Вот и сказке конец

Облако паро-дымового тумана от мангала начало рассеиваться, показалось лицо моего друга. Глаза Леопольда блестели. Потом послышался голос.

– Обалдеть, какая тема, – прозвучало сквозь туман. – Продажность, похотливый мужик типа проститут, девушка, торгующая собой, неудачная продажа Байкала… И такая яркая и гордая Алена, девушка, которой можно гордиться. Ты, Серега, всех прототипов-прообразов истории знал лично? Или это все плоды твоей бурной фантазии?

– Конечно, всех знал лично. Ты же сам в начале нашей беседы упоминал доктора Елену Геннадьевну Степанову. Какие могут быть сомнения, Леопольд, ты чего?

– Сомнения-то есть, но немного в другом ключе. В этом рассказе проскальзывает политика. А эротические рассказы, на мой взгляд, должны быть исключительно о любви. Наверное, всем уже надоело осознавать, как государство непристойно имеет свой народ. Но время идет, меняются эпохи, жизненные устои. Одних лидеров сменяют другие. Кого-то сегодня возносили, а завтра его могут втоптать в грязь. Кого-то, наоборот, могут воскресить из забвения, очистить от хулы и снова возвести на пьедестал. Не хочу об этом. Давай говорить о любви. О любви мужчины к женщине. Это святое, это вечное, это интересно всем и всегда. На этом основана наша жизнь.

– Согласен с тобою, Леопольд, полностью. Пусть этот рассказ будет первым и последним в этой книге, где упоминается о политических проблемах. Давай отдохнем с тобой в неге сладкой туманности любви. Согласен, что такая энергия и является залогом продолжения жизни. Разреши, я продолжу свое повествование. Ниже приведу историю про художника. Может узнаешь места, где разворачивались события, и кого-нибудь из ее персонажей…

Олеся и Леопольд

Любовь иркутского художника

Мутное время перестройки опускалось густым туманом на когда-то самую сильную социалистическую страну. Шли девяностые годы двадцатого столетия. Потрескивали сучья в таежном костре. Он, как одинокий маяк посреди океана, отбрасывал световые блики в кромешную темноту, указывая путь к человеческому логову в лесной глуши. Языки пламени плясали свой танец с бубнами. Только бубны уже все обгорели, а пепел от них унесло выше сосновых вершин и развеяло по всему околотку еще никем не тронутой тайги. Вернее, она была слегка тронута людьми. Летнаб (летчик-наблюдатель) пожарной авиации по охране лесов Толик Семенов по блату забросил корешей в почти непроходимую тайгу. Видишь ли, они устали от мирской суеты. Стресс им снять надо необычным образом, понимашь. Вот и залетели в таежную глушь к истокам реки Лены. Ох, если бы Серегина жена Лена увидела эту сцену, она бы дала просраться всем этим отшельникам, валяющимся в дымину пьяными в палатке. Ух, блин, по их хрустальному и ранимому самолюбию проехал бы отрезвляющий бульдозер здравого смысла. Но цивилизация была далеко. Мужики, громко посапывая, смачно храпели, а Леопольд сидел один. Ему взгрустнулось. Мохнатые крылья трогательных воспоминаний накрыли сознание уже немолодого самобытного художника, возвращая его в далекие годы молодости и беспечности. Перед ним открылось полотно его жизни, пожалуй, самая милая, самая дорогая и трогательная картина.

Вот Леопольд сидит в своей художественной мастерской, что в подвале кинотеатра «Пионер» на улице Карла Маркса в Иркутске. Он весь поглощен работой. Предстояла премьера фильма «Виннету – вождь апачей», и надо было своевременно сделать рекламный плакат. Работа близилась к концу, но вдруг нечаянно опрокинулась банка краски. Она залила пятном мужественное лицо главного героя Пьера Бриса.

– Ну блин, – начал чертыхаться Леопольд, – опять непруха сегодня.

В этот момент дверь каморки приотворилась. Ее холостяцкий бедлам осветило милое личико девчонки. Леопольду некуда было идти после рабочего дня. Никто его не ждал. Жилья в Иркутске не имел, вот и работал как папа Карло, тут же и жил. За порядком в каморке он сильно не следил. Рабочий хаос сопровождал Леопольда всю жизнь.

– Девушка, вы ко мне? – начал игривым тоном шутить Леопольд. – Будете позировать для бессмертного произведения? Я вижу ваше обнаженное тело в свете увядающих закатных лучей солнца. Вы ярче всех тициановских героинь. Рембрандт отдыхает. Ой, как я вас изображу!

Солнечный луч скользнул по летнему платьишку девушки. Она стояла, робко и завороженно глядя на иркутского живописца, с творчеством которого еще не успела познакомиться мировая общественность.

– Что вы такое говорите? Если мой папа узнает, он просто убьет меня, да и вас заодно, – тихо произнесла Олеся.

– Фу, какая дикость. При таком раскладе мир не увидел бы «Данаю» Рембрандта, «Купальщиц» Гюстава Курбе, «Перед баней» Пьера Огюста Ренуара, «Олимпию» Эдуарда Мане. Проходите, пожалуйста. Меня зовут Леопольд, – весело улыбаясь, сказал художник.

– Меня зовут Олеся, – звонко засмеялась девчонка. – Как красиво и увлекательно вы говорите, – включилась в разговор очаровательная Олеся.

Уже через минуту они пили чай и громко смеялись. Леопольд рассказывал Олесе, как он по причине отсутствия жилья ночевал в огромном шкафу художественной академии в Ленинграде, когда учился в реставрационном художественном училище. Как стоял на стреме и чуть не попал в банду профессиональных ленинградских воров. Он говорил о своих трудностях и тяготах тепло и весело, с присущим ему природным чувством юмора. Олеся была просто заколдована этим уже взрослым парнем. Леопольду было 25 лет, а Олесе только что исполнилось 19.

Вот уже в ход пошло вино «Ркацители». Его терпкий вкус с легким алкогольным дурманом растопил защитную реакцию девушки, и вот она, уже обнаженная, сидит посреди каморки художника. Она доверилась Леопольду. Солнечный луч угасающего заката пробегал по упругой девичьей груди, касался губ, отражался в озере ее голубых глаз. Казалось, что среди разбросанных тут и там планшетов, деревянных заготовок для рекламных щитов, обрывков холста, из-под земли начал бить родник. Родник чистой, как слеза, студеной воды. Тайный источник, манящий своей свежестью и непорочностью.

Наш Рембрандт сидел обалдевший и завороженный. Он не мог оторвать взгляд от красавицы. Он не мог начать писать картину. Когда он вставал, чтобы размять свое тело от перенапряжения, попереминаться с ноги на ногу, Олеся испуганно вскрикивала, закрывала обнаженную грудь ладонями. Картина так и не получилась, но он сблизился с Олесей, как может сблизиться молодой мужчина с молоденькой девушкой. Сблизился и уже не отпускал никогда. Спустя немного времени они лежали в своей импровизированной постели.

– Милая, – нежно обратился Леопольд к своей избраннице, – а не завести ли нам ребеночка? Я очень хочу, чтобы ты подарила мне наследника или красавицу дочку.

– У меня уже два месяца задержка, дорогой. Я не знала, как сказать тебе об этом, – заговорила Олеся, нежно целуя своего Рембрандта, Ван Гога, Тициана, он ей был дороже всех этих названных гигантов кисти и холста.

Это был ее Леопольд, так и не нарисовавший бессмертный портрет своей любимой.

Отец Олеси Георгий Павлович вопреки ожиданиям убивать дочку и зятя не стал. Он с любовью посматривал, как нежно и трепетно Леопольд обнимает за талию стройную фигурку Олеси. Он, как мужик, понимал своего зятя и радовался за дочку.

Потом молодую семью охватили приятные заботы: на свет появилось два сына, два наследника – Василий и Илья.

А портрет жены, наверное, еще предстоит написать.

Старый козел

В палатке что-то зашевелилось, видать, сработали «гидравлические будильники». Один за другим из удушья алкогольного тумана и сизого перегара выползают двое: Серега и Михалыч. Зевающий Леопольд передает свой пост кострового Сергею и уползает в палатку, чтобы во сне вернуться в свои грезы по ушедшей молодости, если повезет, конечно, сразу отрубиться и провалиться в сказочный мир сновидений. Вот пусть Серега теперь и ведет дальнейший рассказ о наших приключениях в предгорьях саянских отрогов, где красота природы просто завораживает, располагая к открытым, честным и откровенным разговорам.

– Ничего не поделаешь, раз высунулся, буду вести рассказ о наших приключениях и воспоминаниях, – улыбнулся Серега.

Серега продолжил:

– Сидим у костра. Михалыч палкой начинает разгребать угли. Вдруг – пых! Просмоленный сук выстреливает, ударяясь о тлеющие угольки, подпрыгивает. От удара или ударной волны во все стороны разлетаются огоньки. Я суетливо стряхиваю их со своей штормовки. Смотрю на Михалыча, а он пляшет, как будто ему скипидаром смазали одно место. Прыгает, верещит, потом падает на траву и начинает перекатываться с боку на бок. Я не понимал, что происходит. Как помочь Михалычу?

Потом все внезапно, как и началось, резко успокоилось.

Оказалось, это один тлеющий уголек залетел Михалычу за шиворот и жег его, пока не догорел совсем. Михалыч потряс своей телогрейкой, как трясут собаки своей шкурой, вылезая из реки, присел и начал свой рассказ.

– Понимаешь, Серега, мы с тобой почти ровесники, нам уже за пятьдесят, есть и мудрость, вроде бы, и жизненный опыт. Но случается порой такое, что сердце плачет и его раздирает на части. Послушай меня.

Недавно ко мне в душу так же внезапно, залетела огненная молния, а потом растворилась, погасла и исчезла, оставив незаживающие ожоги да ноющую боль в моем сердце. Было это в прошлом году. Меня как главврача санатория командировали в город Сыктывкар для участия в конференции врачей. Со мной поехала девчонка-практикантка, ей предстояло выступление на секции молодых специалистов. Облздравотдел командировал нас.

Сначала мы на поезде добрались до нашего северного города Братска, там пересели на самолет. Потом опять поезд, автобус – приехали за полночь. Устали как собаки. С размещением в гостинице были накладки.

Дежурная до утра поселила нас в одноместный номер. Мы и этому были рады. Скинув куртки, не раздеваясь, мы улеглись на узенькую кровать и провалились в крепкий сон. Просыпаюсь под утро. Наташа, так звали девушку, прижалась спиной к стене. Ее белокурые локоны расплескалась на моей груди. Одна рука обнимала меня. Девчонка посапывала во сне и периодически вздрагивала. Я попытался отодвинуться, чтобы освободить немного места на кровати. Но она во сне, инстинктивно, прижималась ко мне. Я пытаюсь немного развернуть Наташу, чтобы ее сон продолжился лежа на спине. Она прижимает мою ладонь к своей груди.

Боже, я такой груди еще ни разу не встречал и не ощущал. Она просто рвалась наружу из-под ее кофточки. Сквозь этот упругий бугорок я начал слышать, как бьется сердце девушки.

А она во сне, видимо, боясь остаться одна, бессознательно, прижимает и прижимает меня к себе. Ее губы начинают шептать: «Я боюсь, я боюсь, не бросай меня, мне страшно».

Я лежу, весь зачарованный, молча. Я боюсь шевельнуться, чтобы не разбудить это божественное создание.

Первые лучи восходящего солнца заглянули в окно нашего гостиничного номера. Сумерки понемногу начали таять, уступая свои владения морозному утру.

Потом… я проваливаюсь и тону, как в омуте, в поцелуях этой красавицы. Я никогда раньше не обращал на нее внимания на работе. И когда всем коллективом ехали в автобусе с работы, она тоже не притягивала моего взора.

А сейчас… Ее поцелуи все ниже и ниже. Я не заметил, как на нас не осталось никакой одежды. Наверное, во время «рукотворного» ночного землетрясения, стены этой гостиницы ходили ходуном. А причиной этого «природного» явления были мы с Наташей.

Закончилось все так же внезапно, как и началось. После длинной паузы послышалось: «Михалыч, прости меня. Это какое-то наваждение. Сейчас мне стыдно перед самой собой. Я никогда не позволяла себе быть такой раскрепощенной даже со своими парнями». «И много их у тебя было?» – ласково спрашиваю я. «Нет, вы третий», – задумчиво со слезами на глазах произносит Наташа. Я успокаиваю девушку, говорю какие-то банальности. А она сидит и молча плачет. На регистрацию семинара мы опоздали. Когда спускались по лестнице, гостиничные горничные и администратор с нескрываемым интересом рассматривали нас, шушукались. Конференция закончилась, все участники начали разъезжаться. Меня оставили на совещание с заместителем министра здравоохранения.

Наташа уехала, я даже не успел с ней попрощаться.

Приехав домой, я с удивлением узнал, что она без объяснения причин написала заявление об увольнении и отбыла в неизвестном направлении…

Михалыч говорил, а из глаз его текли слезы.

– Успокойся ты, старый козел, – ласково обнимая друга, сказал Серега. Что тут можно сказать еще?

История Светланы