Действие 1-е
Год Сурка

Пролог

Уникальные свойства сурка известны с незапамятных времен. Он имеет обыкновение всю зиму дрыхнуть в глубокой норе. И только по весне нехотя выбирается наружу. Каждый год в начале февраля тупые янки извлекают толстого недовольного сурка из норы. По его поведению они определяют свое будущее на предстоящую весну. И наивно верят этому ленивому жирному зверьку…

В России всегда были свои дворцовые суеверия. Здесь гадали по конскому волосу или по собачьим блохам. А еще гадали по бабьим животам. Если живот барышни в корсет не помещался, значит, очередная царская фрейлина удостоилась «монаршей милости». Если гадание происходило вовремя, фрейлина просто подвергалась «чистке», дабы продолжать ублажение «царского величия». Если с гаданием запаздывали, ее на время отправляли в монастырь под присмотр сердобольных монахинь, коим впоследствии при успешном разрешении от бремени царская пассия и оставляла свой несчастный плод на воспитание.

Но все это происходило под покровом полной секретности, за разглашение которой полагалась только одна кара – смерть. Так что никакими политическими катаклизмами данные малые «шалости» государей России не грозили. Преемственность самодержавия соблюдалась строго, и наследниками престола становились порой хилые и слабоумные, но непременно рожденные в законном браке. И всякие попытки возвести на престол умных и здоровых, но самозваных, пресекались на корню, поскольку сулили стране великие смуты и возмущения.

С началом эпохи демократии в 90-е годы двадцатого столетия все эти предрассудки были в России отметены. И у кормила государственной власти вдруг оказались не просто незаконнорожденные самозванцы. Не просто представители «презренного сословия», коих в былые годы даже близко не подпускали к царственному трону. Власть оказалась в руках настоящих сукиных детей, ежедневно и ежечасно подтверждающих свою кобелиную родословную.

Впрочем, вернемся к тупым янки и их жирному сурку.

С некоторых пор янки очень полюбили стольный град Москву. После потепления отношений и разрушения «железного занавеса» эти самые янки в одиночку и целыми семьями ринулись на бескрайние просторы государства Российского. При этом каждый из них был не прочь притащить с собой всяческую дрянь, дабы очистить свою хваленую Америку от мусора и паразитов.

Вот и теперь, вытащив на свет Божий очередного жирного и неповоротливого от зимней спячки сурка, некая дебелая леди, замаскировав его под меховое манто, приперла сию злачную коробку прямым рейсом Нью-Йорк – Москва. Благо, что в отличие от Америки, наши таможенные власти багаж осматривают довольно поверхностно. А, если дать таможеннику «на лапу», то завезти можно хоть слона. Это в их «демократических» штатах любого, прибывшего из России, выворачивают наизнанку. Не щадят даже наших всенародно избранных депутатов. А что, в самом-то деле? Чем этот вшивый депутат отличается от простого занюханного русака? Они и своих-то чиновников не больно жалуют. Одним словом – демократия!

Так вот, прибыл наш Сурок в коробке из-под мехового манто. И прямым ходом – в Кремль. Хозяйка прихватила его с собой на прогулку по главной российской достопримечательности. А поскольку сурок толком так еще и не проснулся, она его просто вокруг шеи наподобие манто и водрузила. Да только одного не предусмотрела. Как только кремлевские куранты пару раз бабахнули, сурок от неожиданности очнулся и дал деру. Только его и видели. Хозяйка на виду у всей службы охраны Кремля некоторое время для приличия горевала. А потом решила, что так оно, наверное, лучше будет. Для укрепления российско-американских связей. И тут же при помощи новейшего спутникового телефона системы «Пентагон сикрет» отправила депешу в Белый Дом: «Агент внедрен». После чего спокойно приняла в гостинице «Националь» душ и легла спать. Потому что в Америке в это время еще было самое раннее утро.

Тем временем агент по кличке Сурок, которого в течение всей зимней спячки при помощи специальной методики активно обучали устной и письменной русской речи, быстро сориентировался на местности. Минуя казармы знаменитого кремлевского полка, откуда почему-то доносились вопли и то, что в программе обучения было заложено, как «специфические непечатные выражения», рванул прямо в подворотню главной президентской резиденции. Полусонный часовой, видимо приняв сурка за жирного комендантского кота, лениво махнул рукой: «Пшел вон, скотина!» Такой прием озадачил. Но не изменил настроя. Тем более что впереди замаячил длинный пустой коридор с массой огромных высоких дверей, за каждой из которых могло находиться что-то интересное.

Возле одной из них Сурок остановился и принюхался. Пахло чем-то очень знакомым. Что-то наподобие дорогих гаванских сигар и виски. Встал на задние лапы и в соответствии с отработанным годами инстинктом глянул на свою тень. Она была длинной и расплывчато серой. И ничего хорошего не предвещала. Задрал вверх голову и прочел на массивной табличке: «Сырков В.М.» «Видимо, здесь пункт раздачи сыра», – подумал Сурок и протиснулся внутрь. Но предчувствия его обманули. Тщательно обнюхав приемную, а затем все углы огромного кабинета, и так и не найдя желанного лакомства, зверек в изнеможении плюхнулся под креслом и уснул.

В далекой Америке на родной ферме в Алабаме в это время было всего лишь раннее утро…

1

Из путевых заметок профессора Воронцова

«Эта весна начала сводить с ума задолго до своего пришествия. Коты заорали уже в феврале. Причем, чем более невзрачным на вид был котяра, тем сильнее он оглашал окрестности. Многие эксперты напрямую связывали сей странный феномен с наступающим избирательным сезоном. Но делать выводы не спешили. Ибо соответствующей команды пока не поступало.

В этом странном государстве всегда и все делалось только по команде. По команде начинали активно бороться с очередными «врагами народа», по команде осваивали целинные земли, по команде возводили очередной уродливый индустриальный гигант, по команде стройными шеренгами вступали в «ряды строителей светлого будущего» и также по команде их покидали. Даже после развала всего и вся продолжали ожидать очередной команды. И долгое время недоумевали, что таковой не поступало. Просто многим невдомек было, что внутри сложного государственного механизма сломались пружинки, приводившие в движение подготовку командных кадров. Почти десять лет шел процесс интуитивной настройки. И в результате этого самого процесса механизм разладился окончательно.

Что за время! Каждый день, включая тупой говорящий ящик, видишь в нем все более и более дебильные физиономии. Порой очень хочется плюнуть. Приглушаешь звук и начинаешь вглядываться в новоявленных «оракулов». Слушать их ни к чему. Итак видно, что каждое слово – сплошное вранье. Через месяц наступает депрессия, через два – назревает глухая злоба, через полгода становится совсем невмоготу и хочется заняться политической деятельностью.

Поезд Москва – Иваново прибыл в половине шестого утра. Вопреки здравому смыслу и всем законам природы из него вылезло огромное количество полусонного народа. Обезумевших от ночного марш-броска по железной дороге тут же подхватили такие же полусонные, но, тем не менее, довольно расторопные таксисты, для которых это чуть ли не единственная возможность подработать в напрочь обанкротившемся городе. Один из них услужливо распахнул передо мной дверцу машины и хриплым, осевшим на холодном февральском ветру, голосом просипел:

– Куда поедем, начальник?

– Какой я тебе начальник? Давай в Пустошь-Бор.

– Конк-р-р-етнее! – прорычал таксист, с треском заводя промерзший двигатель.

– Сколько за проезд берешь?

– По-божески (он назвал сумму).

– И это по твоему – по-божески?

– А что? Он поди там все видит. Только сделать ничего не хочет. Отвернулся он от нас. За грехи за наши. Так куда едем-то?

– Давай в Интердом.

– Так вы, значит, к нашим пацанам в гости? Ну, тогда с вас только половину.

– Это почему же такая скидка?

– Так я же сам бывший интердомовец. Меня Махмудом зовут.

Только теперь при свете качающегося под ветром фонаря я разглядел своего таксиста. Из-под шапки торчали кучерявые волосы, а лицо горело свежим негритянским румянцем.

– Тебя как сюда занесло?

– Э! – хлопнул ладонью по рулю Махмуд. – Я – коренной ивановец. Тут живу. Только работать теперь негде. Вот – гоняю по ночам эту тачку. Товарищ одолжил. Так с вас полцены. Меньше не могу. Это за бензин. Ну и накладные расходы.

Махмуд выскочил с привокзальной площади и рванул по опустевшей улице.

– Так чего же ты застрял здесь, в Иваново?

– А кому мы, на фиг, нужны? – вздохнул Махмуд. – Здесь хоть свои ребята есть. Немного друг другу помогаем. А в другом месте – совсем пропадешь. Да еще – расовая составляющая. Вы же знаете, как это теперь. Чуть что – сразу по роже. Это в лучшем случае. А то и прибьют вовсе. А я разве виноват, что меня сюда занесло? Мне семь лет было, когда нас в 85-м из Уганды по соглашению привезли. Мою семью там всю вырезали. Если помните, у нас тогда война шла. А Россия гуманность проявила – ребятишек забрала. Не знали, что через несколько лет и здесь бардак начнется. А нам теперь куда деваться? Раньше, нам учителя рассказывали, особых проблем и не было. Все как-то устраивались. А теперь и не знаешь, в какую сторону податься. Везде эти самые скинхеды. Жить негде. Мы тут все в одной общаге пристроились. Вот по ночам подрабатываю. Больше работать негде. Фабрики все стоят, а в коммерческие структуры из-за рожи не берут.

– Так у вас же здесь губернатор – коммунист. И он-то не позаботится о выполнении интернационального долга?

– Да вы что? – Махмуд аж подскочил на сиденье. – Этот Тихоненко еще тот жук! Я вам вот что скажу. – Махмуд резко остановил машину и хлопнул обеими руками по рулю. – Этот Тихоненко – никакой он не коммунист.

Я коммунистов видел. Они к нам в Интердом приезжали. Одна такая сердобольная бабулька до сих пор каждый месяц ребятишкам игрушки таскает. Интернационал их петь учит. – Махмуд достал пачку «Беломора», чиркнул зажигалкой и закурил. – А Тихоненко – жулик. Они с Бубичем хотели наш Интердом продать Ваське Рябчику.

– Рябчик – это кто такой?

– Да это здешний хозяин притонов. Рябенко его фамилия. Уж больно ему наш Интердом приглянулся. А что? – Махмуд начал отсчитывать, загибая пальцы. – Двенадцать корпусов, бассейн, гостиница, зрительный зал, да еще почти четыре га территории. Вот они и придумали: детей выгнать и все это хапнуть.

– А кто такой Бубич?

– Говорят, он сбежал из другой области. Там его за что-то прищучили, вот его Тихоненко и пригрел. Этот Бубич у него замом стал.

– Погоди, – поскреб я в затылке пятерней, – Бубич – это не тот, который премьером в Чечню по осени влетел?

– Ну да. Он тут наворовался. Видать, его за особые заслуги туда выдвинули. Только, чего он в хозяйстве-то понимает? Он здесь все по области мотался: смотрел, где что плохо лежит. Они с Рябчиком корешками стали. Ему Рябчик машину подарил. А он, значит, Рябчику наш Интердом пообещал. Тихоненко – бабник. Вот они с Рябчиком там публичный дом сделать хотели. Во дела! – Махмуд включил скорость и рванул по улице.

– Погоди, а куда же ваши депутаты смотрят? У вас же депутат в Госдуме есть?

– Да, есть там одна… Ее «Танькой раздвинь ножки» зовут. Врачиха одна беспутная из сельской больницы. То и дело по местному телеку светится, голой задницей виляет. Тьфу! Прости Господи! – Махмуд сплюнул куда-то себе под ноги. – Слушать ее противно. У нее только: сю-сю-сю! Но бабы ивановские за нее горой. Хотя чего она им хорошего сделала? Не знаю. А вот то, что она подо всеми мужиками-начальниками полежала, знают все. Ее даже муж из дома гнал. Я такую б убил. Не посмотрел бы на депутатство.

Ворота Интердома оказались закрытыми. Махмуд, недолго думая, резко завернул за угол и покатил между домами.

– Здесь калиточка есть. Прямо к интернатской гостинице протопаете. Вас дежурные-то ждут?

– Ждут, наверное. Они знают, что я утренним поездом приеду. Держи. – Я протянул Махмуду купюру, которую он просил вначале. Он полез в карман куртки, выворачивая оттуда какие-то мелкие купюры. – Я сейчас.

– Оставь, брат, себе. Это тебе за дорогу и за информацию.

– И вам спасибо. Вы Алику от меня привет передайте. Он там сторожем работает. Раньше персидский преподавал. Он – классный мужик. Только ничего кроме своего фарси не знает.

Уже через четверть часа я плюхнулся на жесткую металлическую кровать в маленькой комнатке в полуразрушенном крыле здания, гордо именуемого «гостиницей». Спать не хотелось. В голову лезли совершенно дурацкие мысли об Уганде, фарси, Рябчике и странном ивановском губернаторе.

Но больше всего покоя не давала информация о Бубиче. Этот бывший десантник был ни много ни мало зятем бывшего главкома ВДВ. Особых заслуг перед Отечеством не имел. Но сама принадлежность к «сильным мира сего» через тестя давала ему возможность без особого труда поочередно занимать довольно престижные, а главное – денежные должности. Хотя еще в середине 90-х мне доводилось встречаться с ним на одной из демократических «тусовок». Тогда он был жалок, труслив и услужлив. Но времена меняются. И те, кто вчера ползал на четвереньках, считая за счастье приобщиться к «лидерам российской демократии», кто, широко раскрыв рот, ловили каждое их слово, сегодня весьма поднаторели в государственных и политических интригах. Такие типы наиболее опасны для общества. Потому что они никогда не имели и не будут иметь никаких нравственных устоев. Деньги и власть – вот два идола, которым поклоняются новоявленные бубичи.

Рябчики и бубичи отличаются только в одном. Для первых близость к власти является средством увеличения личных богатств. Для вторых наличие больших денег предоставляет неограниченные возможности продвижения во власти. Но все это – звенья одной замкнутой цепи, разорвать которую с каждым годом становится все сложнее.

Так и не сумев толком вздремнуть, уже через полтора часа я пробирался к кабинету директора по шумным переходам Интердома сквозь поток ребятишек».