Звонка по радиотелефону парни ждали недолго, но, надо отметить, нервничали они порядком. Народ сновал туда-сюда, время шло, а негодование нарастало. Но вот запиликала в руке одного из них трубка итальянского производства с длинной антенной. Верзила включился в приём.

– Заждались, ребята?! – попытался зло пошутить Денис Топорков из далёкого от почты таксофона.

– Говори… – прорычал от переполняющих бритую голову чувств здоровяк, прижав телефон к уху сильней, чем надо.

– Нужная вам тачка стоит у дома номер 53 по Ленина, во дворе «Шуменского кредита». ГАЗ-24. Замкнута, на сигналке, по-моему. В ней сумка. Интересующий вас объект появится со дня на день, может, уже сейчас. Не знаю этого. За тачкой присматривает паренёк лет шестнадцати, у дороги. Он продаёт газеты. Всё. Остальное на ваше усмотрение. Всё чисто и честно, клянусь!

В трубке раздались гудки. Денис спокойно прошествовал до остановки и через две минуты уехал на городском автобусе, затолкнув в карман платок, через который вёл монолог, и перчатки, которыми держал телефон. Такое простое, таинственное, интересное задание выполнено. Два «лимона» на музыкальный центр лежали дома в ящике. «Вот это братик!» – с восхищением думал Денис, качаясь в салоне автобуса.

А команда покойного Дубкова мчала отрабатывать потраченные деньги и возмещать злость.

Никита долго сидел в гостях у подружки, уже не волнуясь за проведённую операцию. Он весело щебетал с Иринкой, не смея взглянуть в окно на отделение связи и детально вспоминая проверочной звонок на почту. «Бабки» пошли к Наташке!» – подумал он, и от души рассмеялся над плосковатой шуткой симпатичной девчонки.

В последний вторник апреля умер второй из Шуменской «ДЕСЯТКИ». Мягков Олег – из гильдии «новых русских», тридцатичетырёхлетний предприниматель, бизнесмен широкого размаха (авто Шуменского района и смежных районов области). Был убит Никитой весенним тёплым вечером в ресторане «Тура» – новом «газпромовском» заведении, расположенном на девятом и десятом этажах одноимённой гостиницы.

Парень знал на девяносто процентов, что Мягков пойдёт «отлить». На его телохранителей внимания можно не обращать: перекаченные, туповатые, заметно нерасторопные ребята, которые наверняка и стрелять толком не умели с дрожащих от штанг рук. Но в их объятия попадаться не хотелось! При подготовке Никиту видела только официантка ресторана. Но и она умерла от «острого отравления желудочно-кишечного тракта» через час после взрыва, прямо перед оторопевшей экспертной группой. Как известно из детективного кино-литературного жанра – свидетелей не оставляют! Поэтому, несмотря на маскировку и грим, Никита пошёл на это: смерть крашеной блондинки была быстрой.

Из заложенных во все писсуары зарядов сработал один, в контакт спецдетонатора которого поступила моча жертвы. И здесь Никита с особым почтением вспомнил «запасы» покойного киллера Бондаря.

Мягков сразу по прибытию в ресторан (что случилось вопреки плану убийцы) со свитой отправился в туалет. «Шкафы» из мяса и плоти привычно прочесали зал, уборную, раздевалку, бар и помещение кухни и проследили за суетящимися официантами, накрывающими Мягкову столик. Двое без тени смущения последовали за хозяином в туалет. Там преспокойная жертва «истребителя» Топоркова автоматическим движением раскрыла ширинку светлых брюк, высунула своё «хозяйство» и включила спазм, вызывающий поток жидкости мочевого пузыря. Чиркнул в нише писсуара электроразрядом детонатор, и внезапная вспышка взрыва запечатлела расслабленное самодовольное выражение лица Олега Мягкова.

Ударная волна, разрывая человеческую плоть, отбросила тело бедняги к кабинкам с унитазами, а обоих охранников, стоявших поодаль, раскидала по кафельным стенам. Но на фоне возможной смерти их нетяжёлые ушибы выглядели пустяком. А вот их шефу не повезло!..

…Этим же вечером, часов в десять, Никита с женой и братом укатил на дачу к родителям. На завтра-послезавтра открывалась охота… но уже на водоплавающих!

Козика сгубила жадность и тупость. Неизвестно только, всё вместе или по отдельности.

Правда, он удосужился выждать определённое время, пока не уляжется розыск, работа на месте преступления экспертов-криминалистов, первые волнения. А затем решился!

Винтовка ему нужна была позарез: такую «оленебойку», крупнокалиберную пушку, не везде найдёшь, тем паче не замеченную и ранее не наследившую, да и в дальнейшем, Козик чувствовал, она ему пригодится.

Об убийстве Эдисона в газетах даже не упоминали. Скорее всего, пока, а вот неслыханный расстрел Дубкова и его окружения взбудоражил всё «теневое» и воровское население Шумени. Озадачило он и Тайсона, но только на время. Чуть позже это его погубило.

Теряясь и маскируясь среди немногочисленных в этом году первомайских демонстрантов, шествующих по главной улице Шумени к центру города, Козик неожиданно для Бруска оказался рядом, вынырнув из толпы прохожих. Паренёк не растерялся и задорно отрапортовал «боссу». Ну и, конечно, молодой зелёный умишко сумел зафиксировать и доложить о пьяных парнях, пару раз пристававших к нему во время операции. Брусок был рад скорому освобождению от нудной скучной работёнки. Тайсон выслушал «шестёрку», что-то минут десять пообмозговал, и вдруг решительно направился к тачке.

«Волга» сиротливо стояла у заборчика «Шуменского кредита» и примыкающего к нему гаража с «запорожцем». Козик попетлял по двору дома номер 53, просвечивая внимательным взглядом каждый кустик и подъезд, каждого прохожего и все видимые окна домов. Затем, оттянув ошейник водолазки и чертыхнувшись в адрес палящего солнца, смело подошёл к машине.

Ребята покойного Дубкова, бравшие с поличным Тайсона, не знали крутого нрава бывшего чемпиона Украины и его пружинного состояния. И к тому же раньше не ощущали ни мастерства сильного кикбоксёра, ни злости, которая проявлялась в его мастерстве.

Схвативших его за предплечье двух здоровяков Козик от внезапности и страха легко раскидал в стороны. Налетающего верзилу с дубинкой встретил фронтальным проникающим ногой в солнечное сплетение. Парень, задыхаясь, рухнул на бордюр. Отправляя в нокаут следующего, Тайсон получил дубинкой по рёбрам. Одно из них хрустнуло, а удар наотмашь запястьем мускулистой руки отомстил обидчику сполна, сломав переносицу.

Сомнений в том, что Козик по кличке «Тайсон» – истинный убийца Дубкова и его свиты – не осталось у нападающих. Как и у поста внешнего наблюдения ФСБ города, засевшего в полуржавом металлическом гараже…

Встретив очередной удар ноги плечом, Козик молниеносно ответил выпадом кулака в коротком прямом. Как и предполагалось, два передних золотых зуба у парня в шёлковой рубашке вылетели с треском. Ещё блок, удар. И тут дубинка последнего, долговязого, обрушилась на коротко остриженный затылок Тайсона.

Группа захвата, прибывшая к третьей минуте драки, взяла без труда двух нокаутированных, а третьего, с разбитым носом, догнали только на соседней улице. Мёртвого Козика, распластавшегося на асфальте возле «волги», не тронули до приезда «скорой медэкспертной». А зарезанного минуту назад Бруска с кровоточащей раной в области печени обнаружили через полчаса между двумя ларьками.

Четвёртого из нападавших на Тайсона, жилистого долговязого парня, единственного располагающего какой-либо информацией об отстреле Дубкова, анонимном звонке и операции против Козика, так и не разыскали ни оперативники, ни «топтуны» из группы внешнего наблюдения. Его найдут только пять месяцев спустя, полуразложившегося, изуродованного до неузнаваемости, в кустарнике у старицы, на пятьдесят пятом километре Курганского тракта.

Тонюсенькая ниточка, положившая было путь к истинному зачинщику всего этого, оборвалась прямо в руках правоохранительных органов.

А Чистка продолжилась!..

Никита, не подозревающий о только что обрубленном хвосте, о том, что НП оперативники установили буквально через два часа после последнего посещения им злополучной «волги» и совсем случайно, по гипотезе одного из заумных «волкодавов» на очередной «оперативке», жизнерадостный и спокойный, как танк, брёл по лесу в сопровождении оруженосцев.

Охота! Это слово вызывает азарт, прилив крови, сил, внезапное рвение прочь, за город, в леса и на озёра.

«Охото на охоту!» – поговаривал частенько Никита, провожая очередной будничный день. И так уже пятый год.

Эту страсть к нему привил отец. Причём сам он не был охотником и даже не любителем, а вот книжек, брошюр, карт и сведений об этом промысле предоставил сыну много. И Никита повёлся! Вступил в клуб охотников и рыболовов, сдал примитивные экзамены, получил охотничий билет, разрешение. Зачистил ещё раз свою «ТОЗку-вертикалку», подаренную отцом на день рождения, и отправился на первую в жизни охоту.

С тех пор прошли годы, а вместе с ними бесчисленное количество расстрелянных патронов, сбитых «мигов», как называл уток парень, чесался намозоленный от спускового крючка указательный палец.

Сейчас с ним пошли Денис, прихвативший батину «МЦ» двадцатого калибра, Татьяна, и подружка брата, Марина, одногруппница Дениса по мединституту, рослая, умная девчонка, не знающая косметики и моды.

Тихо крались по сосновому бору к озеру Травникуль, расположенному в километре от дачи родителей.

Но, как известно, женщина на охоте – хуже не придумаешь! Поэтому поход не удался. Вернулись без каких-либо результатов. Правильно! Озера замёрзшие (по метеопрогнозам синоптиков, весна в Сибири запоздалая), уток мало, девчонки хоть и старались не шуметь, но хруст в лесу стоял невообразимый. Напоследок постреляли по мишени в форме тетеревиного чучела, распотрошили его. Посмеялись.

На утро решили идти вдвоём.

После шашлыков, пива и баньки всех разморило, и спали непробудным сном. В шесть утра из-под одеяла вылезла рука и хлопнула по дребезжавшему будильнику. Спустя четверть часа Никита одевался, расталкивая братишку.

Шли неслышно. Быстро светало, заливая округу голубоватым туманчиком. Кукарекала вдалеке горластая птица, где-то стучал на срубе спозаранок работяга. Лаяли псы, разминая глотки, да бахали на соседнем озере двенадцатикалиберные «гаубицы».

Шли, тихонько подшучивая друг над другом и иногда размышляя о чём-то своём. Не брякали закреплённые ружья, не стучали в патронташах снаряжённые гильзы, не трещали под ногами ветки, не скрипели высокие сапоги. Шли тихо, но шустро.

Для интереса, вечный приколист и шутник Никита изготовленные кустарным методом патроны все подписал. Надписи и названия смешили, поднимали охотничий дух, развлекали: «Смерть оккупантам», «За Хуана Карлоса», «С новым годом», «За Сталинград», «Ядерная боеголовка», и так далее.

А продуктивным и успешным оказался «В помощь Лаосу». Внезапно взлетевшего селезня Никита завалил, как мастер спорта по стендовой стрельбе летящую тарелку. Птичка оказалась на удивление жирной и огромной. Больше за утро ни одного не подбили – «мигов» встретилось мало!

Обратно возвращались в десять утра, намотав километров пять по лесному массиву и покрытым лужами полям. Болтался на поясе селезень, переливаясь зеленовато-фиолетовой головкой и смущая красным пятном у крыла. Брёл, спотыкаясь, уставший, огорчённый собственной неудачей Денис, бросая завистливые взгляды на добычу брата. Тяжело сопели, преодолевая глубокие рытвины и засасывающую грязь бездорожья.

На опушке смешанного перелеска присели на кочку отдохнуть, полюбоваться природой, на которую поначалу из-за охоты особо не обращали внимания.

Вдалеке, за кромкой поля, на фоне бело-голубого полотна необъятного небосвода, чернел голый лес. Ослепительным блеском отражалось в мутных лужах солнце. Шумели и жутковато скрипели за спиной деревья, шелестел тонкими хрупкими ветками осиновый подрост, надрывалась в кронах ворона, защищая гнездо от трещавших, как немецкие автоматы, сорок.

Где-то очень далеко изредка стреляли, визжала циркулярка, лаяли, грохотали сбрасываемыми с машины цинковыми листами. Звуки перемешивались и гулким эхом разносились по местности. Ныл в небе грузовой «ИЛ», внося вклад в общую звуковую гамму.

Никита перебирал сухую травинку в руках, согнувшись и нависая над грязными коленями. Сколько раз мать говорила, что выкинет старые джинсы с рюкзаковой лямкой вместо ремня, но до сих пор не сделала, дорожа любой вещью сына.

Вот-вот набухшие почки берёз выпустят в свет своих питомцев, проклюнулась первая травка, радуя взгляд сочной зелёной плотью, зажелтели мать-и-мачеха и вербные серёжки. Душа стонала, сердце разрывалось от тёплых воспоминаний о прошлом, о походах и путешествиях, экскурсиях и отдыхе на природе. Канули в лета и многочисленные поездки на море, на курорты страны, и весёлые компанейские рыбалки, и сборы кровавой брусники, сладкой земляники, пузатых симпатичных боровичков. Растворилось в земной суете детство, минула бесшабашная юность, потекла в мирской суматохе напряжённая деловая жизнь молодого парня. Горели, буквально чесались руки, постанывало отчего-то сердце, гудели покрытые накипью непонятной злости нервишки. Но разум оставался кристально чистым и по-детски невинным.

– Пошли? – прервал хаотичные мысли брата Денис, закончив обдирать с берёзы берёсту. – Есть хочется!

– Давай, – вздохнул, поднимаясь, Никита и поправил за плечом родную двустволку. – Нас ещё ждёт работёнка.

– Какая? – спросил младший, но вопрос рассеялся в безответной пустоте, будто ни к кому и не был обращён.

Никита бодро шагал по лесной тропинке, петлявшей меж деревьев и тающей в бескрайних полях. Он о чём-то сосредоточенно думал.

Не отставал от старшего брата и Денис, стараясь ступать ровно след в след…

В субботу Никита с Татьяной собрались сходить в кинотеатр, но планы неожиданно изменились.

Жена уже завивала волосы, а Никита брился в ванной, втягивая носом душистый аромат «Палмолив», как вдруг затренькал звонок. Дверь открыла тёща, прытко проскользнув первой.

Как обычно по воскресным дням, на пороге стоял Вадим. Парень, любивший в жизни больше всего культуризм и шоколадные печенюшки, был лучшим другом Никиты Топоркова. Конечно, это звучит смешно и даже, может, глупо, но это так. Вместе учились в школе и институте, гуляли, занимались спортом (хоть и разным, но в одних местах), отмечали совместно праздники, если это происходило вне дома, не раз выручали друг друга.

Да и сейчас жили рядышком. Вадим дружил с девчонкой на пять лет младше его – симпатичной шустрой Ольгой. Жили вместе, да и любили вроде бы: он её, она… его! Но друг часто жаловался Никите на её вредный капризный нрав.

И вот теперь Вадим предстал перед Никитой испуганным, взволнованным и злым. Весь его вид и лицо в красных пятнах говорили о том, что он быстро бегал последние два часа, плакал и, судя по пене на обветренных губах, долго и выразительно с кем-то разговаривал.

– Что случилось? – встретил его Никита, недобритый и полураздетый, резко меняясь в лице.

– Никита… Ольгу изнасиловали… чуть не убили! – Вадим сжался в комок, уже не сдерживая слезы и глубоко вздыхая. – Ублюдки, суки… я ведь их рвать буду… я их…

– …Бля! – вырвалось у Никиты, язык которого никогда не знал брани. Он встал, как вкопанный, опустив от ужасной вести руки и сжав челюсти.

– Никита, что такое? – подошла сзади к мужу Таня, расправляя неподатливый локон и внимательно наблюдая за реакцией обоих друзей.

– Ничего… милая, я потом скажу… иди, посиди в комнате!

– Но…

– Ступай! – повысив голос, сказал строго парень, подтолкнув любимую.

Только она неохотно исчезла за дверью спальни, Никита обратился к сверхугрюмому другу.

– Так. Я сейчас оденусь, ты подожди… Потом к тебе, там поговорим, и всё расскажешь подробнее…

– … Там Ольга!

– Тем более идём к вам! Всё, жди, – бросил Никита и ринулся в спальню.

Наспех объяснив жене причину отлучки, сноровисто одевшись легко, не по погоде, и чмокнув в носик милую, он удалился вместе с другом.

Общаговская комната ветхой пятиэтажки, девяносто процентов жителей которой составляли люди кавказской национальности и рабочие средней технической специальности, встретила вошедших унылой траурной атмосферой. Ещё больше её усугубляли замусоренный палас, раскиданные там и сям вещи и обувь, неприятный мясной запах и урёванная до посинения Ольга, облачённая в ситцевый грязный халатик. Сразу бросилась в глаза её полуобнажённая грудь с огромным околососковым пятном, потрясывающаяся от каждого движения. Но Никита заставил себя контролировать взгляд.

– Оля, успокойся! Не закатывай истерику… Держи себя в руках! – скороговоркой выпалил Никита с ходу, скинув туфли и подсаживаясь на неубранную с утра кровать рядом с девушкой. Вадим обессиленной тушей рухнул на стул, потупив взгляд.

– Как же держи, когда суки эти…

– … Спокойно, я сказал! – тряхнул Никита еле сдерживающую себя от психопатства подружку. – Я не понял, их было несколько, что ли?!

– Да! – крикнула бедняжка, умываясь слезами и растворённой в них тушью.

– По порядку рассказывай, подробно, до мелочей! А ты, – парень обратился к помертвевшему Вадиму, – сиди и запоминай хорошенько, чтоб потом повторять не пришлось. Наверное, с налёту ничего и не усёк?!

Дождавшись, когда друг примет более-менее заинтересованный вид, Никита ещё раз встряхнул Ольгу.

Через полчаса мученических расспросов, пыток и дознаваний картина изнасилования стала ясна, обдумана и обсуждена до состояния грубых набросков плана последующих действий.

Главный виновник уже не имел никаких шансов на дальнейшую здоровую жизнь, но был известен. Им оказался кавказец Асхат, который когда-то жил в этой общаге и, по слухам, работал на центральном рынке. Он не принимал прямого участия в изнасиловании, но кадр был из той компании. Другие четверо лиц «кавказской национальности» (хотя нет, среди них тусовался один русский) все являлись явными насильниками.

До полуночи ПДД, как называл Никита сокращённо любой намеченный план дальнейших действий, созрел. Почуявшая неладное Таня долго не давала уснуть мужу, ворочаясь под тонким одеялом и нашёптывая занудные вопросы. Никита только сухо отнекивался да неровно дышал, обсасывая в уме элементы предстоящей операции. Заснули поэтому только в два часа ночи.

Коренастый, загорелый, как баранина на шампуре, горбоносый, как и все его предки, мужчина стоял у маленького зарешечённого окна и молча улыбался. Обнажённое по пояс волосатое тело играло мышцами. Зачёсанные назад смоляные волосы омрачала седая прядь. Мускулистые, по-борцовски развитые руки он сложил на груди и задумчиво смотрел через светлые портьеры на город. Смотрел и тихо смеялся, вспоминая вчерашнюю попойку, бесчинствующие выходки на улице, молодую девчонку, подвернувшуюся под горячий пыл компании, групповое траханье её в тёмном коридоре недостроенной школы. Чего только не испытает настоящий мужчина, мужчина с гор! Ему надо попробовать всё! И он не боится ничего!

Стоял и сверкал в ехидной ухмылке золотыми фиксами – этакий горный орёл на вершине Казбека.

Сзади скрипнула дверь, желваки стоящего у окна вздулись.

– Ашот, там девочки русские прибыли. Что надо сделать? – режущим слух говором разнеслось по большой комнате двухэтажного коттеджа из красного кирпича, возвышающегося почти в центре города.

– Гони их, Чабан! – распорядился твёрдым голосом мужчина, названный Ашотом, но вдруг спохватился. – Хотя нет… Эй, Чабан! Веди их сюда – говорить будем!

Ашот поправил пояс спортивных штанов, сделал в воздухе неопределённый жест неизвестному, присел на буковый журнальный столик и закурил «Бонд». Он ждал девочек с двусмысленным выражением лица, на миг вспомнив опять вчерашнюю изнасилованную красотку. Вспомнил и забыл!

По деревянным ступенькам звонко цокали женские каблучки…