Сама Милютина была воспитана матерью в том духе, что девушке, особенно такой красивой, как ее дочь, совсем необязательно получать образование и делать карьеру. Ее должен обеспечить богатый и успешный муж, к выбору которого нужно было отнестись со всей серьезностью. Вот только не везло Кате с таким. Первый ее благоверный, студент политехнического института, через несколько дней знакомства заделав ей ребенка, стал спиваться. И ладно бы сам, так нет же. К этой пагубной страсти он пристрастил и свою легкомысленную жену. Однажды, когда их дочери было только полтора года, Катя с мужем была в гостях и упилась так, что хозяева квартиры вынуждены были вызвать ее родителей, живших в далеком Подмосковье, чтобы те забрали оголодавшего, брошенного мамой и папой ребенка, к себе. Через год беспробудного пьянства муж, чтобы не сгинуть, ушел в монастырь. В течение последующих десяти лет Екатерина кодировалась каждый год, но всякий раз снова погружалась в страшное алкогольное болото.

Второй ее муж женился на ней в период ремиссии ее болезни. Надо сказать, что, несмотря на постоянные запои, продолжавшиеся порой до вызова наркологической «неотложки», Екатерина не только не растеряла свою красоту, но внешне представлялась вполне хозяйственной женщиной. Она умела хорошо готовить, была общительной, а главное, у нее была своя двухкомнатная квартира, подаренная папой, где она проживала совсем одна. Ее дочь, Полину, после того памятного случая, дедушка и бабушка забрали жить к себе. На эту-то удочку и попался второй муж, мелкий банковский клерк, решивший, что вытащил счастливый билет. Однако вскоре, когда жена «развязалась», устав вызывать благоверной врачей, по-тихому свалил к другой.

Три года назад Милютина, оставившая себе фамилию второго мужа, больше месяца отлежав в больнице, раз и навсегда «завязала». Она вновь стала следить за собой, подтянула кожу лица, надула ботексом тонкие от рождения губы, став походить на вполне успешную леди. Пока ее гражданский муж ездил по гастролям, она выучилась на специальных курсах, и стала на дому оказывать косметологические услуги. Дела шли хорошо, но иногда на нее наваливалась депрессия.

«И все же, странно все это, – думала Милютина, сидя в моторной лодке, на всех парах идущей к острову. – Почему это шоу решили снимать именно на острове, да еще и в далекой стране? Чем там думают эти телевизионщики? Хотя, если вдуматься, она сама ничегошеньки в этом не понимает. Наверняка они знают, что делают. А пятьдесят тысяч долларов еще никому лишними не были… А еще ее могут заметить и предложить сниматься. Хотя бы в рекламе…».

6.

«Как же хороша, чертовка», – тайком поглядывая на красивые стройные ноги Милютиной, думал сидящий рядом с ней Максим Коробченко, двадцативосьмилетний атлет с лысой, как будто лакированной головой, накачанной, как у Майка Тайсона шеей, и широченными плечами. – «Бедра белые, почти нетронутые загаром, крепкие, такие, как я люблю. Под красной майкой довольно внушительного размера холмы. Наверное, еще упругие». – Облизав взглядом девушку и остановив его на пальцах ее рук, Макс с удовлетворением отметил, что обручальное кольцо у нее отсутствует. – «Даже если она и замужем, – продолжал думать он, – что с того? Баба что надо, зрелая, умелая и, наверняка, охочая до секса. А на острове мы будем минимум две недели. Что ж теперь, держать себя на голодном пайке? Ну уж нет, нужно будет активно за ней приударить. Тем более, что и конкурентов особо не видать.

Нужно будет, коль выпала такая возможность, – размышлял Максим, – не только на халяву отдохнуть и посветиться в телеке, но и заработать, использовать ее на всю катушку». Полотенце, маску, ласты он уже взял, а вот известное лекарство ему ни к чему. Оно ему не пригодится, у него с этой функцией все в порядке. А в том, что ему удастся охмурить красотку, Короб, как его называли друзья в фитнес-клубе, где он работал инструктором, даже не сомневался.

7.

Захар Викторов, сидевший у борта лодки, нагнулся и смачно, никого не стесняясь, высморкался в зеленую, почти прозрачную морскую воду. Не обращая внимания на брезгливые взгляды соседей, он зачерпнул руками теплой солоноватой воды, и умылся. Блаженно отфыркиваясь, натянул козырек своей белой парусиновой кепки на глаза и стал размышлять.

Это был высокий и стройный, несмотря на чуть выпирающий живот, шестидесятилетний мужчина. Большая, аккуратно подстриженная голова с седыми висками, спереди широкие залысины, чуть растопыренные борцовские уши, под густыми кустистыми бровями маленькие водянистые чуть навыкате серые глаза, крупный нос. Внизу жесткими вертикальными бороздами по обе стороны ото рта залегали глубокие морщины.

«А что, местечко вполне себе, – думал Викторов, который в своей жизни никогда за границей не был. – Нужно будет отдохнуть здесь, как следует, на солнышке понежиться, покупаться. Не думаю, что эти съемки будут продолжаться круглые сутки».

Когда-то, в молодости, Захар работал в милиции. Был сержантом патрульно-постовой службы. А сейчас он работал охранником в торговом центре, благо, что выглядел он максимум на пятьдесят и был вполне спортивного телосложения. Хотя, если честно, начальство уже потихоньку намекало ему, что пора бы, дескать, уже и честь знать, годы-то какие. Пора на пенсию, на даче огород вскапывать, которой у него никогда не было. Жил Викторов в однокомнатной квартире с сорокапятилетней женой и восемнадцатилетней дочерью. Жена работала лифтером и еще подрабатывала уборщицей, дочь – студентка, а у него, кроме смешной пенсии и такой же зарплаты в охране, других источников дохода не наблюдалось. Зато долгов было выше крыши: и банковских кредитов, и денег, что он должен был соседям и товарищам. Кому по распискам, а кому и без них, по устной договоренности.

Но, несмотря на плачевное финансовое состояние, Захар, отчего-то, свято верил в то, что не сегодня-завтра ему улыбнется Фортуна, и откуда ни возьмись, на голову свалятся халявные деньги. Поэтому заморачиваться тем, чтобы думать, где ему взять эти самые деньги, он не спешил.

И точно. Как показало время, он был прав. Деньги свалились к нему на голову буквально с неба, при подписании контракта с энтэвэшниками, да еще какие! И все долги раздал, и еще осталось. Лишних вопросов он никому не задавал и в душе только посмеивался над остальными. – «Вот уж неймется людям, – думал он, когда в самолете началась дискуссия между другими участниками телешоу, – деньги платят, на курорт за свой счет везут, а они еще недовольны. Вопросы все какие-то друг другу задают.

«А в каких условиях мы будем жить? А как нас будут снимать? А почему сопровождавший нас молодой человек с нами не полетел? Все это как-то странно! А вдруг это какая-то ловушка?..» Эти и еще множество вопросов задавали себе и друг другу эти обыватели, не находя ответов. А ему, Захару, плевать на все это хотелось, лишь бы с оставшимся гонораром за съемки передачи не кинули».

По прилету на выходе из здания аэропорта острова Крит их встречал пожилой жилистый грек с большими черными усами, державший в руках табличку «Съемки телепередачи НТВ «Стань артистом». Когда они собрались вокруг него, выяснилось, что русским языком тот не владеет. Провожатый, бормоча что-то на греческом, пересчитал их, и, убедившись, что все в сборе, повел на автобусную площадку, располагавшуюся неподалеку. Там их ждал небольшой автобус, оборудованный кондиционером. Протресясь в нем почти два часа, путники оказались на берегу моря. Еще три часа на пароме, – и они на Гавдосе. Сопровождал их все тот же грек, встречавший их в аэропорту водитель автобуса. На острове он передал эстафету другому греку, выходцу из бывшего СССР, грузину по национальности. Но тот, несмотря на хорошее знание русского языка, отвечать на их вопросы отказался, сообщив, что ничего не знает. Мол, в его задачу входит лишь их доставка к месту переправы на Гавдопулу.

Высадив их около пологого берега, уходившего в море, автобус вместе с грузином уехал, а их встретили два грека, предложившие жестами проследовать за ними и сесть в катера, на которых они сейчас шли. Их провожатые тоже по-русски ни бум-бум. Что ни говори, а странно это как-то. Он представлял себе все по-другому. Солидная, богатая, близкая к власти медиагруппа. Могли бы и по-другому к месту съемок сопроводить…

8.

В это время сидевший на корме во второй лодке Артем Алексеевич Шкандыба, пятидесятитрехлетний невысокий, полный мужчина с усами, докурив сигарету, бросил ее за борт. Он думал, что лодочник не заметит. Но находившийся в носовой части грек, громадина с длинными сильными ручищами, в этот момент как раз обернулся.

– Не можно, – покачав головой, с сильным акцентом крикнул он, исподлобья вперив в Шкандыбу недобрый взгляд. Видимо, это слово входило в его небогатый лексикон русского языка.

– Извините, – опустив голову, пробормотал Артем Алексеевич.

Нет, трусом он себя не считал, но когда на него так вот смотрели, ему становилось не по себе.

Вот уже почти тридцать лет Шкандыба работал в московском театре «Современник» в качестве завхоза. Жил он с женщиной на пять лет младше себя, которая родить ему не могла. Зато Рита была успешной бизнес-вумен, владела сетью магазинов по торговле косметикой и даже имела ученую степень кандидата психологических наук. Проживал с ней Шкандыба в ее пятикомнатной квартире почти в центре города. Это был второй его брак. А первый…

Первый, как он считал, был крайне неудачен. Хотя от своей первой жены, Алевтины, у него было две взрослые дочери. Одну из них, младшую, впрочем, он своей не считал. Ему казалось, что жена нагуляла ее на стороне. Это-то и явилось основной причиной их развода. Да еще его мать, покойница, Царство ей Небесное, постоянно нашептывала ему: «Ты погляди, Алька-то, сучка, Маринку нагуляла. Не от тебя ведь, бьюсь об заклад! Да и не похожа она на тебя. Гляди, красавица какая растет. Не иначе, от Андрюшки Алябьева, школьного друга твоего».

Начались ссоры, Артем стал поднимать на жену руку. Но только до тех пор, пока та однажды ночью не приставила ему, спавшему, к горлу острый кухонный нож и не прошептала: «Еще раз, сучий потрох, руку на меня поднимешь, зарежу!»

При воспоминании об этом Артема передернуло. Он вспомнил, какой ненавистью дохнуло тогда от жены, и заново пережил весь тот ужас. Глядя тогда в ее бешеные глаза, вспоминая перекошенный дикой злобой змеящийся рот, изрыгавший ругательства вместе с летевшей на него слюной, Шкандыба испугался так, что чуть не обмочился. Дрожащим голосом заверив благоверную, что подобное больше не повторится, он решил уйти. Сделал это он на следующий же день, оставив двухкомнатную квартиру в пятиэтажной «хрущобе» Алевтине с дочерьми…

Вернулся мыслями в окружающую действительность он только тогда, когда мимо них метрах в сорока на большой скорости пронесся катер с одним человеком на борту. Катер шел со стороны Гавдопула.

«Наверное, телевизионщиков привез», – подумал Шкандыба и настроение его стало улучшаться.

9.

Олеся Казанцева, симпатичная двадцатитрехлетняя медсестра, работающая в неврологическом отделении одной из московских больниц, откинулась на спинку и блаженно зажмурилась. «Какой же сегодня все-таки сказочный день, – подумала она, – и как здорово будет оказаться на этом острове. После шумной, жаркой, насквозь пропитавшейся газами Москвы очутиться на солнечном берегу греческого острова – это прекрасно. А заработать такую сумму, какую она еще в своей жизни даже не держала в руках – это полезно. Разве не сказка совместить прекрасное с полезным»?

Несколько дней назад Олеся подписала договор с одной из энтэвэшных компаний и получила на руки немыслимую для медсестры сумму, целых полтора миллиона. На работе она решила про это никому не говорить, а просто попросила трехнедельный отпуск. Казанцева была твердо убеждена, что до поры до времени никому ничего рассказывать нельзя, а то, что называется, «спугнешь фишку». Сколько раз в своей недолгой еще жизни она убеждалась в истинности этого принципа. Порой ей всерьез казалось, что получив волю, произнесенные человеком слова начинают играть против него, и задуманное летит в тар-тарары. По этой же причине она не стала делиться «сенсационной новостью» и с мамой, с которой проживала в одной квартире, а незаметно собрала вещи, чиркнула напоследок пару строк и была такова.

«Нужно будет обязательно искупаться в этой изумительной теплой и прозрачной воде. А, впрочем, наверняка для этого времени будет навалом и к концу пребывания здесь купание успеет еще надоесть сто раз.

И все же, почему этот суперкомпьютер выбрал именно ее?»

10.

Сорокачетырехлетний бухгалтер Дмитрий Афиногенов, сидевший напротив Олеси, непривычно щурился на солнце. Ветра почти не было, а солнце жарило довольно сильно, да и брызги морской воды нет-нет, а попадали на его обширную плешь, благо, что сидел он у края лодки спиной к медленно надвигавшемуся острову Гавдопула. Щуплый, невысокий, с дурацкой, похожей на козлиную, бороденкой, но тем не менее добродушный и покладистый, он не вызывал у окружающих симпатии, но и не отталкивал их. Очки он снял еще тогда, когда садился в лодку, аккуратно уложив свои «вторые глаза» в замшевый футляр, а без них чувствовал себя не совсем уверенно.

Это был классический «ботан» и, как часто это случается, неудачник по жизни. Скованный, закомплексованный, вечно чего-то боявшийся. Маму, начальство и, особенно, женщин. Поэтому к своим преклонным годам женат он ни разу не был. Жил Дмитрий в однокомнатной квартире, находившейся около Московской кольцевой автодороги, приобретенной для него недавно компанией, где он работал вот уже 15 лет кряду. Удивительно, но Афиногенов как-то ухитрялся все время попадать в зависимость от всех и от всего.

На работе у него была кличка «Дебет», над ним часто подшучивали, но даже несмотря на то, что к своим годам он так и не сумел стать главным бухгалтером, уважали за профессионализм, аккуратность и исполнительность. А главным он еще станет, не все же блатным бездарям с опытом без году неделя ими становиться.

Тем более, что недавно его жизнь круто развернулась в лучшую сторону. Дмитрий попал на телепроект и своего он теперь не упустит, будет стараться изо всех сил. Хватит его жизни находиться в кредите, пора начать плавно перетекать в дебет, тем более, что и прозвище у него такое. А в том, что в жизни человека должен быть баланс, Афиногенов был уверен. Ведь он же до мозга костей бухгалтер.

11.

Игорь Бобков – высокий, сухощавый, уверенный в себе блондин, сегодня отмечал свои тридцать четыре года. Вернее, пока еще не отмечал, но обязательно намеревался это сделать с новыми друзьями. Бобков работал экономистом в крупной торговой фирме, хорошо зарабатывал, был веселым и общительным молодым мужчиной. Жил он в своей собственной квартире в подмосковном Одинцове с молодой красавицей женой. И все бы ничего, но была у Игоря одна непонятная никому, кроме его друзей, привычка. Он практически ежедневно по вечерам слушал у себя дома музыку. Но вот закавыка, слушал он ее всегда только на полной громкости. Причем подолгу. Жизнь с ним рядом для соседей сбоку, сверху и снизу была настоящей пыткой и ни на какие просьбы, жалобы и неоднократные вызовы полиции Игорь не реагировал. Дважды за нарушение тишины его штрафовал мировой судья, но все продолжалось в прежнем ключе.

А еще Игорек любил большие и веселые компании. И нет, чтоб гульбанить в ресторане, так он их звал к себе. Напьются, натанцуются, и давай прикалываться. Один раз даже в усмерть пьяного друга раздели догола и выставили на площадку перед квартирами. Так соседка, молодая виолончелистка, проживавшая одна, чуть с ума не сошла, пока он к ней полночи в дверь долбился. Перепутал в коматозе с квартирой друга. Что ж бывает. А жена у Бобка на отдыхе была в это время. Вот такой он этот Игорек – человек-праздник.

Сейчас он находился в отпуске, и приглашение на остров в качестве участника съемок телешоу пришлось для него очень даже к месту. Друзья-собутыльники с курортов еще не вернулись, и «начинать сезон» было не с кем. А красавица жена устала от него и его дружков, и поехала с родителями в США к родственникам. Один дома, совсем один! Так, глядишь, и спиться недолго. А тут бац, и это приглашение. – «Ништяк, браток, банкуем»! – сказал он сам себе и, получив полтора ляма, отправился навстречу приключениям.

А соседи? Пусть, бедолаги, отдохнут без него! Он еще вернется, наплачутся еще с ним. Наверное.

12.

Юрист по земельным вопросам, Андрей Молодавченко, с неприязнью поглядел на сидевшего перед ним блондина, из наушников «дебильника» которого доносились истерические вопли гениальной песни: «Это не шутки, мы встретились в маршрутке!»

«Взрослый вроде мужик, а ведет себя как полный придурок», – подумал Андрей. Сам он считал себя серьезным и вдумчивым «решальщиком» по судебным земельным вопросам. Он имел связи везде: в судах, регистрационной службе, в службе судебных приставов и еще много-много где. И кормился за счет этих связей. Но в естественную для этих дел корпорацию под названием «адвокатура» вливаться не торопился. Незачем ему пока это – контроля много, а толку мало. Хотя, все идет к тому, что скоро в судах простых юристов уже не останется. Всех загонят в адвокатскую монополию…

Жил Андрей, припеваюче, и это дурацкое приглашение поначалу его смутило. Позвонило какое-то «разводило» и на остров пригласило. Он же не Буратино какой, чтобы разводить его. Но, как говаривал приснопамятный Дон Корлеоне, «ему было сделано предложение, от которого он не мог отказаться». Вернее, мог. Но, как говорится, «жадность фраера…». Впрочем, пока еще не погубила.

Подумав, Молодавченко решил согласиться, тем более, если ему дадут полтора миллиона в качестве некоей компенсации за бесцельно потерянное время. Артист из него, конечно, как из Путина адвокат, но проветриться не помешает. Тем более, что в отпуске он еще в этом году не был. А творчество – это штука тоже полезная. Вот друг его близкий, Серега, тоже, кстати, «решала», и тот хобби имеет. Стихи пишет, в каких-то конкурсах участвует, на большой сцене даже выступает. А Андрей что, хуже?

Вон уже и остров. Скорее бы! Дорога эта уже утомила. Не терпится поскорее помыться и отдохнуть. А дальше видно будет.

13.

Степан Емельяненко – владелец трех обменных пунктов в столице, а в недавнем прошлом капитан милиции из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, глядя, как их лодка подплывает к пологому песчаному пляжу острова Гавдопула, удивился.