Слепцов добродушно улыбнулся.

– Мы давно работаем вместе. Зовите меня наедине Николаем Викторовичем.

– Хорошо… Николай Викторович.

Роман не без труда преодолел сложный внутренний барьер, образованный из двух десятков лет армейской субординации (где капитан, а где генерал) и трех лет острой взаимной неприязни со Слепцовым.

Николаем, как выяснилось, Викторовичем.

Ладно, пусть все идет так, как идет. Не он первый предложил этот компромисс. Не ему и расхлебывать.

– На чердаке найден пистолет системы «глок», – сообщил Слепцов. – Сделан он по спецзаказу, отпечатков на нем не остается. Так что, если бы вас… гм… если бы покушение прошло успешно, у нас не было бы ни малейшей зацепки для установления личности убийцы.

– Похоже, что так, – согласился Роман.

– Это могло бы иметь катастрофические последствия. Понимаете, почему?

– Примерно, товарищ генерал.

Вот уж не думал, расправил плечи Роман, что его скромная персона оценивается столь высоко.

Но все оказалось проще. И одновременно сложнее, как это часто бывает при заведомо упрощенной трактовке очевидного.

– Наверху уже проинформированы о случившемся. И это вызвало, как бы сказать точнее, большое волнение. Выходит, что кому-то известны имена и адреса наших сотрудников. Если, конечно, не имеет места частный случай.

Роман начал понимать, к чему ведет генерал, и плечи его медленно опустились.

– Как вы сами полагаете, Роман Евгеньевич, это не ваши личные делишки местного, так сказать, характера? Возможно, кто-то из заправил отечественного теневого бизнеса решил расквитаться с вами за какой-то ваш грешок. Тогда и адрес ваш был кому-то известен, и выследить вас было проще. Такое вероятно?

Роман хотел обидеться. Но, глядя на горящую в очках Слепцова надежду, решил, что обижаться не следует. Похоже, происшествие вызвало большой переполох. Гораздо больший, чем он ожидал. Как же, под удар поставлено все Управление, ни много ни мало. Если кто-то владеет информацией по всему штату сотрудников, это приведет к серьезнейшим осложнениям. Масса народа по всему миру лишается прикрытия, и, чтобы всех обезопасить, государству придется затратить колоссальные средства. Поэтому так ласков Слепцов. Он просто напуган, дошло до Романа. Дело теряло контуры отдельно взятого инцидента и приобретало размах глобальной проблемы.

– Так что, Роман Евгеньевич? – повторил искательно Слепцов. – Возможно, что это местные, так сказать, разборки? Что вы сами думаете по этому поводу?

– Конечно, я не безгрешен, – сказал Роман, взвешивая каждое слово. – И порой у меня, как у каждого человека, возникают межличностные конфликты. Но я уверен, что никому здесь я не испортил жизнь настолько, чтобы для моего устранения нанимать киллера из-за бугра. В крайнем случае, обошлись бы своими силами, у нас таких спецов хватает. К тому же услуги профессионала уровня Шпильмана стоят весьма недешево, а я слишком скромная персона, чтобы из-за меня входить в подобные расходы.

– То есть, – уныло подытожил Слепцов, – вы можете поручиться, что за приезжим киллером не стоял местный заказчик?

– Могу, товарищ генерал.

– Выходит, след тянется оттуда?

– Похоже, что так.

– Но как оттуда могли выйти на вас здесь?

Роман промолчал. Ответ напрашивался сам собой.

– Значит, имеет место утечка информации, – еще более уныло сказал Слепцов. – Либо в Управлении завелся «крот», либо… кто-то сумел выкрасть данные о сотрудниках. А это… это…

Он замолчал и беспомощно развел руками. Роману впервые за все годы стало его жалко. Да, ситуация. Теперь, чтобы в ней разобраться, надо проводить долгое, чрезвычайно сложное расследование, результат которого совершенно непредсказуем.

По сути, это проблема всего Управления, и лично Слепцов здесь как бы ни при чем. Но – покушение было совершено на сотрудника его отдела. И, стало быть, в первую очередь ответственность ложится на него. Получалось, что Роман подставил своего шефа, причем по самому высокому разряду.

Пожалуй, подумал Роман, было бы лучше для всех, чтобы меня спокойно застрелили и убийца удалился в неизвестном направлении. Немного повозились бы и с чистой совестью списали инцидент на местные разборки, в которые имел неосторожность влезть капитан Морозов, известный своей безалаберностью и страстью к легкой наживе. И всем было бы хорошо, и не нависали бы эти кошмарные для любой разведслужбы подозрения в наличии «крота» в структуре. Во всяком случае, карьере генерал-лейтенанта Слепцова точно ничего не угрожало бы. А так – скандал в благородном семействе, паника и тотальная головная боль.

– Что же будем делать, Роман Евгеньевич? – тихо спросил Слепцов.

– Трудно сказать, Николай Викторович, – так же тихо сказал Роман.

– Оттуда, – воздел глаза бедный генерал, – требуют разобраться как можно быстрее.

– То есть им требуется имя заказчика, – внес ясность Роман.

– Точно так, – закивал Слепцов. – Точно так. Именно – имя заказчика. И если бы вы, Роман Евгеньевич, сумели все же определить, кто мог желать вашей смерти, мы бы могли существенно сузить вопрос. Вы понимаете? Даже если бы вы назвали имена двух-трех человек, это была бы уже какая-то конкретика, от которой мы могли бы оттолкнуться в расследовании дела.

«От которой ты смог бы отчитаться начальству», – подумал Роман.

Впрочем, подумал без всякой злобы. Да и как можно было испытывать злобу к человеку, просто-таки расплющенному свалившейся на него бедой?

– Но я не знаю… – задумался Роман. – Вообще-то, в каждом моем деле фигурируют люди, желавшие бы отомстить мне. Правда, все они должны понимать, что действовал я не в своих интересах, а в интересах государства. То есть мстить мне лично бессмысленно. Разве только какой одержимый…

– Да, да, Роман Евгеньевич, – поднял палец Слепцов. – Вот именно – одержимый. Возможно, кто-то ненавидит вас настолько, что желал бы отомстить вам лично. И этого человека мы должны найти. Тогда все вопросы снялись бы автоматически.

– Это крайне сложно, товарищ генерал, – возразил Роман. – Вы же сами знаете, что по роду нашей деятельности мы в основном имеем дело с людьми не совсем нормальными. А добрая часть из них вообще законченные психопаты. Я могу назвать не один десяток имен, но какой с этого толк?

– Надо, чтобы был толк, – блеснул очками Слепцов, на миг теряя терпение. – Вы понимаете, капитан? Надо!

– Хорошо, – сказал Роман. – Давайте поднимем все мои дела, посадим аналитиков и попробуем разобраться, кто мог стоять за Шпильманом. Хотя, как мне кажется, мы лишь напрасно убьем время.

– Аналитики уже работают, – сообщил Слепцов. – И над вашими делами, и над биографией Шпильмана. Возможно, обнаружится какое-то пересечение. А вы, Роман Евгеньевич, со своей стороны хорошенько подумайте и постарайтесь выделить какое-то определенное лицо. Или, как я говорил выше, группу лиц. Но только небольшую.

– Хорошо, Николай Викторович, подумаю, – пообещал Роман.

– Сколько вам потребуется?

– Ну, хотя бы день, а лучше два.

– Сутки у вас есть. Но не больше. Изложите ваши соображения письменно, в форме докладной записки. И, – голос Слепцова понизился, – я очень прошу: с указанием конкретных имен.

– Я понял, Николай Викторович, – кивнул Роман. – Сделаю.

– Очень на вас надеюсь, Роман Евгеньевич.

Тон Слепцова был до того просительным, что, казалось, он вот-вот присовокупит к просьбе скупую стариковскую слезу.

Грозный шеф был напуган до смерти.

«Ладно, – посочувствовал ему Роман, – будет тебе записка. Укажу, на свой страх и риск, пару имен, и неси начальству, показывай рвение. Кресло, может, и не сохранишь, но перспектива попасть под трибунал обойдет стороной – и то хорошо».

– Я могу идти, товарищ генерал?

– Да, Роман Евгеньевич, не буду вас задерживать, – поднялся Слепцов. – Приступайте к работе немедленно. Как вы понимаете, ситуация в ближайшие дни накалится до предела. Если мы не предоставим внятную версию случившегося, наш отдел может быть расформирован. Так что вся надежда на вас.

Собственно, судьба отдела Романа мало волновала. Он в нем так и не стал одним из ведущих специалистов в отличие от предыдущего отдела, где он служил под началом генерала Антонова, своего учителя и друга, ныне, увы, покойного. Слепцов Роману отнюдь не благоволил, напротив, использовал любую возможность, чтобы ткнуть носом в малейший промах и громогласно выразить свое недовольство. Что сейчас он стелется под ноги – так это от страха за свою шкуру. Формально на Романе никакой вины нет. Где-то кто-то сдал его кому-то за хорошие деньги. Такое иногда случается в работе спецагента, и вина, как правило, лежит на тех, кому он подчиняется. Поэтому Роман мог с чистой совестью послать Слепцова подальше, сквитавшись с ним тем самым за многие обиды.

Но мелочность была несвойственна натуре Романа Евгеньевича, да и бить лежачего не хотелось. Поэтому он пожал на прощание руку Слепцова, еще раз заверил его, что сделает все возможное, и удалился с приятным чувством превосходства.

– Ну, добился своего? – усмехнулся Дубинин.

– Ты о чем?

– Поставил начальство на колени?

– Ну что ты. Всего лишь узнал имя и отчество.

– Что узнал еще?

– Так, всякое разное…

Роман сел, закинув нога на ногу. При создавшемся положении он имел право на некоторые вольности.

И попробуй хоть слово скажи.

Дубинин скептически посмотрел, но слово не сказал. Спросил только:

– Кого-нибудь подозреваешь?

– А как же, – отозвался Роман. – Человек сто, не меньше.

– Сто не пойдет, – серьезно заметил Дубинин.

– Да знаю, – с досадой отмахнулся Роман.

– Морозов.

– А?

– Ты хоть понимаешь, что произошло?

– Понимаю.

– Ну, так чего ты расселся?

– А что?

– Иди и работай.

– Иду, – сказал Роман, поднимаясь. – А премия за эту работу будет?

– Будет, – кивнул Дубинин. – Избавление от ареста и допроса с пристрастием.

– Это за что это меня допрашивать? – возмутился Роман.

– Вот и подумай заодно за что. Все, свободен.

Если бы не последние слова Дубинина, Роман вышел бы из Управления козырем. А так призадумался. Как бы оно того, прав не оказался подполковник. Если запахнет жареным, за него могут приняться как за одного из подозреваемых. В чем – не важно, выяснится позже. Во время допроса. А что такое допрос в Аквариуме – это не дай бог кому узнать. Душу вытряхнут точно, и хорошо, если дело не дойдет до физического воздействия. С них станется. Там работают такие виртуозы, что палачи Средневековья – мальчики по сравнению с ними.

Роман даже слегка вспотел от таких мыслей. Вот же гадский Дубинин, нашел нужные слова. Роману уже хотелось засесть за стол и перебрать по косточкам всю свою жизнь, чтобы вычислить заказчика и тем самым снять подозрения с себя, с отдела и со всего Управления. Может, он сам как-то назвал свой московский адрес во время очередного задания? Пытали его не раз, и пытали жестоко, а в беспамятстве чего не скажешь?

Все же он решил, что на сегодня с него работы хватит. И бок ныл, и голова туманилась, и вообще, хотелось отвлечься.

Ужин в ресторане, вопреки ожиданию, не порадовал и не отвлек. Роман все никак не мог успокоиться, из головы не шел разговор с Дубининым.

Проанализировав ситуацию, Роман решил, что до допросов с пристрастием дело не дойдет. Надо быть полным идиотом, чтобы, заметая следы, организовать покушение на себя со столь экзотическими, на потеху всему Управлению, последствиями.

Настораживало другое. А именно: инцидент действительно архинеприятный. Ну, ладно, на сей раз обошлось. Но где гарантия, что нападение не повторится? Некто заинтересован в гибели капитана Морозова настолько, что не поскупился на оплату услуг заграничного профессионала – а это уже серьезно. Кто поручится, что, узнав о провале операции, этот «некто» не пришлет следующего исполнителя, а за ним другого, третьего, и так до тех пор, пока его заказ не будет удовлетворен? Никто. А значит, отныне Роману суждено жить под дамокловым мечом покушения на протяжении неопределенного периода времени, возможно, до конца своих дней.

Осознав все это, Роман невольно передернул плечами. Хорошенькое дельце! Живи и бойся. Ладно на выезде, там это состояние – рабочее, нормальное и, что самое главное, четко регламентированное по времени. Отбыл свое, отбоялся, и все, домой, отдыхать и расслабляться. А при таком раскладе не расслабишься, не-ет. Того и гляди, скоро начнут палить из-за каждого угла. Узнав о гибели Шпильмана, заказчик может послать для верности сразу нескольких наемников. И от всех не отобьешься, даже голышом. Разве что затереться в какую-нибудь тьмутаракань и сидеть там, пока коллеги не раскопают каких-либо данных о заказчике? Но так просидеть можно долго, если не сказать, вечно. Главный свидетель погиб, и это автоматически ставило следствие в тупик. Ну, есть там кое-что из прошлого Шпильмана-Рейке-Клюфта, но это все – труха, в которой вряд ли обнаружится что-нибудь стоящее.

Получалось, что Роман сам кровно заинтересован в том, чтобы поскорее определить заказчика. Только так он сможет обезопасить себя от последующих нападений и наладить прежнее течение своей внеслужебной жизни. Которой он весьма дорожил, надо сказать.

Но – попробуй определи. Людей, которым Роман успел насолить за время своей службы, было столько, что у него муравьями начинали разбегаться мозги, стоило ему взяться за отбор возможных кандидатов на заказчика.

Чтобы сосредоточиться и приступить к более-менее систематической работе, нужно было уединиться, отключиться от внешнего мира и погрузиться с головой в воспоминания. Возможно, что-то в каком-то эпизоде и натолкнет на правильную мысль. Но сосредоточиться Роману пока было трудно. И атмосфера ресторана к тому не располагала, и напряженный вид Светланы, подымающей на него глаза с выражением некоторой робости и ожидания.

Ожидала Светлана, понятное дело, объяснений. Тот тарарам, который устроил Роман в ее тихом учреждении, труп и наплыв людей в форме оставили неизгладимый след в ее сознании. Кем был до сегодняшнего дня Роман? Одним из клиентов, вежливым, обходительным бизнесменом, интересным мужчиной, с которым приятно провести вечер-другой. А тут оказалось, что это какой-то тайный агент, сорвиголова, который живет по своим законам и имеет очень серьезных врагов во внешнем мире. Света, конечно, видела шрамы у него на теле, но не придавала им особого значения. К тому же она была нелюбопытна – в рамках профессии, разумеется.

Но теперь, когда ее профессия осталась в стороне, она просто сгорала от любопытства. Худшее осталось позади, и теперь ей хотелось знать, откуда все же эти шрамы и какую секретную организацию представляет ее хмурый визави.

Огорчать Свету Роман не имел ни малейшего желания, к тому же ей хватило дневных неприятностей. Он видел, что она насторожена и ждет от него неких шагов, способных сгладить наметившиеся между ними и вполне понятные шероховатости.

Женщины обожают таинственность, но терпеть не могут неясность. Особенно в отношениях. Возможно, Света подозревала, что он как-то использует ее в своих целях. Следовало объясниться. Но заводить разговор в ресторане Роману не хотелось. К тому же сказывалась некоторая усталость.

Он посмотрел на Светлану. Она опустила голову и равнодушно водила пальчиком по краю бокала с белым вином. На танцующие пары она за весь вечер и глазом не повела, хотя обожала танцы и всяческие шумные развлечения.

– Светик, что ты скажешь на то, чтобы покончить с ужином и поехать ко мне? – спросил Роман, улыбаясь как можно мягче.

– Скажу, что и сама подумала о том же, – отозвалась Света. – Время не раннее, сегодня нам обоим досталось, так что…

Роман с благодарностью кивнул и подозвал официанта.

В машине он подумал, что не худо бы отвезти Свету домой и вернуться к себе, чтобы немедленно засесть за выявление негодяя-заказчика.

Но минутой позже решил, что, во-первых, это будет нехорошо по отношению к Светлане, поскольку хоть она и покинула ресторан по первой его просьбе, но о возвращении домой не заикалась. Во-вторых, нужно было все-таки ночь отдохнуть, то есть нормально выспаться, поскольку если он прямо сейчас впряжется в работу, то это может кончиться литрами кофе, бессонницей, неврозом и, как следствие, мозговым ступором. А это ему сейчас нужно было меньше всего. Поэтому первоначальное решение, как наиболее рациональное, осталось в силе, и Роман на судьбоносном перекрестке плавно свернул в сторону своего дома.

Дома он первым делом налил себе виски, включил музыку и постарался настроить мысли на фривольный лад, благо объект фривольности находился в непосредственной близости.

Но что-то в голове путалось и сбивалось, возвращаясь к событиям минувшего дня. Роман выпил одну порцию, налил вторую, поудобнее откинулся в кресле, мурлыча под любимую мелодию, но все равно не мог отделаться от судорожных ныряний в закоулки памяти, предпринимаемых помимо воли в надежде найти быстрое и спасительное решение.

«Надо накушаться в хлам и отключиться, – подумал он. – Света, конечно, обидится, хорош кавалер. Но иначе сна мне не видать».

Тут в дверях возникло белое видение. Роман моргнул, слепо брякнул стаканом о журнальный столик…

Света в белом халатике, который едва прикрывал ажурные резинки чулок, в белой крошечной наколке с изящным красным крестиком вышла из ванной, в которую она удалилась сразу по приезде, и предстала во всей красе, упираясь руками в косяки и призывно покачивая бедрами.

– Врача вызывали, больной? – спросил она, пристально глядя в глаза Роману.

– Да-а… – медленно кивнул тот, разглядывая ее туалет и чувствуя, как знакомая томная вибрация возникает внизу живота.

Он совсем забыл о своей просьбе! А Света, вишь, не забыла. Какая внимательная женщина.

Роман огладил взором ее длинные лодыжки и тут же вспомнил свои дневные фантазии. Это вызвало такой прилив желания, что у него онемели кончики пальцев и пересохли губы.

– Иди ко мне, – сказал он хрипло.

Света, глядя все так же пристально, от чего Роман начал тихо сомлевать, двинулась на него, выставляя узкие коленки и неторопливо отстукивая каблуками по паркету.

Роман было потянулся к ней, но Света властным жестом отстранила его и указала на тахту.

– Ложитесь, больной.

Роман перетащился на тахту, растянулся навзничь, не отрывая глаз от пунцовых губ Светланы. Мышцы его гудели, точно под током, беспокойные мысли куда-то улетучились, оставив восхитительную пустоту под черепной коробкой.

Света поставила колено на край тахты, подалась вперед, выгибаясь в талии. Полы халатика разошлись, открывая внутреннюю матовую поверхность бедра и атласную полоску круто загибающейся ткани. Роман машинально протянул руку, но Света руку перехватила, не давая до себя дотронуться, и начала медленно расстегивать ему брюки, медлительностью этой доводя Романа до исступления. Он уже ни о чем не думал, вздрагивая от каждого ее прикосновения и слыша в ушах бешеный ток крови.

– Спокойнее, больной, – приговаривала Света, – все будет хорошо…

Шикнула расстегиваемая «молния». Света вдруг оседлала ноги Романа и развела углы брюк, поглаживая живот над верхним краем трусов и слегка запуская в них чуткие пальцы.

Роман чувствовал, как живот его сокращается короткими толчками, и тихо застонал от нетерпения.

– Света, – прохрипел он, дотягиваясь ищущими ладонями до ее бедер и сдавливая их сильно и нежно. – Дай, я…

– Чш… – прошептала она.

Какое-то время она лишь поглаживала его, вводя в состояние, близкое к каталептическому. Затем низко согнулась над ним, немного повозилась с деталями одежды, устроилась поудобнее – и Роман окончательно забыл обо всем на свете.

Спустя час он спал сном младенца, и белокурая головка гостьи доверчиво покоилась на его плече.