Сергей Котов

Эпоха перемен

Роман

Часть

I

起死回生 – вернуть погибшего к жизни.

Чтоб ты жил в интересное время (в эпоху перемен)

Псевдокитайское проклятие, распространённое в западных культурах

Великие силы Поднебесной, долго будучи разобщенными, стремятся соединиться

вновь и после продолжительного единения опять распадаются – так говорят в

народе.

Ло Гуаньчжун «Троецарствие»

Глава 1

Ломать жизнь непросто, но иногда приходится.

Делать это особенно тяжело, когда риск велик. Несколько секунд – и меня может не стать. Вроде решился уже, а всё равно сердце сжимается да горло перехватывает.

Финальный сигнал, вокруг темнота. Всё, теперь отступать поздно.

Чтобы задавить панику, я начал представлять себе, где окажусь, если всё пройдёт как надо. Известно, что это будет переломный момент в прошлом, когда моя жизнь изменилась необратимо. Так уж это работает. По крайней мере, в теории.

Удачей был бы какой-нибудь отдалённый период моей жизни. Желательно детство. Первый раз в первый класс. Первая каша в детском садике. Первая прочитанная книга. Когда вокруг – пускай на излёте, но всё-таки СССР.

Меня даже детское тело не пугало. Да, какое-то время придётся обойтись без привычных возможностей и удовольствий. Зато сколько подростковых ошибок я не сделаю! Насколько здоровее будут мои печень и лёгкие!

С отцом будет непросто – но и он со временем научится воспринимать всерьёз своего сына, который вдруг стал пророком-вундеркиндом. Особенно после пары подсказок, которые позволят поднять кучу денег в самые лихие годы…

На крайний случай первый секс. Это ведь тоже перелом, разве нет? Все так считают! Хотя не всегда о нём остаются приятные воспоминания – но лично мне повезло. Лето, отдых на озере небольшой компанией. Мне четырнадцать. Лариска старше меня на три года. Долговязая, но грудастая и симпатичная. Мы общаемся, шутим – и шутки становятся всё смелее, пока она вдруг не заявляет мне напрямую: «Саня. А пойдём в кусты!» Конечно же, я не стал отказываться. Возможно, там всё произошло слишком быстро – но я не знал, как оно должно быть. Так что запомнил только ощущение абсолютного счастья…

Но не тут-то было.

Яркая вспышка, лёгкое головокружение – и я открываю глаза.

На меня пялится сердитый майор, постепенно багровея. Такие переживания явно не идут на пользу его здоровью: глаза налились, того и гляди хватит инсульт. Вот и будет, блин, если не первый, то точно секс. Церебральный.

Однако же в ту секунду я готов его расцеловать: я мыслю, осознаю себя, вижу окружающее. Значит, всё получилось! Невероятный риск оказался оправдан! Чувствую, как на лице появляется глупая, счастливая улыбка, и не могу этому противиться. Слишком многое было поставлено на кон, и ставка сработала!

Офицер озадаченно приподнимает правую бровь. Он мне знаком. Не сразу, но память сработала: зам начальника факультета по воспитательной работе майор Ступиков. После второго курса переведётся в ВОКУ. А в начале двухтысячных, по слухам, умрёт от цирроза.

Я скосил взгляд вниз. К груди прижат автомат, который ощущается непривычно тяжёлым. В левой руке – красная папка, куда вложен листок с текстом, напечатанным крупным шрифтом.

«…соблюдать Конституцию и законы Российской Федерации, выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников, возложенные на меня законным образом обязанности. Клянусь, находясь на военной службе, быть честным, добросовестным, достойно переносить связанные с ней…»

Присяга! Так вот, что вокруг происходит! Лето девяносто шестого года… первый курс. Твою ж то мать! Хоть бы на месяц раньше – когда можно было бы завалить абитуру! Да хоть бы и на неделю! Растудыть его этот переломный момент, а?! Ну что за невезение? Служба означает резкое ограничение личной свободы. А она ой как мне понадобилась бы!

Теперь же – шаг влево, шаг вправо… с учёбы соскочить нельзя: загребут на срочку. Это вообще кранты! У курсанта хоть какое-то пространство для манёвра есть.

Видимо, мои переживания отразились на лице. Майор уже начал скалить зубы. Вот-вот зарычит.

Не испытывая его терпение более, я начал с выражением читать:

«Я, Иванов Александр, поступаю на военную службу и присягаю на верность Российской Федерации и ее народу…»

Майор медленно остывал. Когда я закончил, он пришёл в более-менее нормальное состояние.

Приняв присягу, я передал автомат следующему за мной курсанту и вернулся в конец строя. Так уж было заведено: автоматов на всех не выдавали. Только на прочтение текста присяги, и хватит с нас.

Пользуясь паузой, я осторожно огляделся.

Мой курс. С некоторыми парнями мы продолжали общаться даже после увольнения из вооружённых сил. Встречались иногда. Кого-то унесло на обочину жизни, и контакты потерялись. Но какие же все молоденькие! Почти дети! Когда я был здесь, на этом самом месте, однокурсники воспринимались совсем по-другому.

– Твои приедут? – кто-то шепнул мне на ухо.

Я осторожно покосился налево. Серёжа Гуменюк, мой будущий одногруппник и сосед по комнате на старших курсах. Среднего роста, полноватый, с карими глазами и чёрными волосами. Он смотрел куда-то направо, в толпу родственников, и широко улыбался. Наверно, увидел своих.

Гуменюк один из немногих, кто останется на службе до самого конца. Вырастет до полковника. Точнее, до капитана первого ранга: он по распределению на Черноморский флот попадёт. Женится на гражданке Украины, жительнице Севастополя. Конечно, потом она гражданство поменяет. А он успеет поучаствовать в СВО.

После выпуска мы не общались близко, слухи о нём доходили через вторые руки, но помню, он рассказывал, что у него на Украине много родственников. Интересно, вывез их? Или общаться перестал, как многие?..

– Нет, – ответил я шёпотом, едва шевеля губами, – отец приболел. Сам доберусь.

Этот момент я помнил. Папа тогда расстраивался сильно, что не смог приехать.

У меня сердце сжалось, когда я осознал, наконец, что здесь он жив. Больше того: я его скоро увижу.

– Плохо…

– Да лан, ничего такого, – ответил я. И снова наткнулся на взгляд Ступикова, который сдвинул брови.

Я сжал губы и уставился вперёд, на затылок впередистоящего.

Церемония вскоре закончилась. Вперёд вышел начальник нашего факультета, полковник Цой. Он был русским корейцем, одним из немногих, кому удалось дослужиться до полковничьих погон в нашей армии. Насколько я помнил, он всегда был выдержанным, спокойным и рассудительным, а по его восточному лицу невозможно было понять, что он думает.

Он выступил с короткой поздравительной речью, дал наставления на короткий отпуск, который нам полагался после присяги, после чего передал «бразды правления» начальникам курсов.

Нами командовал капитан Снегирёв – крепко сбитый молодой офицер, по обыкновению стриженый почти налысо. Выпускник московского ВОКУ. Он повторил ключевые мысли начальника факультета, и кое-что добавил от себя, в более, скажем так, резкой манере.

Только после этого строй распустили. Ребята разбежались по родственникам – тех заранее пустили на территорию учебного центра.

Я же на ватных ногах, всё ещё боясь поверить в реальность происходящего, побрёл обратно к палатке, где размещалось моё отделение – переодеться и забрать кое-какие вещи. Военники нам выдали ещё вчера, а увольнительные нужно было забрать у начальника курса. Но наверняка там сейчас толпа – лучше переодеться и спокойно подойти к офицерскому общежитию, когда немного подрассосётся.

В то время нас отпускали в увольнение в гражданке. Сразу по нескольким причинам: во-первых, форма была как красная тряпка для разного рода шпаны, которая любила докапываться до курсантов, во-вторых, военные патрули обожали отлавливать первокурсников и делать записи о различных истинных и мнимых нарушениях формы одежды, тем самым портя статистику факультетов и университета в целом. Но военник всё равно было очень нужен: тогда ещё действовали льготы на проезд, и в трамваях с электричками достаточно было показать этот документ, чтобы не платить.

Говорят, в других военных училищах даже в те годы таких вольностей всё равно не допускали. Но вуз, куда я поступил, был не самым обычным. Тут готовили военных переводчиков, юристов, прокуроров – и других спецов «условно-мирных» специальностей. Попасть сюда было сложно. Помню в военкомате меня предупреждали, что «тут важна генетика» и «чтобы я не питал иллюзий».

И действительно: в день начала экзаменов и позже, во время увольнения после «абитуры» и перед КМБ возле КПП учебного центра хватало автомобилей, которые в те годы мне казались диковинными: шестисотые «Мерины», форды «Таурус», джипы «Гранд-Чероки» и чёрные «Волги» с мигалками.

Однако же, благодаря череде случайностей и общему бардаку, я смог поступить сам. Правда, не все были этим довольны.

Я шёл по учебному центру, то и дело оглядываясь по сторонам. Сердце в груди стучало звонко и радостно. Я чувствовал тело совершенно иначе, более лёгким, что ли. Словно земное притяжение вдруг уменьшилось.

Да, момент, где я оказался, скажем мягко, не идеален – но всё равно, я жив, здоров, молод! Впереди пропасть времени! Если буду действовать с головой – всё получится. Я вспомнил о масштабе предстоящих задач и невольно поёжился. Вытяну ли? Справлюсь?

Тогда у меня не было ответа на этот вопрос. Но даже будь у меня один шанс на миллион – я бы всё равно попробовал.

Я вспомнил последние дни и часы перед Катастрофой. Нарастающее ощущение неизбежного конца. Испуганные лица на улицах… притихших детей…

Тряхнув головой, я прогнал непрошенные видения. Впереди целых тридцать лет, чтобы всё исправить!

Странная вещь всё-таки человеческая память: вокруг вроде всё знакомое, но как же прошедшие десятилетия исказили привычные вещи. Сама учебка в то время мне казалась больше. Палатки, где нас размещали – обычными палатками, а не лютым трэшем со складов длительного хранения, выпущенным в лохматые семидесятые годы…

– Товарищ курсант! – знакомый голос рявкнул за спиной.

Майор Ступиков. Этот разговор я тоже помнил. Блин, надо было идти другой дорогой – расслабился, не сообразил, что пора изменять то, что уже было. Теперь придётся снова, как тогда, «наслаждаться» театром одного актёра.

– Я! – отозвался я, останавливаясь.

– Почему нарушаем? – спросил зам по воспитательной, буравя меня взглядом.

Я не помнил, как я ответил раньше. Но сейчас решил не обострять. Не время и не место – для начала надо обустроиться как следует.

Я с деланым недоумением оглядел себя. Вроде всё в порядке: пуговицы застёгнуты, ботинки начищены… кстати, фиговые ботинки – трут немилосердно.

– Никак нет, товарищ майор! – ответил я. – Не нарушаем!

– А это что?

Ступиков потянулся своими пальцами-сосисками к моей шее. Я невольно поёжился. Он же коснулся общевойсковой петлицы на лацкане моего кителя и поправил звезду, на его взгляд, неправильно повёрнутую.

– В уставе написано, как это должно размещаться. Да, Иванов?

– Так точно, товарищ майор!

– Ничего. Привыкнешь. В настоящей армии-то это куда лучше вдалбливают, не то, что здесь…

Он масляно осклабился. Я стиснул зубы, но промолчал.

– Что, решил, небось, что поймал бога за бороду? – продолжал майор. – Первая группа профотбора, да?

– Так точно, товарищ майор! – ответил я.

– Ну ничего. В армии, может, командиром отделения поставят, – он подмигнул мне. – Тоже подспорье. Для такого, как ты. Скажи, ты ведь не собираешься здесь задерживаться, да?

Я промолчал. В точности как тогда, когда я участвовал в этом разговоре много лет назад. Это было правильной тактикой.

– Оглядись по сторонам и посмотри на себя. Так что иллюзий не того… не питай. Понял? Так принято, чтобы разбавить вашу, хе-хе, группу…

Он приблизил своё красноватое лицо к моему. Я почувствовал отчётливый запах алкоголя.

– Для некоторых это решится в позитивную сторону. А для тебя… не, ты безнадёжен. Я наводил справки. У тебя этих… ресурсов не хватит, хе-хе.

Раньше я не очень понял, что за ресурсы он имел ввиду. Теперь же мне было очевидно, что он клинья под взятку подбивает. Наглость с его стороны несусветная – особенно учитывая, что никакого реального веса на факультете он не имеет. И такие решения уж точно не принимает.

Однако же вот, пытается окучивать, кого может…

– Так точно. Не хватит, – ответил я, сохраняя серьёзное выражение лица.

В прошлый раз я вроде бы промолчал и на этом разговор окончился. Блин, и кто меня за язык тянул…

– Но если мало ли… надумаешь – обращайся. С отцом поговори. На самом деле, продажа квартиры для такого дела – это хорошая инвестиция, как сейчас принято говорить, да?

Он подмигнул мне, потом растянул полные губы в подобии улыбки и пошёл дальше, по своим делам.

Вот эту его реплику, про квартиру, я не помнил. Получается, мои слова уже поменяли ход событий? Что ж, в конце концов, разве я здесь не для этого? Надо привыкать. Те события в моей жизни, которые зависели от моих собственных решений, скоро изменятся необратимо. Останутся только глобальные вещи, для влияния на которые нужен соответствующий уровень. А путь наверх определённо займёт некоторое время.

Я дошёл до каптёрки – небольшого каменного строения, напоминающего трансформаторную будку. Тут хранились наши сумки с одеждой и прочим – всё то, с чем мы приехали из гражданской жизни на абитуру.

Старшина нашего курса – сержант, поступивший к нам из армии – уже был на месте. Неплохой парень, Дима Картошкин. Атлетичный, светловолосый, серые глаза немного навыкате. У него тоже не было ни особенных связей, ни выдающихся материальных возможностей, а взяли его потому, что на курс нужен был такой парень, который служил бы громоотводом для руководства и выполнял бы работу за офицеров – начальника курса и его зама. Должность собачья, но Дима с готовностью принял правила игры. Амбициозным был тогда, хотел учиться, карьеру строить… когда мы виделись в последний раз, он работал продажником в компании, которая торговала автомобильными дисками. И, кажется, был вполне счастлив.

Кроме него в каптёрке был Лёша Протасов – полноватый, с залысинами уже в юном возрасте, чем-то неуловимо напоминающий Эрика Картмана из «Южного Парка». Он активно рылся в вещах в поисках своей сумки. Наконец, нашёл искомое, и тут же, прямо на месте, начал переодеваться.

– Блин, ты бы хоть в палатку отошёл – сейчас ведь толпа будет! – сделал ему замечание Дима.

– Ничего! Успею! – возразил Лёша, действительно одеваясь очень резво.

Я обратил внимание на его одежду. Синие «Гриндерсы», настоящие «Левайсы», рубашка от «Хелфигера»… в то время я понятия не имел, что это за бренды и сколько они могли стоить. Наверно, это и к лучшему – такое знание могло стать настоящим испытанием для моей неокрепшей юношеской психики простого паренька.

– Всё, побежал! – сказал Лёша и выбежал из каптёрки, закинув на самый верх сумку, куда до этого успел запихать парадную форму и «комок» – повседневный камуфляж.

Я нашёл свою сумку. Достал одежду, едва сдержав грустный вдох. Когда-то эти вещи казались мне вполне нормальными. Куплены на городском рынке, у вроде бы проверенных продавцов, с обязательной примеркой на картонке. Безымянные джинсы из пачкающегося псевдо-денима, дерьмовые китайские кроссовки из кожзама, которые бы давно развалились, если бы я активно носил их эти месяцы. Разве что футболка была вроде вполне нормальной. Чистый хлопок, серого цвета. Ради интереса я посмотрел на ярлычок. Одна из ивановских фабрик – надо же, умудрились выживать каким-то образом…

Дима посмотрел на меня и подмигнул.

– Ты как, сегодня с возвратом? – спросил он.

– Не, – я помотал головой, – домой поеду.

– А, точно. Ты же вроде где-то в Подмосковье живёшь, так?

– Ага. В Егорьевске.

– Далеко ехать?

– Часа за четыре, думаю, доберусь, – ответил я. Хотя знал, что домой попаду только после полуночи, и не без приключений по дороге.

– Нормально, – кивнул Дима. – Только послезавтра без опозданий.

– Само собой, – ответил я.

Я не стал переодеваться в каптёрке, как Протасов. Вместо этого вернулся к палатке, где аккуратно, не спеша, сложил парадную форму в сумку. «Комок» я взял с собой – дома постирать успею. Потом переоделся и пошёл к общежитию за увольнительной.