Часть 2. ПГРЭЗ

Отстучали нестройными ударами в майскую ночь колеса поезда. Остались позади сданный под охрану дом, старая беседка и стремительно теплеющее синее море, маета с билетами и обменом, хмурый, немного сонный таможенник. Смутно мелькнули сквозь беспокойный, обрывистый сон огни мокрых городов и холодные сквознячки долгих остановок, когда с перрона затягивало в купе табачный дух. Гомель встретил мелким промозглым дождем и острой серой свежестью раннего утра. Розоватая краска высокого трехэтажного вокзала потемнела от частых капель мерно сыплющейся мороси, и несколько елок на фоне темно-серого, хмаристого неба выглядели почти черными. Женский голос со звонким эхом объявил, что прибыл поезд «далёкага накіравання Адэса – Гомель», и вереницы пассажиров сонно потащились под крышу здания, подальше от холода, порывистого ветерка и падающей с неба воды. М-да. Всего-то шестьсот с небольшим километров, а какая разительная перемена. Впрочем, метеоцентр не зря предупреждал о холодном циклоне над Беларусью и северных ветрах. Май в этом году определенно неудачный.

– А в Крыму сейчас тепло. Уже купаться можно. – Хип поежилась, плотнее запахивая куртку. – Никогда здесь не была. В Беларуси… а погодка совсем как у нас, но только осенью.

– Это в Вологде?

– Ага. – Хип усмехнулась. – Все ты помнишь. Пойдем. Умираю как хочу горячего кофе, чтобы и погреться, и проснуться сразу.

– Да, не помешает. Только учти, стажер. Тут мы с тобой цивилизованные люди, Алена Андреевна. Никаких луней тут не летает, и Хип тоже не водится.

– Бр-р… Поняла, хотя и непривычно, Андрей Владимирович. Ух-хх… аж язык ломает заодно с мозгами. Скорей бы домой, чтоб уже друг друга по-человечески называть.

Я не удержался и хохотнул. «Алена Андреевна» поняла, тоже прыснула, и мы отправились к зданию вокзала, дабы обменять оставшиеся гривны на вполне себе суровые рубли. Кофе на двоих в местном кафе обошелся в четыре рубля и еще в девятнадцать – загадочные «колдуны» и «печень по-гомельски», что изначально и не планировалось, но под кофей аппетит разгулялся как надо. Я для себя решил, что неплохо было бы разжиться рецептами. Чуть позже эту же идею мне подсказала и Хип.

Профессор Зотов прибыл в забавном желтом дождевике, похоже, перешитом из лабораторного костюма химической защиты.

– Очень рад, очень рад, здравствуйте, друзья мои. – Проф горячо пожал руки. – Что же вы? Уже позавтракали? Напрасно, напрасно. У нас в Институте великолепная столовая для своих, и по очень умеренным ценам. Здесь, право же, дороговато.

– Спасибо, профессор. Это любопытство к местной кухне, скажем так, и горячая пища – самое то, что нужно в такое утро, как сегодня. Сталкерская привычка, мы люди простые. Видим еду – едим, чего ждать?

– И как вам местные блюда?

– Впечатляет. – Хип сладко и немного сонно улыбнулась. – Мне понравилось, очень вкусно. Будем возвращаться – зайду еще.

– Это, право, радует. Только вот погода сегодня мерзкая, признаться. – Проф поправил дождевик. – Неделю как зарядило. Впрочем, послезавтра уже обещают тепло, солнце и лето. Посмотрим. Садитесь в «Газель» с эмблемой Института, она вон там, на стоянке, устраивайтесь поудобнее. До Брагина ехать долго, можете поспать, если в поезде не вышло. Я, пожалуй, тоже возьму кофею.

Хип сразу же засопела и сладко проспала всю дорогу. Посапывал и профессор, да и я периодически нырял в мягкую полудрему – ночь в поезде почему-то совсем не дала отдыха. Машина Института шла очень тихо, едва слышно, с каким-то электрическим гудением работал двигатель, в салоне не чувствовалось характерного, неистребимого бензиново-угарного душка, и водитель ни разу не останавливался у заправок. Гораздо громче двигателя шумел и посвистывал встречный воздух, да с гулом проезжали мимо редкие автомобили. А сплошные облака уже расходились, в разрывах тяжелых туч все чаще мелькало солнце, и по мокрой дороге медленно ползли с севера на юг обширные светлые пятна. Поля сменялись невысоким лесом, мелькали непривычные глазу, свежие, как березовый сок, названия белорусских деревень, памятники, гнезда аистов на высоких столбах и водонапорных башенках. Дорога убаюкивала, и даже не верилось, что еще несколько десятков километров, и начнутся совсем иные земли – давно не жилые поселки, заросшие поля и рощи ПГРЭЗ – «Зоны 2».

Здание Института получилось увидеть издалека. Оба филиала – физики и биологи – разместились в четырех массивных цилиндрических башнях, расположенных настоящим каре, и пятиэтажные здания, соединявшие их, были куда больше похожи на стены средневекового замка, чем на современные корпуса Института. Поодаль стройным рядком стояли красно-белые «полосатики» жилых трехэтажек, водонапорная башня и приземистые кубы хозблока.

– Научный поселок Брагин-2, прошу любить и жаловать, уважаемые сотрудники. – Зотов обернулся к нам в ожидании проверки документов. – Именно тут мне предстоит поработать денек на защите одного любопытного исследования. Сегодня, я думаю, с этим мероприятием мы полностью управимся. А вы пока возьмите эти ключи и найдите второй жилой корпус. Квартира номер тридцать четыре в вашем распоряжении на время работы. Располагайтесь, отдохните, выпейте чаю и подходите в Институт к половине четвертого. Буду ждать на проходной, чтобы все оформить.

– Спасибо, профессор. Удачи на защите.

– Не за что, Л… коллега. Добро. И удача нам всем действительно потребуется, так как подобного номера я за всю свою работу еще не исполнял. – Зотов подмигнул и задорно улыбнулся. – Как бы то ни было, именно этот номер я и считаю самым стоящим во всей программе концерта, друзья мои. Аплодисменты нам гарантированы.

Проверка прошла быстро. Молчаливый сотрудник просто провел сканером по нашим карточкам, кивнул и нажал кнопку «вертушки». Квартира, которую нам выделили, оказалась маленькой трехкомнатной, с длинным узким балконом. На кроватях уже лежали запаянные в пластик постельные принадлежности, на кухонном столе возвышалась стопка из шести картонных с зеленым принтом коробок «улучшенного общевойскового рациона» в окружении золотистых банок тушенки и запаек с тонкими сухими хлебцами. В холодильнике нашлись квас, молоко и минералка без газа. Ну, жить можно. Сухпаи было решено сберечь на выход, и Хип, прихватив пакет, убежала в институтский магазинчик за продуктами на вечер. Я открыл балконную дверь и вышел подышать заметно потеплевшим воздухом. Рука почему-то привычно хлопнула по карману, а перед глазами как будто заново встали высокая стена Периметра с огоньками на вышках, вечная облачность и сырые улочки. Надо же, давно завязал с курением, но стоило потревожить память вот таким же деньком, корпусами Института и ощущением близкой Зоны, как в кармане словно бы образовалась несуществующая пачка сигарет. И мандраж легкий такой, и чувство, ни с чем не сравнимое. Думал, отпустила Зона тебя, Лунь? Шиш там. Чую, как зовет обратно, зудит по самому краешку души. Никто не поймет сталкера, пока сам в тех местах не побывает. Только бы Пенку встретить. Болит на сердце, словно царапается кто-то, – что с тобой, псионик, чужое существо Зоны, которое ближе иных людей? Попробую, позову, пока спокойно, никто не отвлекает. Раз, другой. И тишь. Даже не знаю, живая ли, – дурной, гадостный сон тогда был, который, готов поручиться, и не сон вовсе. И если вдруг окажется, что стреляли в тебя, убили, – то найду. Зоной клянусь, найду и уничтожу, да не просто так, а чтоб, твари, поседеть успели перед смертью. Гулко стукнуло сердце, и в ответ на отблеск настоящей, совершенно непривычной для меня острой ярости вдруг тихонько, на самом краю сознания – секундное присутствие. Жива, значит. Если, конечно, не почудилось.

«Пенка! Отзовись!»

И ничего. Опять совсем ничего. Ни искорки в сознании, ни весточки другой какой. Мертвая, пустая тишина опять там, где раньше мы с тобой целые беседы вели днями напролет. Эх, Пенка, Пенка…

Профессор позвонил ближе к пяти, чтоб заполнить все необходимые бумаги и подписаться под разрешениями. Да, давненько я не брал в руки шашек, а точнее, пачек институтских документов. Определенно, армия бумажных и совершенно необходимых дядь и теть в стенах НИИАЗ крупно подросла. Раньше главным был только бланк «смертничек» – договор, в котором ты соглашался добровольно взвалить на свою тушку все последствия экспедиции в Зону и не иметь потом к Институту никаких претензий. Подлючая бумажка, в сущности, однако и НИИАЗ понять можно, им тоже деваться некуда. По слухам, впрочем, импортные «ботаники» такого документа не подписывали. Теперь к «смертничку» прилагалась институтская страховка, расписанная аж на тридцати листах с разными пунктами и выплатами родным. Так как у нас с Хип никакой родни не наблюдалось, мы заполнили только ту часть, которая «компенсировала», например, утрату конечности или «общее поражение организма». Стажер поморщилась: не по «уставу» перед выходом в Зону на бумажках всякую бяку расписывать, однако Зотов все же уговорил – без страховки нас бы просто не выпустили. Затем пошли соглашения, поручения, предметные части, бланки на выдачу, на соответствие и тому подобная бумажная муть. Проф вздохнул и посоветовал подмахнуть все, не читая. Мол, договоров на продажу души в тех бумагах точно нет, проверено, и это обычная бессмысленная и давно уже несерьезная бюрократия, которая отсюда сразу уйдет в архив только для того, чтоб медленно покрываться пылью да заодно обеспечить дополнительно две-три дюжины рабочих мест.

Следующий этап был интереснее. Нас вместе с Зотовым повели в «закрома» – снабдить оборудованием и припасами. Заведующий материальной частью экспедиций, Степан Васильевич, пожилой и очень серьезный человек, с толком и расстановкой погремел связкой ключей, открыл склад и начал, сверяясь со списком, «обеспечивать» сотрудников.

– Так… костюмы. Вам, Игорь Андреевич, выдам именной… вот… а вам, молодые люди, придется подбирать по размеру. Заполните пока бланк выдачи и расписку на сохранность имущества.

И на стол легли два киевских «Покрова-2». Хип даже присвистнула.

– Ничего себе… это же хлам, извините…

– Ну, хлам, не хлам, но никто не жаловался пока. – Степан Васильевич, не меняя интонации, несколькими движениями выдернул шнурки прозрачной упаковки, расправил на столе два светло-серых, в прозелень, костюма. – Нормальная одежка, в самый раз. Номерная, только вам, значит. Однако вы ее уж не уделайте раньше времени, а то один костюм на год выдается.

– Ничего, Алена Андреевна. Не настолько уж он и плох, надо сказать, – примиряюще сказал Зотов, принимая свой «Покров». – Для реалий местной Зоны его, в общем, хватает. А «Кольчуги» местный филиал не выписывает, очень дорого.

М-да. Уж сколько раз твердили и научники, и сталкеры, чтоб перестали заказывать «Покровы». И не то чтобы совсем уж полная дрянь вроде «Аниона-КЗ», разработанного в самом НИИ каким-то действительно безмозглым кабинетчиком, но и далеко не фонтан. Что такое хороший, просто хороший сталкерский комбез? Это такой, чтоб хотя бы от половины зубов, шипов, когтей прикрыл, от ядовитых плевков и жгучих спор разной зонной «биологии», благо современные материалы вполне позволяют это сделать. Чтоб не горел, да. Чтобы кислоту какую-нибудь к телу не пустил опять же, а если и пустил, то не сразу, а дал время из костюма выскочить. Как показала практика, «Покров-2» ни с одной такой задачей справиться был не в состоянии. Но все же покупали его сталкеры, особенно те, кто не при деньгах. Все-таки куда крепче он был обычной камуфлированной хэбэшки. Ботинки в комплекте тоже чуть, самую каплю лучше армейских. Удобнее они, ногу не натрут и на полпути не развалятся, если, конечно, сильно по лужам не рассекать и сушить вовремя. Были, впрочем, и два больших плюса «Покрова-2» – его легкость и удобность относительно того же «Аниона» и изумительная, просто потрясающая подкладка. И дышит, и провонять не дает после тяжелого дня, и воспаления с потертостями тоже почти никогда не будет – тоненький такой светлый материал со слабым запахом лаванды, чем-то явно пропитанный. Бывало, бросовые комбезы эти барыги чуть ли не оптом сдавали, мы всю подкладку с них спарывали подчистую, а остальное в мусор летело. С материала этого самые лучшие бинты получались, белье нательное и портянки для тех, кто носки не признавал. Шикарная вещь. Вот бы вместо никчемных «Покровов» на поток такую ткань пустили сразу в рулонах, мы бы им спрос обеспечили.

Да, товарищи коллеги. Огорчительно, конечно, «Кольчугу» не получить, но ничего не поделаешь. Нет так нет. Теперь посмотрим, что там с оружием, пора уже и вопрос соответствующий задавать.

Заведующий материальной частью внимательно и очень долго смотрел на меня поверх очков, затем хмыкнул, переспросил и хмыкнул еще раз, но уже чуть громче.

– Научным сотрудникам не положено выдавать никакого оружия, что вы, молодой человек! У меня и на складе такого нет, да и не было никогда, побойтесь бога.

– В Зону без ствола? – Хип выглядела не менее удивленной. – Как же у вас ученые туда ходят?

– Обыкновенно ходят… вы, уважаемая, тут впервые, видимо. Для экспедиций предусмотрено сопровождение – два бойца с автоматами и боекомплектом.

– Здесь чуть иначе, Алена Андреевна, – мягко улыбнулся профессор Зотов. – Банд в ПГРЭЗ нет, по крайней мере тут о них не слышали. Поэтому научным сотрудникам носить оружие запрещено. За исключением вот этого.

Профессор принял из рук Степана Васильевича длинное ружье с револьверным магазином и, похоже, баллоном сжатого воздуха вместо приклада.

– Летающие шприцы, пятизарядка. Главный инструмент биолога здесь, не считая шестов и зонтичных сетей. А экспедиция у нас, – Зотов выдержал короткую, но внушительную паузу, – намечается как раз по сбору биологических образцов, а не их отстрелу.

С прочим снаряжением тем не менее все было более чем неплохо. Нам выдали сразу три редких, почти легендарных детектора «Шелест-5» и столько же знаменитых коммуникаторов ПМК со всей программной «начинкой» и заранее настроенной связью. Хип уверенно раскрыла «Шелест», пробежалась по диапазонам, вывела в широкополосное сканирование. Степан Васильевич одобрительно кивнул.

– Хороший аппарат, рекомендую. Скорость реагирования очень высокая, и дальность пеленга выше, чем у предыдущего. Но… берегите, дорогие они. На весь филиал всего сорок штук выслали, и из них уже один испорчен. Инструктор дал в руки пополнению. Они и… поигрались, да. Умудрились сломать в аудитории, даже не в Зоне, вот что обидно. Уж извините, наука, но на эти приборы придется подписать материальную ответственность, мы теперь осторожничаем.

– Нет вопросов, понимаю, – Зотов поставил подписи, – вернем в лучшем виде.

– Завтра в пять утра вас будет ждать машина до Брагина. Спецтранспорт там уже готов, выдаю два вездехода «Спектр». – Заведующий аккуратно собрал бумаги в папку. – Ни пуха вам, товарищи.

– К черту… – тихонько буркнули мы почти хором.

* * *

К утру дождь совсем закончился, а небо полностью избавилось от туч. Розовый рассвет окрасил стены домов Брагина, ярко заблестел в окнах, и казалось, что этот крупный поселок все еще жилой, а люди просто спят, и оттого пустынны улицы, не слышно машин, только институтская «Газель», негромко ворча мотором, нарушает покой. Но Зотов уверил, что все дома не первый год оставлены, а жители Брагина давно разъехались по Беларуси в заранее построенные микрорайоны. Но иллюзия спящего поселка была настолько яркой, что невольно я высматривал ранних прохожих на опустевших улицах. Только пара аистов лениво снялась с крыши одного дома и, медленно взмахивая крыльями, скрылась за деревьями.

– Здесь раньше был отдел Полесского заповедника, – тихо сказал Зотов. – Некоторые сотрудники перешли в наш штат. Они хорошо, скажем так, знают местность и какой тут была природа до Зоны… Вот и площадь. Обратите внимание на памятник Ленину. Здесь они почти везде сохранились, да.

Но меня привлек даже не памятник – он был не очень хорошо виден на фоне больших серебристых полусфер мобильной лаборатории НИИАЗ, соединенных цилиндрами вспомогательных отсеков и жилых модулей – этакая космическая станция. И почти на всю площадь – высокий оболочечный ангар с техникой, за которым ворота, вышки, казарма и проволочный забор в четыре ряда. И мигает на мачте связи тусклый рубиновый огонек, почти незаметный при свете утра.

Увидев нашу машину, из маленького здания КПП вышел человек в военной форме, махнул в сторону ангара, и створчатые ворота медленно распахнулись, выпуская два больших вездехода.

Интересная штука этот самый вездеход «Спектр», специально для Зоны придуманный. Этакое здоровенное корыто вверх дном, установленное на корыто поменьше, серовато-желтого цвета, на восьми больших широких колесах в крупный рубчик. И если на старых, привычных мне моделях «зонных» вездеходов окон не было, то здесь они имелись, овальные, словно иллюминаторы, и такие же массивные. И несмотря на очень солидные размеры, был у машины не слишком большой вес – вместо металла корпус «Спектра» покрывал толстый слой особо прочной полимерно-композитной брони, предназначенной для защиты от различной аномальной дряни. По слухам, внутри такой машины можно было выжить даже недалеко от эпицентра Прилива или локальной Вспышки. В толще брони располагались как просвинцованные слои, так и особые контуры из тонкой медной проволоки. Этот пластик совершенно не горел и не пробивался подземными разрядами, но, конечно, ни одна машина не способна выжить в аномалии – и на этот счет первый вездеход, чуть поменьше второго по габаритам, оснащался маленькой башенкой с «ушами» дальнего детектора-универсала.

– Проф, а к чему второй «Спектр», да еще и здоровый такой? – с удивлением спросила Хип. – Мы и в первом все разместимся, и место останется.