Бегство в Усть-Илимск

Колеса поезда стучали, слегка подпрыгивая, на стыках рельс. Поезд вез «партизан» на военные сборы в Читинскую область. Заместитель военного комиссара подполковник Бородин обходил вагоны с проверкой личного состава военнообязанных запаса. Где-то бухали, пели песни. Где-то уже спали. Парней вырвали по тревоге с ночных смен на производстве, вот и наслаждались они сладким сном под монотонный стук колес. В одном купе опытный взгляд подполковника остановился на здоровенном парне. Тот увлеченно напильником правил лезвие огромного охотничьего ножа.

– Замочу Федьку, сучару, чтобы он, гаденыш, не лазил под одеяло к чужим женам, – бубнил себе под нос подвыпивший амбал.

Бородин все понял. Вернувшись в штабной вагон, он начал судорожно листать список лиц, призванных на военные сборы. Там был только один Федор – Еремеев. Адъютант быстро доставил потенциальную жертву на разговор с подполковником.

– Федор, ты знаешь, что тебе угрожает расправа, и довольно жестокая? – начал разговор опытный военный офицер.

– Да, могу предположить такое, – Федор не стал запираться.

Он рассказал Дмитрию Яковлевичу Бородину как на духу – как отцу, как старшему товарищу – всю свою историю. Федор был безгранично удивлен и благодарен этому седому лысеющему офицеру за проявленное внимание и заботу. Никто никогда не интересовался жизнью бывшего детдомовца Федора. А тут…

На станции Тайшет Бородин высадил Федора из поезда, вручив ему пакет с донесением для Братского городского военкома. Наверное, это было придуманное подполковником основание для возвращения героя-любовника в родной город. Но так или иначе, опасность Федора и на этот раз миновала. После очередной бурной ночи с красавицей Ириной Федор собрал рюкзак и без объяснения причин написал на работе заявление об увольнении.

На трассе в Усть-Илимск его сразу подхватили знакомые шоферы. Шоферская дружба – это особая категория. Взаимовыручка здесь возведена в категорию жизненной необходимости, как кислород для живого организма. А иначе и быть не могло. Попробуй, сломайся на северной трассе. Если тебе не помогут, проедут мимо – кранты. За ночь на лютом морозе завернешь ласты. В такой ситуации может оказаться любой водитель, вот и логика проста: стоит машина – подойди, спроси, нужна ли помощь.

За разговорами 250 километров пролетели незаметно. На горизонте показался юный город. Усть-Илимск расположен на одной широте с Ленинградом, в нем тоже бывают белые ночи. И в этот раз была белая ночь, было светло как днем, хоть и время уже первый час ночи. «Как здесь здорово», – подумал Федор.

В отделе кадров «Братскгэсстроя» ему дали направление в комсомольско-молодежную бригаду водителей тяжеловозных КрАЗов к Леониду Карнаухову. Ленька, улыбчивый парень, посадил Федора на новенький КрАЗ, и понеслось соревнование с водителями болгарского молодежного отряда имени Георгия Димитрова на строительстве Усть-Илимского лесопромышленного комплекса. Но проработал он там недолго. Вызвали Федора в контору «АТУ-8» и дали направление в пассажирскую автоколонну, там нужны были опытные «членовозы» – персональные водители членов руководящего состава. Но подписание обходного листа застопорилось на комсомольской организации. Недавно сам второй секретарь горкома комсомола Володя Исаков проводил проверку первичной комсомольской организации. Секретари горкома были в авторитете у молодежи. Они могли выслушать, помочь, повести за собой, но могли и отодрать по полной программе за нерадивость и упущения в комсомольской работе. Вот и отодрали Маринку, комсомольского секретаря автотранспортного управления, за провал в сборе комсомольских взносов. Отсюда и строгости при увольнении.

Вечером с комсомольским билетом и обходным листом, с денежками на комсомольские взносы – аж 75 рублей (зарплаты были хорошими) Федор поплелся в болгарскую общагу, там жила секретарь. Маринка была дома. Она приехала с Украины, родом была оттуда. От нее исходил запах свежеиспеченного хлеба. И сама она была как сдобная булочка. Ладно сложена, с красивой фигурой. Длинные русые волосы спадали ей на плечи. Голубые глаза пытливо осматривали Федора. Парень протянул секретарю денежки, комсомольский билет и обходной лист (его еще называли «бегунком»). Марина сверилась с данными из бухгалтерской справки. Забрала деньги, отдав сдачу 23 копейки, и поставила свой штамп в бегунок и комсомольский билет. Федору почему-то уходить не хотелось, и он завел с секретарем философский разговор.

– Понимаешь, Марина, в нашем молодежном городе самая высокая в мире рождаемость. Все дворы заставлены детскими колясками. А вот многие и не представляют себе, что при зачатии ребеночка во время оргазма вибрации этого самого возвышенного чувства летят в далекий космос. Там, на краю Вселенной, они вызывают энергетическую бурю, мощный взрыв, в результате которого раскручиваясь в термоядерном вихре, возникает новая материя, из которой зарождается новая галактика. Люди, заканчивая свою земную жизнь, могут улететь в свою галактику. А еще эти галактики могут сливаться, соединяться. Короче, вы с любимым можете слиться своими галактиками и жить вечно в любви и радости вдвоем. Люди этого не знают, а тупорылые ученые еще не додумались до такого и не открыли этих законов сохранения любви и интеллекта, – Федор говорил тихо, его завораживающая интонация вибрировала бархатной энергией, заполняя комнату Марины сказочным теплом.

– Нет у меня никакого любимого, – печально сказала Марина.

Она внимательно слушала Федора, и ее глаза начали наполняться слезами.

Любовь и зарождение новой галактики

– Как красиво и загадочно ты говоришь, Федор. Тебе, наверное, надо быть писателем или поэтом, а ты крутишь баранку, – романтичной интонацией разорвала затянувшуюся паузу Марина.

– Поздно мне уже переквалифицироваться, – угрюмо парировал Федор.

– Как же поздно-то, тебе только 26 лет, жизнь начинает расцветать, – изумилась ответу парня Марина. — Лермонтов и Пушкин не были старцами, когда написали свои бессмертные произведения. А тебе, может, предстоит это сделать. Что за пессимизм, Федор? – Марина недоумевала.

– Понимаешь, Марина, мне осталось жить всего два года и восемь месяцев, – голос парня звучал безнадегой.

Опережая очередной вопрос Марины, Федор пояснил:

– Экстрасенс-волшебник так предсказал мою судьбу. А он никогда не ошибается, я это точно знаю. Проверено на людях.

Установилась звенящая пауза. «Как такое может быть, за что?» – думала Марина.

Потом Марина разрыдалась, она не могла представить себе этого парня мертвым. Федор подсел к ней на кровать и начал успокаивать девушку. Он гладил ее вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Потом он обнял Марину и прижался к ней. Федор впервые почувствовал как бы материнское тепло, исходящее из сострадающего ему сердца Марины. Такого искреннего, такого близкого и родного. Марина продолжала плакать. Захваченный этой волной страдания и сострадания Федор тоже прослезился. Потом они не заметили сами, как начали целоваться, говоря друг другу нежные и проникновенные слова, жарко перебивая друг друга.

Потом Марина сбросила с себя халатик, и взору Федора представилось ее красивое тело. Он смотрел на свою новую подругу и не мог налюбоваться. Вдруг Марина вскинула голову назад, чтобы освободить свой взор от спадающих на лицо русых прядей волос. Волосы полетели назад. А ее полная жизненных сил, упругая, как мяч, большая грудь метнулась вслед за движением головы девушки. Потом, как маятник, грудь качнулась в обратном направлении, немного колыхнулась и замерла. Упругая волна пробежала по телу девушки. Федор был очарован, он не мог произнести ни слова. Потом, очухавшись как от наваждения, он дрожащим голосом произнес:

– Мариночка, шевельни еще вверх своим плечиком.

Марина озорно засмеялась и резко подняла вверх правое плечо, потом левое.

– Смотри, Федор. Любуйся. Я сегодня твоя. Только ты не уходи, не умирай. Смотри, милый. Жизнь прекрасна, мы будем жить вечно.

Ее высокие груди скользнули одна за другой вверх. Потом их масса вернулась вниз. Несколько мелких, завораживающих колебаний – и они застыли в трепетном ожидании поцелуев.

Федор нежно целовал розовые соски. Ласкал своими крепкими руками тело Марины. Его ладони скользили от груди к спине. Бежали вниз к талии, описывали дуги по бедрам дрожащей в экстазе девушки. Потом они прогуливались, лаская спину Маринки. Кожа девушки от чувственного восторга покрывалась мелкими пупырышками, становилась «гусиной». Затем руки Федора перемещались вниз живота подруги. Его пальчики с их легкими воздушными прикосновениями были как крылышки ангела. Они бегали как волшебные грабки кобзаря по струнам чувственной колесной лиры.

Симфония любви захватила молодых людей. Они не могли оторваться друг от друга. Марина тонула в волнах оргазма от одних только восхитительных прикосновений.

Вдруг на секунду она вынырнула из сладострастной пучины, чтобы глотнуть живительного воздуха, и томно начала шептать:

– Федя, Феденька, родной мой, давай создадим свою галактику. Пусть далекий космос встряхнет поток термоядерной энергии нашего счастья и любви.

Вся ночь была освещена этой волшебной, сладкой, чарующей и жизнеобразующей энергией. Потом Марина любовалась спящим Федором. Он изредка вздрагивал и вздыхал во сне. «Наверное, новая, образованная сегодня нашей любовью, галактика передает Федору какие-то космические сигналы», – подумала влюбленная девушка.

Утром Марина приготовила завтрак. Она целовала Федора и благодарила за незабываемую ночь любви.

– Федор, я за твои нежные руки готова полжизни отдать, – восторженно говорила Марина. – Я была на вершине восторга, на планете женского счастья.

Федор впервые от девушки слышал такое. Обычно, другая часть тела была самой запоминающейся в женском сознании. А тут – нежные руки… Да, Маринка была необычной, сказочной женщиной. Потом они расстались, и Федор пошел в диспетчерскую ПРО (производственно-распорядительного отдела) «Братскгэсстроя». Там его уже ждал непосредственный начальник – Иван Михайлович Говорунов.

А Марина вскоре почему-то поспешно уехала на Украину к себе домой. Они даже не попрощались, не обменялись адресами. Связь прервалась. Но Федор душою чувствовал, что новая галактика иногда передавала ему слабые радиосигналы. Но расшифровать их он не смог, а может, просто не захотел.

Топором по любви не хотите?

Иван Михайлович Говорунов четко воплощал смысл данной ему фамилии – он был весельчаком и юмористом. Но если Иван Михайлович впрягался в работу, а впрягался он всегда, то не было требовательнее, чем он, человека. Требовательного к себе и ко всем подчиненным, подрядчикам и субподрядчикам. Сам он родом из Белгорода. Окончив московский институт, приехал в Усть-Илимск, да так и остался на долгие годы в юном северном городе. Иван был высокого роста, с Федором они были почти ровесники. Только вот Федя был коренаст и невысокого роста. Правда, если к его росту прибавить длину его «интеллекта»… Он выглядел бы повыше некоторых баскетбольных звезд. Но Федору и так хватало, главное, женщины его любили. Он был холост и ничем не обременен, поэтому мог работать день и ночь, в выходные и в праздники. За это начальство его любило. А то, что шофер был хорошим профессионалом и неболтливым по своей натуре, придавало еще большую значимость его имиджу. Однажды Иван Михайлович сказал Федору:

– Сегодня едем на блядки, разрядиться надо немного, а то нервы на пределе уже.

– На блядки так на блядки, как скажете, шеф, – в ответ засмеялся Федор.

Он знал, что если Иван Михайлович шел в загул, значит, все будет серьезно. На работе ништяк, все отрегулировано, беспокоить никто в обозначенное время не будет. С девчонками всегда порядок, они безумно влюблялись в Потапыча, так его любовно называли подруги.

Дорога была недальней, через двадцать минут они уже были в Новом городе. Встречала гостей в своей квартире голубоглазая блондинка Светлана Озерова, Федора ждала жгучая брюнетка Татьяна. Света была разведенка, дети жили с бабушкой.

А Татьяна была замужем, и квартира ее находилась в том же подъезде, что и у Светланы, только на первом этаже. Гулянка понеслась сразу со старта полным ходом. Иван уходил с красавицей блондинкой в спальню, они занимались любовью и снова возвращались к столу. Все весело бухали чистую, как слеза, водку и закусывали сибирскими деликатесами: речной рыбой и диким мясом.

Федор раздел Татьяну. Она хоть и была замужем, но не очень владела премудростями сексуального искусства. Стеснялась, тормозила поначалу. Потом, правда, разогрелась, раскрепостилась, и сексуальная энергия заполнила всю Светкину квартиру. Стоны доносились то из одной комнаты, то из другой. Пир пьянства и секса был в полном разгаре, когда в дверь квартиры позвонили.

Татьяна напряглась как струна.

– Это муж, сейчас он устроит дебош и поножовщину. Он бывший сиделец, терять ему особо нечего, – с тревогой в голосе произнесла она.

Все замерли в ожидании развязки. Света на цыпочках подошла к двери и тихонько посмотрела в дверной глазок. На площадке стоял разъяренный, как бык, муж Таньки. Он готов был наброситься на тореадора с топором. Топор был с широким лезвием для рубки мяса, рукоятка длинная.

– Слышь, ты, козел, – начала из-за двери вещать Светка. – Катись отсюда, пока не нашел на свою жопу приключений. Ты че ко мне тарабанишь, пьянчуга? Я со своим мужчиной занимаюсь любовью, а ты тут с топором выеживаться пришел. Еще раз по-хорошему прошу: уходи отсюда нафиг или тебе хуже будет, – твердо, без тени страха отчеканила блондинка.

– Ты мне нахер не нужна, Светка. Пусть моя Танька выходит, – уже без прежнего напора начал кричать из-за двери обиженный муж.

– Нет тут никакой Таньки, катись отсюда!

– Светка, открывай, я только посмотрю и уйду.

– Ага, сейчас, буду я перед тобой голыми сиськами сверкать. Иди к своей Таньке и любуйся ее дойками, а от меня отстань или я милицию пошла вызывать.

– Ну, сука, ладно, я в подъезде тогда караулить буду. Все равно рано или поздно выйдете, бляди, из квартиры.

– Хрен с тобой, сиди и жди сколько хочешь, только не на моей лестничной площадке, долбодятел непонятливый.

Обескураженный Отелло ушел вниз. Пир продолжился.