Неудачник

Этот рассказ о чувствах и переживаниях,

О внутреннем мире и неустроенности

В личной жизни кроткого человека,

Обычного рядового ученого я посвящаю

Своему доброму другу и замечательному

Человеку, моему литературному редактору

Светлане Булкиной

В сознании Игнатия Прокопьевича Окладникова зародилась искорка надежды. Надежды на изменение его серого бытия. Новенькая библиотекарша Зоя Петровна Багаева обратила на него внимание. Когда Игнатий приходил брать разные книги, она внимательно и с нескрываемым интересом слушала его рассказы о многообразии видов растений. Он говорил, что различные представители растительного мира распространены практически по всей территории планеты Земля. Исключение составляют Антарктида, острова в Северном Ледовитом океане, Гренландии и места высокогорных массивов. Не все виды произрастали в благоприятных условиях, некоторым приходилось выживать при низких температурах, нехватке света и влаги, даже под водой, поэтому они выработали различные варианты адаптации, помогающие им существовать в невероятных условиях окружающей среды. И даже размножаться в ней. При этом Зоя Петровна начинала ощущать себя таким растением. Она думала, что наконец-то ей может повести. Ей, засидевшейся в девках, может подвернулся тот случай, когда можно будет создать семью, родить детей и быть счастливой. На крайний случай можно будет при разводе оттяпать по закону половину профессорской квартиры Игнатия Прокопьевича, в которой он проживал в одиночестве. Она ждала от своего ухажера целенаправленных действий, но вот уже полгода их культурное времяпровождение ограничивалось беседами и изредка походами в кино. Там Зоя Петровна с нетерпением ждала от Игнатия каких-то активных действий. В темноте зрительного зала она периодически томно вздыхала, время от времени начинала ерзать в кресле. А когда при этом ее коленка случайно прикасалась к ноге еще несостоявшегося возлюбленного, он трепетно замирал. Но продолжал сидеть не шелохнувшись. Все его сознание наполнялось истомой и робко торжествовало. А тело при этом было будто бы парализованным.

– Бамбук, – думала Зоя Петровна об Игнатии Прокопьевиче.

Бамбук – это особенное растение. Оно за период свой эволюции выработало эдакое специфическое расписание для размножения. Бамбук не цветёт и не вырабатывает семена в течение долгих-долгих лет. И только один раз в столетие у него разом выпускается огромное количество семян, покрывая всю землю вокруг волшебным одеялом.

– Когда же он созреет, когда? – мучилась тревожными мыслями Зоя Петровна.

И вот это время «для разбрасывания семян» настало. Игнатий пригласил Зою Петровну к себе домой. Повод нашелся приличный – празднование его очередной публикации в одном из всемирно известных научных ботанических журналов.

Игнатий Прокопьевич не мог сдержать своей радости: «Зоенька сразу согласилась прийти ко мне домой. Она не посчитала меня вульгарным или каким-нибудь сексуальным маньяком. Она красивая, отзывчивая и добрая. Она, наверное, моя будущая вторая половинка», – мечтательно думал неопытный Ромео о своей Джульетте.

С женщинами у Игнатия по жизни как-то не заладилось. Не был он финансово привлекателен. Да и внешность у него была невзрачная. Ботаник и есть ботаник. Да еще он немного подволакивал правую ногу при ходьбе. От переживаний, что защита его докторской диссертации откладывалась, он заработал микроинсульт. А все из-за ерунды: несогласования с научным руководителем его выводов об адаптивности эмбрионов чешуйчатокрылых насекомых к влиянию гетерогенных факторов при образовании адсорбционного соединения в гемолимфе и затем перераспределения связей в ее структуре. По этой причине приходилось ходить с тростью, доставшейся Игнатию от отца профессора.

Но тут Игнатия, наверное, бес попутал. В ожидании свидания, он совершил невероятный поступок. Вечером, когда наступили сумерки, он впал в тяжкий грех, нарвав на клумбе возле беседки во дворе своего дома букет цветов. Денег-то не было. Уже три месяца не выдавали зарплату. «Перестройка и гласность» Горбачева были серьезным разочарованием для многих россиян. Сначала Игнатий радовался переменам в родной стране – Советском Союзе. А потом и телевизор смотреть перестал, надоела ему пустая болтовня с экрана. К тому же прилавки магазинов внезапно опустели. Жил он в просторной квартире со старушкой матерью Верой Ивановной. Отец, Прокопий Иванович Окладников, умер рано. Инфаркт случился у профессора по естественным наукам.

Маме пришлось одной поднимать сына. А потом уже он ухаживал за своей больной мамочкой. Делал все возможное и невозможное, чтобы скрасить ее существование. Завел собачку пуделя. Назвали ее Стешей. Собака была необыкновенно преданным другом. В отсутствие Игнатия скрашивала существование старушки свой собачьей любовью и преданностью. Любовью искренней, на которую не все люди способны. Вера Ивановна болела долго. Потом она умерла. А Стеша, прожившая с нею всю свою жизнь, тосковала, тосковала и сбежала. Говорят, что собаки, чтобы не доставлять боли хозяевам, убегают на улицу, чтобы там в укромном местечке помереть. Она тоже была уже старенькой.

Вот так Игнатий Прокопьевич остался совсем один.

– Надо хорошенько подготовиться к встрече Зои Петровны, – думал Игнатий Прокопьевич. – Наверное, нужно взять бутылочку хорошего вина?

Торт уже куплен, дело за малым. Игнатий открыл шкатулку, куда по устоявшейся семейной традиции мама складывала зарплату, принесенную Игнатием из своего научно-исследовательского института. Потом она отсчитывала оттуда денежки на квартплату – это было самым первым делом. Так была устроена его мама, впрочем, как и почти все люди того поколения. Шкатулка была пустая. Игнатий тогда направился к стеллажу с книгами. Этот отцовский стеллаж и был одним из значимых украшений и самой главной единицей из всей скромной меблировки их квартиры. Там, в книге «Умные растения», где описывается, как они приманивают и обманывают, предупреждают собратьев, защищаются и зовут на помощь, он прятал свою заначку на «черный» день. И вот, купюра с номиналом пятьдесят тысяч рублей захрустела в руках Игнатия Прокопьевича. Теперь, после деноминации 1998 года, с такой купюры было изъято три нуля, и она стала обычной, уже привычной нам пятидесятирублёвкой. Новые проекты денежных знаков были предложены командой И. С. Крылкова в 1995 году. В 1996 году Леонид Парфёнов и Марат Гельман разработали свой проект банкнотной серии номиналами от 1 до 100 рублей. Дизайнером Еленой Китаевой он был воплощён в жизнь. Банкноты предложили посвятить выдающимся деятелям России по отраслям науки и искусства: 1 рубль – спорт, 3 рубля – изобразительное искусство, 5 рублей – театр, 10 рублей – музыка, 25 рублей – литература, 50 рублей – естественные науки, 100 рублей – А. С. Пушкин. Таким образом, науке ботанике, родной для Игнатия, соответствовала пятидесятирублёвка.

В торце его дома обосновался вино-водочный магазин. Он был настоящим полем боя для страждущих выпить и похмелится иркутян. Чтобы попасть к амбразуре, где выдавали живительную влагу, нужно было пройти не один круг ада. Спиртное было по талонам и его для всех желающих не хватало. Игнатий Прокопьевич пристроился в самый конец очереди. Сама эта очередь напоминала нашему герою длиннющую цепь людей, какую раньше в семидесятые годы двадцатого столетия ему доводилось видеть при посещении мавзолея В. И. Ленина в Москве. А когда замаячила приближающаяся входная дверь, кто-то вдруг попытался пролезть вперед. Это был здоровенного вида мужик с синюшным лицом, красными глазами и с передними зубами, выбитыми в шахматном порядке.

Игнатий Прокопьевич начал возмущаться.

– Позвольте, милостивый государь…

– Ё, ты чё, очкарик, обзываться начинаешь?

– Что вы, сударь, это не ругательство, а всенепременно настоящий комплимент.

– Ага, я чё тебе, баба что ли? Комплимент бля. Ты за пидора сейчас ответишь.

– Да не обзывался я и не ругаюсь на вас. Неужели вы меня не понимаете?

– Вот и что я дурак сказал, интеллигент сраный.

– Да как вам не стыдно, молодой человек?

– Ну и бессовестным меня окрестил, яйцеголовое ты чмо.

– Вы меня совсем не слышите. Я же вежливо вам отвечаю.

– Вот щас за глухого в добавок ко всему ответ держать будешь.

– Извольте, мой дорогой друг, мне не угрожать. Я не из робкого десятка.

– А чё? Иначе тростью меня наеб…, навернешь или своим пенсне по роже заедешь?

– Как такое возможно? Применять грубую силу к собеседнику неподобающе.

– А обзываться разве красиво? Я же тебе ничего плохого еще не сделал.

– Ещё нет. Но ваша риторика и тыканье мне кажутся не очень вежливыми.

– Когда кажется креститься нужно, понял? А за базар свой ответишь по понятиям.

– Понятие ответственности за неправомерные действия заложено в гражданском и уголовном праве. Только суд может вынести свой вердикт на основании всестороннего и полного исследования обстоятельств дела, основываясь на заявлении потерпевшей стороны и предъявленных ею доказательствах.

– Ты чё-е меня терпилой* хочешь сделать и к балахонщику** отправить – стучать на тебя? Западло*** для настоящего пацана такое. Стукачом меня представить решил? Не в масть**** это. Я за три ходки всегда был в авторитете, как правильный босяк*****. Чести своей я не замарал.

(Примечание: жаргон *потерпевшим; **судье; ***противно; ****масти на зоне – это деление всех заключенных на своеобразные группы, которые отличаются друг от друга тюремным статусом, правами и понятиями; *****пацан, которому просто «западло» – противно работать на «хозяина» – начальника тюрьмы).

– А чего вы меня запугиваете? Я вас не боюсь.

– Надоел уже. Завари свой хлебальник. А то щас как дам в дыню, луполки свои проглотишь!

– Ах так, – начал закипать Игнатий Прокопьевич.

Трость упала. Он оттолкнул обидчика, вытянул вперед свои худенькие руки в неуклюжую типа боксерской стойку и начал по-козлячьи подпрыгивать, оставаясь на одном месте.

– Безобразие. Я не дам вам надо мною издеваться. Я могу дать отпор!

Увидев эту комичную позу беззащитного по своей сути человека, здоровяк расплылся, обнажив экзотическую улыбку. Его глаза потеплели. И уже голосом с дружественной интонацией он произнес:

– Я вижу, что ты пацан с характером, духовитый. Даже быковать могёшь. Ты мне пондравился. Давай я встану в очередь за тобой.

Мужики в очереди напряженно молчали. Но никто даже не посмел высказать возражения этому амбалу. И вот наши герои приблизились к вожделенному прилавку.

– Чего тебе, мужик? – прогундосила толстая с золотыми зубами продавщица.

– Здравствуйте, сударыня, мне, пожалуйста, бутылочку Château Pichon Longueville Comtesse de Lalande или что-то вроде этого. Будьте любезны.

– Чаво? – удивилась матерая работница торговли.

– У меня сегодня свидание с девушкой, я хочу приобрести немного благородного французского вина. Не могу же я угощать порядочную даму водкой.

– Ага, щас тебе и по лаланде, и по балде, и по манде зафитилим, если будешь, сука, очередь задерживать, – послышались злобные вопли из начинающей звереть толпы.

– Слышь, братан, бери пузырь «Солнцедара». Выпьете с бабой, он вас торкнет и могёшь ее растележивать. Проверено, сбоев не было, – вступился за Игнатия многоопытный в этом деле здоровяк, злобно окинув взглядом очередь выпивох.

Толпа замолчала и стала терпеливо ждать.

– Что вы такое говорите? Это же вульгарно! – застонал Игнатий Прокопьевич.

– Бери или вали оцедова, – взревела представительница бога торговли Гермеса.

Толпа начала улюлюкать. Деваться некуда. Игнатий взял «огнетушитель Солнцедара» 0,75 литра и поспешил ретироваться прочь. Но здоровяк поймал его за руку, попросил задержаться на минутку и подождать его.

– Эй ты, животное, дай-ка мне три флакона «Андроповки», – крикнул здоровяк продавщице, – люблю я эту водочку.

– На, только не быкуй тут. Не таких шустриков видали, – скороговоркой произнесла обиженная на здоровяка продавщица.

Наконец, наши герои вышли на свежий воздух.

– Федя, – широко улыбаясь представился здоровяк, протягивая свою синюю от татуировок клешню Игнатию Прокопьевичу, – меня еще Делимом кличут.

– Очень приятно. Меня зовут Игнатий Прокопьевич, – улыбнулся в ответ наш герой.

– Игнатий, пойдем бухнем за знакомство. Ты нормальный пацан. Я даже не ожидал от тебя такой прыти. Мне, как правило, никто не возражает, когда я прорываюсь вне очереди за пойлом. Все в очереди хари отворачивают. А ты даже чуть не полез драться.

– Да вы, Федор Делимович, очень искусный специалист по достижению цели. На ровном месте способны создать конфликтную ситуацию. И, благодаря своим внушительным габаритам, можете решить проблему приобретения водки без особого труда, – произнес Игнатий Прокопьевич.

– Я не Федор Делимович, а Федор Делимов или по погонялу Делим. Слышь, давай, братан, на «ты». Правильным пацанам нужно быть попрощее.

– Давай, Федор, как скажешь, – осторожно улыбнулся в ответ Игнатий.

– Вот и хорошо. Где кости бросим, чтобы спокойно побазарить?

– Пойдем ко мне во двор, там беседочка есть, тишина и покой. Вон там.

Присели. Федор из кармана достал граненный стакан и наполнил водкой.

– На, Игнатий, накати первым за наше знакомство и дружбу, – произнес здоровяк.

– Ой, это же много для меня.

– Не бзди. К вечеру, когда тёлка придет, все выветрится. А ты смелее будешь.

Игнатий робко поднес стакан ко рту и начал судорожно глотать обжигающую горло жидкость.

– На-ка закуси маленько, – Федор достал из кармана, и сняв обертку, протянул Игнату плавленый сырок «Дружба».

Игнат припомнил, что сыр Дружба – это легендарный плавленый сыр. Он обладал полувековой историей и являлся одним из самых известных плавленых сыров в России. Выпускал его Московский завод плавленых сыров «Карат», основанный в 1934 году. На основе сыра Дружба разрабатывали и выпускали разные его производные с шестидесятых годов. Игнатий неплохо знал историю и вкус этого сыра. Он с огромным удовольствием, откусив от сыра кусочек, стал медленно пережевывать.

Федора от видения такой картины аж передернуло.

– Игнатий, ты че сюда жрать что ли пришел?

– Ты ведь только что сам сказал – закусывай.

– Я думал, что ты знаешь правила. Закусывать сыром – это по-нашему значит, что его надо понюхать. Такой вот пацанский ритуал. Закусывая запахом сыра, ты сохраняешь весь кусок для дальнейшего времяпрепровождения. У нас на зоне так было принято. Да и в кругах иркутских босяков такой экономный подход прижился в натуре. Клево так получается – бухаешь, а закусон всегда с тобой.

Игнатий чуть не поперхнулся.

– Да ладно, жуй уже. Это я так, наперед предупредил, – Фёдор наполнил стакан для себя.

Выпил одним махом, смачно крякнул и жадно втянул ноздрями молекулы чарующего, еле заметного запаха плавленого сыра.

– Ну теперь и побакланить можно.

– О чем говорить будем, Фёдор? – спросил начинающий хмелеть Игнатий.

– О бабах. О чем ещё можно говорить. Ты ведь в магазине сказал, что берёшь вино для встречи с дамой, если я правильно помню?

– Да. Сегодня я жду в гости Зою Петровну. Она в библиотеке нашего института работает. Она красивая, умная и добрая, – начал мечтательно рассуждать наш герой.

– Ага, все эти шалавы нам сначала такими кажутся. А на поверку…

– Не надо, Фёдор, ты её совсем не знаешь и не имеешь права судить строго…

– Ой-ли. Я на своем веку повидал такое…, – и здоровяк погрузился в тягостные воспоминания.

Фёдор на удивление оказался поэтичным человеком с тонкой душевной организацией. Игнатий это понял, когда Делим вдруг неожиданно начал петь песню собственного производства.

 
О бабах чё могу сказать?
Их надо брать, их надо знать.
Они как ангелы сначала,
Потом взяла и забурчала.
Им бы бабла и тары-бары,
А мне опять идти на нары.
Мозги как Windows зависают
И только водка нас спасает.
Припев:
Ох эти бабы. Бля, тоска…
Дай лучше им, пацан, пинка.
Житуха будет впереди,
И на «мочалок» перейди.
От шлюх подвоха ты не жди.
С имя всегда один конец
– Взял, расплатился и пизд@ц.
А, расплатившись за услуги,
Уже не переходишь в слуги.
Имей их столько – сколь могёшь,
И никогда не пропадёшь.
 

Выпили ещё, потом ещё. И наш герой тоже стал погружаться, только не в воспоминания, а в сладко-хмельную мечтательную дрёму. Перед ним всплывал образ Зои Петровны. Она была обнажена. Игнатий прижимался губами к роскошной груди своей возлюбленной. Целовал её карие очи. Наслаждался прикосновениями к прекрасному телу своей смоковницы. Он и не заметил, как Фёдор, дотащив до квартиры, положил на диван опьяневшего от принятого на грудь спиртного и разомлевшего от любовных грёз Игнатия. В памяти нашего героя запечатлелась только финальная фраза собеседника:

«Слушай, братан, если тебя кто-то захочет обидеть, скажешь, что он будет иметь дело с Фёдором Делимом. Меня все в Иркутске знают, и никто против не попрёт. Это однозначно!»

Проснулся Игнатий Прокопьевич глубокой ночью. В горле сухо. Во рту будто бы кошки насрали… Он, кряхтя, посеменил на кухню. На столе стояла ваза с цветами, которые он недавно в сумерках нарвал с клумбы своего двора. Рядом стояла непочатая бутылка «Солнцедара». А на блюдечке скромно пристроился плавленый сырок «Дружба», немного надкушенный с одной стороны.

Игнатий проверил исправность своего городского телефона. В трубке звучал длинный гудок. Он был длинным, как внезапно нахлынувшая на Игнатия тоска. Тоска по несбывшейся мечте. Тоска по несостоявшейся счастливой семейной жизни. В голове нашего героя звенело тягостное предчувствие чего-то неведомого, страшного.

– Если бы Зоя Петровна позвонила по телефону или постучалась в дверь квартиры, я бы непременно услышал, – горько подумалось Игнатию. Спал-то наш герой очень чутко.

Только потом он узнал, что его Зоеньку внезапно и бесцеремонно перехватил Борис Дубович – новый сантехник их института. Ему, холостому кабану, уж очень приглянулись выдающиеся женские формы Зои Петровны. В тот вечер, когда должна была состоятся встреча Игнатия и Зои, Борис проводил ремонт батареи отопления в библиотеке. Как бы случайно он облапал трепетную женщину. Зоя Петровна, истомившаяся в ожидании активных действий от Игнатия, не смогла устоять перед напором молодого кобеля… Потом они сыграют свадьбу. Но это будет потом.

А сейчас Игнатий Прокопьевич чувствовал себя зверски обиженным. Его самолюбие было ущемлено и даже растоптано. Но на Бориса и Зою Петровну он жаловаться своему новому другу Фёдору Делиму не стал. Ни к чему это. Сам дурак. Зое Петровне надо было устраивать свою личную жизнь, и она сделала выбор не в пользу учёного. Тут уж не до поэтической любви. Женщина выбрала более решительного и предсказуемого мужика. Ничего тут не поделаешь…

И тут в сознании Игнатия всплыли стихи, которые читал Фёдор, когда его собутыльник уже начал впадать в забытьё.

 
Тоска ведь не для мужика.
Горька услада без греха?
Ты помнишь теплой колыбель,
И теплой детскую постель.
И нежность мамочкиных рук.
А что ты хочешь от подруг?
Она ждала тебя из школы.
Они же просто балаболы.
Решетка, нары и конвой,
Хоть закричи ты, хоть завой.
Никто тебя уже не ждёт,
И мамы нет, и не придёт.
 

Наш герой горько заплакал. Опять одиночество, опять холодная постель…

PS. Игнатий Прокопьевич вскоре все же нашел свое счастье. Некоторое время спустя к ним на работу пришла лаборанткой молоденькая красавица Екатерина. Открытая и искренняя, она горячо полюбила неудачливого ученого. Теперь они муж и жена. В их семье уже двое детей – мальчик и девочка.