно.

– А вы, арауканы, никогда не цените благодеяний. Я не стану напоминать, что снял тебя с виселицы…

– Чтобы заточить в крепость!

– И в этой крепости ты живешь лучше, чем мои офицеры. Ты ни в чем не знаешь нужды, ты свободен от цепей, ты можешь выходить на прогулки, в то время как другие индейцы – вот. – Он кивнул в сторону тюремной стены.

В отличие от арауканов, испанцы пленных брали. В первую очередь потому что нуждались в рабах для строительных и сельских работ, а также для рудников – при том, что из мапуче работники плохие. Но этих в крепости никто не держал. Сюда попадали закоренелые преступники, которых ждали телесные наказания и казнь, пленные вожди и вражеские лазутчики – для допросов. Как правило, допросы с пристрастием не приводили ни к чему – арауканских воинов с детства приучают переносить пытки. Из-за этого некоторые испанцы и верят, что их поддерживает дьявол. Однако здесь научились добывать признания. Хитростью или каким иным путем.

Во дворе находились те, на кого хитрости или попытки вызвать доверие действия не оказали. Их держали в колодках, на солнцепеке летом, зимой под дождем, без еды и питья. Это ломает не хуже пыток.

Киспигуанча скользнул взглядом по фигурам пленников, скорченных у стены, и остановился.

– Этот старик… откуда он?

Пленник и впрямь был стариком, его седые волосы, длинные – у большинства привязанных здесь волосы были подстрижены ниже глаз и выше ушей – слиплись от грязи и пота, шрамы на лице были так же резки, как морщины.

Губернатор постарался припомнить, что ему докладывали.

– Попался нашему разъезду у самого города. Лазутчик, как Бог свят.

– Он не мапуче. Он киче.

– А, все вы на одно лицо…

– Я хочу поговорить с ним. Прикажи, чтобы с него сняли колодки и привели ко мне. Взамен я обещаю не бежать, пока ты меня не выпустишь.

– Зачем тебе это надо?

– Я спрошу у него, что он здесь делал. А если узнаю я, узнаешь и ты.

Это было дельное предложение, и дон Гарсия согласился.

Губернатор действительно позаботился о том, чтоб его тайный компаньон в заточении не знал нужды. Поэтому гость, приведенный с раскаленного двора в прохладную камеру, мог утолить голод и жажду. Сигары, которые приносили Киспигуанче, были свернуты неправильно, как все, что делают белые люди, но все же их можно было курить. И когда они выкурили столько, сколько подобает достойным людям для того, чтобы начать беседу, дон Франсиско спросил:

– Что ты здесь делал, Текопаль?

– Ждал тебя. Я знал, что ты здесь будешь.

Старый жрец называл себя провидцем, но сознание Киспигуанчи было отравлено миссионерским воспитанием, вдобавок Текопаль принадлежал к другому народу. Бывший лонко (так именовались вожди мапуче, слово «касик» употребляли только испанцы) ничего не ответил.

– Я предупреждал тебя – не сражайся с перерожденным шаманом. У него два нагуаля, таким всегда все удается.

На сей раз Киспигуанча отозвался:

– Мы говорим: «он ухватил за хвост Чинифилу, рогатую змею удачи». А нагуалей наш народ не почитает. Для него важнее нгильятуэ – духи, что следят за соблюдением обрядов.

– Это глупо. Нет ни человека, ни божества без нагуаля. Даже у Солнца и Луны они есть.

Странно, но отцы-миссионеры когда-то говорили юному дону Франсиско то же самое. Только нагуалей они называли «ангелами-хранителями». Может, поэтому Киспигуанча и не поверил Текопалю, когда тот пришел к нему впервые.

– Я говорил тебе – ни силой оружия, ни силой золота испанцев победить невозможно. Как бы ни были они жадны, как бы отважно вы, мапуче, ни сражались. Нужна иная сила…

– Когда пришли испанцы, инки и кечуа вырвали сердца у сотен жертв. Но боги не пришли к ним на помощь.

– Потому что те, кто заперлись в каменных городах и строили храмы на вершинах пирамид, все делали неправильно. И боги их не услышали. Древняя мудрость оказалась забыта. И потому нагуали испанцев теснят наших.

– Ангелы и святые… – проговорил Киспигуанча. – А наши боги и духи для них демоны и бесы.

– Неважно, как назвать. Важно одно – в битве духа сила на стороне испанцев. И пока дело обстоит так, неважно, сколько продлится эта война. Поколения за поколениями духовная сила будет поддерживать испанских солдат. И наши воины не выстоят.

– Губернатор только что уверял меня, что на самом деле у них правят не король и его воины, а церковь… духовная власть. А теперь ты говоришь то же самое.

– Даже такой глупец, как этот Ремон, способен видеть правду, почему же ты, мудрый Киспигуанча, ее не видишь? Спастись от притеснений истинный народ этой земли может только чудом. – И повторил на языке нагуа, хотя прежде говорил на мапу-дунгун: – Xaqui naual, xaqui puz xbanatahvi.

– Испанцы отучили меня верить в чудеса, хотя сами только о них и твердят.

– Поэтому ты сейчас в темнице.

– Ты тоже.

– Я – по своей воле. И по своей же воле выйду отсюда, когда захочу. У испанцев есть люди, обладающие духовной силой, силой шаманов. Но не здесь. Все, кто есть в этой крепости, – слепы. Я пришел сюда и позволил им истязать себя лишь для того, чтоб ты понял: вожди народов, подобные тебе, имеющие богатство, и оружие, и храбрых воинов, должны направить все это на исполнение моего замысла. Чтобы церковь сама отдала духовную власть в наши руки.

– Я не верю, что такое возможно.

– Забудь неверие, загнавшее нас в тупик. Я говорил тебе: их монахи и священники – не все, но многие – способны видеть мир духов, но истинный путь в этом мире, путь шамана-воина, им неведом. Пока что этот путь преграждают их духи-хранители, а наши слишком слабы. Но если призвать из Верхнего мира и из Нижнего мира самых могущественных нагуалей, нечеловеческих, хранители испанцев будут отброшены, и священники окажутся беззащитны перед вторжением. И последние станут первыми…

– Это мне тоже говорили миссионеры.

– Я же не утверждаю, что вся их вера ложна, часть истины доступна их духовному зрению… и это сделает их нашей добычей. Но, для того чтобы привести этот замысел в действие, понадобится время, понадобятся средства, понадобится власть.

Дон Франсиско де Киспигуанча ответил не сразу. Они снова закурили, ибо величайшее испытание как для воина, так и для шамана – обходиться без курения. Только сильные духом способны выдержать его. И лишь потом Киспигуанча сказал:

– Я помогу тебе, Текопаль.

Старик также промолчал, продолжая затягиваться густым жирным дымом. Он верил в действенность своего замысла. Но это правда – на его воплощение могут уйти годы. Нужно найти всех шаманов, способных свершить великое путешествие, и всех вождей, способных предоставить им для этого все необходимое: снадобья, золото, кровь. Нужно наладить связь, дабы все произошло единовременно. Все это требует таких усилий, что кажется неисполнимым. Но не для того, кто дальше всех продвинулся на пути шамана.

Настанет час – через год ли, через десятки лет, – когда загорятся сигнальные костры от океана до океана, от пустынь ледяных до пустынь обжигающих, от великих лесов на юге до великих гор на севере. И шаманы киче, нагуа, кечуа, аймара, мапуче, гуарани – всех народов, сохранивших частицы истинного знания, – искурят правильные сигары, исполнят танец ночной ласточки, и танец двуутробки, и танец броненосца, и пересекут реку крови, и спустятся в Нижний мир – Шибальбу, во все девять его слоев, и минуют Дом Мрака, и Дом Ножей, и Дом Холода, и Дом Пламени, и Дом Нетопырей. И если они пройдут испытания в каждом из этих домов, то смогут подняться в Верхний мир, во все тридцать его слоев, и поднимутся в средоточие света, к божественным близнецам Хун-Ахпу и Шбаланке, Солнцу и Луне, и упросят их послать своих духов-хранителей на помощь своим народам, сынам света. И божественные звери, что хранят Солнце и Луну, войдут в мир видений и победят там хранителей пришлых священников, и те склонятся перед их силой и отдадут свою великую власть тем, кто ныне угнетен и принижен более всех.