Взяв протянутый листок, Олег подобострастно улыбнулся и, заверив своего благодетеля в вечной к нему лояльности, в приподнятом настроении покинул кабинет. Похоже, Фортуна снова поворачивалась к нему лицом.

Глава четвертая

Ждать Берегового мне пришлось недолго. Он приехал минут через сорок, и, увидев меня стоящим метрах в тридцати от трупа Ставинского, направился в мою сторону. Рослый Алексей мужик, метр девяносто в нем, не меньше, косая сажень в плечах. Массивная лысая голова, лоб высокий, широкий, черты лица крупные, но четко очерченные, крепкий нос, тяжелый подбородок, шея, как у борца, хотя борцом он никогда не был. Зато имел звание кандидата в мастера спорта по волейболу.

– Привет, – зычным голосом поздоровался он. Лицо озабочено, на лбу глубокая морщина.

– Здорово, – пожав протянутую руку, радостно поприветствовал я товарища.

– Прибыл в твое распоряжение, – пошутил Алексей. Дорогая дубленка на нем, новые модные зимние джинсы, удобные, теплые ботинки английской фирмы «Ллойд». Взгляд у Берегового цепкий, внимательный, хотя и добродушный.

– А я думал, ты сразу на место происшествия отправишься, – сказал я, ступив с бордюра на проезжую часть, и оказавшись между двумя автомобилями.

– Успею еще, – махнул рукой начальник следственного отдела. – Там и без меня начальства понаехало. Есть кому распоряжения отдавать. Дело нам пока не передано, но это дело времени. Думаю, уже сегодня вечером или, в крайнем случае, завтра оно будет в производстве у следователя моего отдела.

– Ну, значит, так, – перешел я к сути произошедшего. – Рассказываю, что мне стало известно со слов очевидцев. Валерий Ставинский, мой клиент, направлялся в суд. Навстречу ему шел незнакомец в зеленой куртке с капюшоном на голове. Он вынул пистолет, трижды выстрелил в Валерия почти в упор, вернулся к светлой «десятке» или «приоре» и уехал в направлении метро «Войковская».

– А вон и камера, – показал Береговой на вход в театр, над которым виднелся глазок видеокамеры.

– Я тоже заметил. Думаю, и ваши орлы ее срисовали. А еще переписал все данные припаркованных вокруг машин.

– Молоток, чувствуется в тебе следственная жилка, – одобрительно сказал Алексей. – К тому же ты уже успел зарекомендовать себя и как отличный частный сыщик. – Он намекал на недавнее дело Минка.

– А теперь перейдем к шкурным вопросам, – не обращая внимания на лесть в свой адрес, сказал я.

– Давай перейдем, – заинтригованно поведя бровью, кивнул Алексей.

– Нина Ставинская, сестра погибшего, обещала мне за раскрытие убийства брата двести тысяч. Предлагаю, как и в прошлый раз, работать по этому делу согласованно и делиться любой информацией. Половина твоя.

– Заметано. – На лице Берегового появилась хитрая улыбка. – У нас с тобой уже что-то типа тандема вырисовывается. Глядишь, еще пара-тройка дел и мне можно будет увольняться и открывать с тобой на пару частное бюро расследований.

– Можно, – вполне серьезно согласился я с товарищем. – Вот только увольняться тебе для этого не обязательно. А то наше бюро окажется без тебя, как без рук. Ведь эффективность нашего тандема и складывается из того, что ты работаешь по делу, находясь на своем месте, а я на своем. Ладно, это лирика, больше задерживать тебя не буду. – Я снова поднялся на тротуар. – У меня к тебе предложение. – Вынув из кармана визитку и передав ее Алексею, я сказал: – Здесь адрес моего нового офиса, подъезжай вечерком, обдумаем план наших дальнейших действий. И еще, просьба. Если будет возможность, закачай на флэшку видео с камеры у театра, пусть у меня тоже будет, на всякий случай. А я расскажу тебе одну очень интересную версию того, кто мог быть заинтересован в устранении Ставинского. Ну, все, давай, мне нужно идти.

Я пожал товарищу руку и уехал. Нужно было проанализировать всю имеющуюся у меня информацию по уголовному делу, которое до сегодняшнего дня велось в отношении Ставинского. А раздумывать над чем было. Дело это попахивало аферой века, если не по количеству похищенных денег, то по гениальности и беспредельной наглости преступной схемы уж точно. И, похоже, за ее разработчиками стояли очень большие люди.

***

Зима в этом году выдалась мягкая, весь декабрь с плюсовой температурой, почти без снега. Да и начало января не порадовало наступлением даже мало-мальских холодов. Только на Рождество был слабый минус. Зато гололедица, ледяной дождь, холодный порывистый ветер – это пожалуйста. Оставалась надежда, что хоть на Крещение ударят морозы и земля, наконец, оденется в настоящий, а не почти бутафорский, в насмешку матери-природе, снежный покров.

И морозы ударили, да еще какие. Сразу минус двадцать пять и снега навалило. Но продержались они недолго, и постепенно температура пришла в норму. Хорошо сегодня на улице, ясно, легкий морозец и дышится легко.

Найти место для парковки мне удалось довольно быстро, благо была середина дня и большинство конкурентов за место для стоянки железного коня находились на работе.

Сняв видеорегистратор, я вошел в новый, недавно отремонтированный офис адвокатского бюро «Кравчук и партнеры». Офис представлял собой двухкомнатную квартиру общей площадью семьдесят пять квадратных метров, расположенную на первом этаже кирпичного «сталинского» дома в пяти минутах ходьбы от станции метро «Академическая». Я приобрел ее еще в сентябре прошлого года и сразу приступил к ремонту. А еще я купил двухкомнатную квартиру для себя, здесь же, в новом монолитно-кирпичном доме по улице Кедрова. От нее до офиса было рукой подать. Этот район мне очень нравился. Недалеко от центра, хорошая инфраструктура, и, в то же время, довольно тихо.

Бюро было образовано четыре месяца назад и пока что состояло всего из двух адвокатов. Ни помощников, ни стажеров, ни бухгалтера, не говоря уже о секретаре, у нас пока не было.

Вторым адвокатом бюро и моим партнером был мой бывший сослуживец, Саша Рудаков. В 1998 году мы работали с ним вместе в составе следственной группы по громкому делу о колоссальных хищениях в Министерстве обороны. После передачи дела в суд, следственная группа была расформирована, и Саша исчез из моего поля зрения. А в начале осени прошлого года Рудаков мне позвонил и сообщил, что только что стал адвокатом и ищет в какое бюро или коллегию ему податься. Став после дела братьев Минк обладателем почти миллионного состояния, я решил перебраться из Подмосковья в Москву, и организовать свое собственное адвокатское образование. Мы встретились, поговорили и решили работать вместе. Естественно, что первую скрипку в нашем дуэте должен был играть я, поскольку офис принадлежал мне. К тому же, я был более опытным адвокатом. Но Рудаков был старше меня на четыре года, а после ухода из органов военной прокуратуры перешел на работу в Департамент экономической безопасности МВД. Там он сумел дослужился до полковничьих звезд, став начальником отдела в оперативно-розыскной части. Естественно, что за время работы там, Саша обзавелся весьма полезными знакомствами, как среди московских правоохранителей, так и в среде бизнесменов. И это обстоятельство, помимо давних дружеских отношений, связывавших нас, послужило для меня дополнительным аргументом в пользу выбора Рудакова в качестве партнера. Саша был очень энергичен, и как боевой конь постоянно рвался в бой, желая проявить себя на новом для него адвокатском поприще.

Но сейчас Рудакова в офисе не было. Вчера он позвонил мне и сообщил, что сегодня выйти на работу не сможет. Он слег с гриппом.

Заварив себе крепкого черного чаю, я расположился за столом, включил компьютер и задумался. До приезда Берегового было несколько часов. Я подсоединил видеорегистратор к компьютеру и включил запись. В памяти всплыли события недавнего прошлого. Мне нужно было понять, кто именно решился на такое дерзкое убийство моего клиента, произошедшее средь бела дня на оживленной московской улице в трех шагах от суда. И почему именно сегодня. Сомнений не было, заказчику покушения на Ставинского важно было устранить Валерия до вынесения судом решения и он, этот заказчик, знал, что сегодня все обвинения со Ставинского будут сняты. Что же такого опасного могло произойти для заказчика после этого? Ответ на этот вопрос следовало искать в прошлом.

***

9 сентября 2008 года, среда.

К зданию следственного управления УВД Северного административного округа я и Валерий подъехали почти одновременно. Миновав КПП, мы зашли через центральный вход и поднялись на третий этаж. До начала допроса, запланированного на десять часов, оставалось еще пятнадцать минут, и я решил использовать это время для знакомства с коллегой, адвокатом Гакаевым, который уже находился здесь. Об этом нам сообщила следователь, которой Ставинский доложил о нашем прибытии.

Мы сели на лавку для посетителей около кабинета следователя. Минуты через две дверь соседнего кабинета отворилась, и оттуда с улыбкой на лице вышел невысокий худосочный кавказец с узким лицом. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Ухоженный, в черном костюме и кожаных туфлях. Мужчина подошел к Ставинскому, поздоровался с ним за руку, протянул руку мне, растянув узкие губы в подобии улыбки.

– Рамазан, – представился он, окинув меня оценивающим взглядом.

– Василий, – невозмутимо поприветствовал его я, поднявшись со своего места.

Гакаев положил свой черный кожаный портфель на лавку, где сидел Валерий, и предложил мне отойти в сторону для разговора.

Когда мы отошли, он спросил:

– Василий, вы раньше занимались делами этой категории?

– Нет, по этой статье я никого пока не защищал, – честно признался я.

– Спасибо за откровенность, – мягким вкрадчивым голосом поблагодарил Рамазан. – Буду с вами тоже предельно откровенным, – продолжал он, – раньше я много лет работал в этом здании и знаю тут каждую собаку. – Он сделал акцент на последних двух словах, недобро сощурив при этом глаза. – Так вот, любой здешний следователь и адвокат вам подтвердит, что за все время работы нашего управления по этой статье не было ни одного оправдательного приговора. И ни одно дело не было прекращено.

Я молчал, давая коллеге высказаться. А то, что он будет горячо меня убеждать поднять руки в гору и начать признаваться и каяться, у меня сомнений не было.

– Поэтому у меня к вам предложение. Давайте не будем, как в басне Крылова про Лебедя, Рака и Щуку, тянуть одеяло каждый на себя, а раз и навсегда сообща выработаем единую позицию по этому делу. Я думаю, что будет правильно, если Валера признает вину и согласится на особый порядок в суде.

Он остановился и испытующе посмотрел мне в глаза.

– Признает вину в чем? – невозмутимо глянул на него я. – В том, что он реально не совершал?

Несмотря на то, что ростом я был гораздо выше своего собеседника, тот умудрялся каким-то образом смотреть на меня сверху вниз.

– Послушайте, коллега, – начал заводиться Рамазан, – мы работаем по этому делу уже два месяца. А вы, не зная, какие доказательства есть у следователя, еще даже не войдя в дело, уже начинаете гнуть свою линию. Валера мне говорил, что вы поддерживаете его в стремлении доказать свою невиновность, но так же нельзя. Все доказательства налицо, вы хотите, чтобы ему дали реальный срок?

– Простите меня, Рамазан, э-э…

– Можно просто Рамазан, – махнул он рукой.

– О каких доказательствах вы сейчас ведете речь? – Я нахмурился, но мой тон не изменился, оставаясь невозмутимым. – Вы что, читали это дело?

– Да, читал, – как ни в чем не бывало, ответил собеседник. – Я же вам уже сказал, что я человек здесь не посторонний и мне, в отличие от некоторых коллег, – он ехидно усмехнулся, – дают почитать те материалы, знать о которых защите до ознакомления с материалами дела нельзя.

– И что вы там вычитали? – Я старался говорить как можно спокойнее , но мне уже стало ясно, что конфронтации с коллегой избежать не удастся.

Гакаев уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь кабинета следователя открылась и нас пригласили зайти.

***

Кабинет следователя Бочкиной представлял собою просторное помещение прямоугольной формы. Впереди, около большого окна, два сдвинутых стола. Видимо, помещение она делила с одним из своих коллег, которого сейчас не было. Сбоку к столам спинками друг к другу придвинуты два стула. У стен, напротив друг друга, высоченный шкаф, до отказу набитый какими-то папками, сумками и другими предметами, видимо вещественными доказательствами, и длинный продавленный диван. Судя по всему, ремонт здесь не делали со времен царя Гороха. Дешевые бумажные обои, на полу видавший виды линолеум, потолки обшарпанные, в воздухе дух казенщины и дешевого официоза.

Полная молодая женщина с густыми темными волосами, сидя за столом, смотрела на вошедших как на какое-то досадное недоразумение, с насмешкой и неприкрытым превосходством в маленьких черных глазках. Широкое лицо, большие отвислые щеки, прямой нос, пухлые губы, явно наметившийся второй подбородок. Лет двадцать семь ей, не больше, а грудь уже обвислая, хотя и большая. Форма капитана милиции висит на ней мешком, хотя впечатления того, что женщина не ухожена и не следит за собой, нет.

– Заходите, гости дорогие, – с фальшивой улыбкой прокуренным с хрипотцой голосом пригласила она.

Ставинский прошел вперед и сел напротив хозяйки кабинета, Гакаев устроился на диване, а я, вынув служебное удостоверение, ордер адвоката и несколько листов с ходатайством, передал их Бочкиной и представился:

– Адвокат Кравчук Василий Ильич.

Капитанша быстро пробежав глазами по ходатайству, презрительно скривилась и, не пытаясь скрыть свою неприязнь, голосом базарной скандалистки протянула:

– Только пришел, а уже ходатайством мне в морду тычет. – Ее губы расплылись в язвительной усмешке, а глаза хищно сощурились. – Любишь, господин адвокат, ходатайства подавать, да? Работу свою клиенту показать хочешь? – К ее лицу прилила кровь, а голос стал срываться на крик: – Хочешь, чтобы я только и делала, что в безумных твоих ходатайствах отказывала? Мне что, делать больше не хер?!

Надо сказать, я был поражен. За двенадцать лет работы, половину из которых я отработал следователем военной прокуратуры, а половину адвокатом, с подобным хамским поведением представителя власти я сталкивался впервые. Промолчать – означало потерять лицо. Сорваться и ответить хамлу в форменной юбке тем же – навлечь на себя крупные неприятности. А может, все это заранее отрепетированный и хорошо поставленный спектакль, целью которого является дискредитация неудобного адвоката, получение на него компромата и, как следствие, удаление из дела? Я повернул голову назад. Гакаев вольготно развалился на диване, закинув ногу на ногу. Он с интересом наблюдал за происходящим. Какой-либо растерянности или неудобства он не испытывал. Вполне возможно, что режиссером этого спектакля являлся именно он.

– Ну, во-первых, – спокойно ответил я, глядя собеседнице в глаза, – в морду я вам ходатайством не тыкал. А во-вторых, полагаю, что подача ходатайств является моим правом, а вы, госпожа следователь, обязаны его принять и рассмотреть в установленный законом срок. – В моих последних словах зазвенел металл.

– Оскорблять меня вздумал? – ровным голосом уточнила Бочкина. – При исполнении служебных обязанностей? А если у меня тут запись ведется? А ты мое лицо мордой назвал. Не боишься, что я сейчас рапорт чиркну и в следственный комитет направлю?

– Абсолютно, – в том же тоне парировал я.

– Ладно, – с угрозой протянула представительница обвинения, окинув меня холодным презрительным взглядом. – Сначала разберемся и посадим Ставинского, а потом, может, очередь и его адвоката придет.

Она успокоилась, и как не в чем ни бывало, передала всем нам троим по экземпляру постановления о привлечении Ставинского в качестве обвиняемого.

Валерий обвинялся в незаконном использовании объектов авторского права в крупном размере, с использованием своего служебного положения.

Из постановления следовало, что Ставинский, являясь генеральным директором ООО «Рекламные конструкции», с целью избежать материальных затрат на установление лицензионных копий программных продуктов в неустановленное время, при неустановленных следствием обстоятельствах для обеспечения деятельности своей компании в области оказания услуг по изготовлению рекламной продукции, в своем офисе разместил два персональных компьютера. На этих компьютерах неустановленными лицами при неустановленных следствием обстоятельствах были поставлены заведомо контрафактные копии программ, права на которые принадлежали Корпорациям Гиперсофт, Риф, Адобс и Автотейбл. Компьютеры с контрафактными программами с неустановленного времени по 5 июля 2008 года использовались неосведомленными о его, Ставинского, преступном умысле сотрудниками ООО «Рекламные конструкции» без разрешения правообладателей.

5 июля 2008 года сотрудником ОЭБ Мервозединовым, Ставинскому было вручено уведомление об использовании контрафактного программного обеспечения и предложено принять меры по выявлению и устранению нарушения авторских прав в течение трех суток.

Игнорируя данное уведомление, Ставинский мер к выявлению и прекращению противозаконной деятельности, связанной с незаконным использованием объектов авторского права, не принял. Контрафактное программное обеспечение с внутренних жестких дисков компьютеров не удалил. Указаний своим работникам о прекращении использования программного обеспечения не дал. А с целью дальнейшего извлечения прибыли, продолжил использовать контрафактное ПО в деятельности своей компании вплоть до 12 часов 10 июля 2008 года, когда сотрудниками ОЭБ его преступная деятельность была пресечена. В помещении офиса ООО «Рекламные конструкции» были обнаружены и изъяты жесткие диски с установленным на них контрафактным программным продуктом.

Согласно заключению эксперта лаборатории НИЦ «Институт деловых исследований» от 8 сентября 2008 года, на изъятых жестких дисках были установлены контрафактные программы общей стоимостью 516 тысяч рублей.

– Ну, прочитали, – ехидно поинтересовалась следовательша. – Поняли, что вам грозит, Ставинский?

– Как не понять, – вздохнул тот.

– Вину свою признавать будем?

– Не в чем мне признаваться, – взглянув на нее, растерянно выдохнул обвиняемый.

– А вы погодите выводы-то делать, посоветуйтесь со своими защитниками. Особенно с Гакаевым, – пренебрежительно глянув на меня, усмехнулась Бочкина. – Может, лучше все-таки признаться, а? Согласиться на особый порядок, получить свои три дня условно, и быть свободным, как великий китайский народ?

– Нет, – упрямо мотнул головой Ставинский, – я уже советовался и мне действительно не в чем признаваться. Я эти программы на компьютеры не ставил.

– Ну-ну, – угрожающе процедила представитель следствия. – Она вдруг перевела взгляд на меня и гаденько усмехнулась: