В последний раз продюсер стиснул мою руку своими «оладьями». Он встал со стула и направился к двери. Все потянулись за ним. Вдруг он остановился и взглянул на Лену.
– А вы, Леночка, можете остаться с Андреем наедине. Недолго. Мы вас подождем в машине.
– С чего вы взяли, что нам нужно остаться наедине?
– Да ладно, Лена. Уже вся группа знает, что у вас роман. А вы все в шпионов играете, – пробасил Михалыч.
– Скажите, Андрей, белый «Пежо 308» ваша машина? – спросил слащавым голосом Ефим Семенович.
– Моя – ответил я.
– А то на прошлой неделе я выезжаю со стоянки у студии. А в белом «Пежо» Лена с кем-то целуется. Я со спины вас не узнал. Тогда все в порядке.
– А я вам вот что скажу, – подал голос Супрун. – Захожу я как-то в костюмерную, а там Андрюха и Леночка…
– Да идите же вы отсюда! – повысила голос Леночка. – В машине досплетничаете!
Мужчины послушно удалились. Мы остались вдвоем. Лена положила руки мне на плечи и, глядя мне в глаза, прошептала:
– Здравствуй, любимый.
Я ничего не успел ответить, как в ту же секунду мой рот был запечатан долгим и страстным поцелуем. Волосы Лены щекотали мои щеки, нос. Я прижимал ее к себе, жадно вдыхая пьянящий аромат ее духов. От вздымающейся груди ее исходил жар, сводивший меня с ума. Наконец она оторвалась от меня, переводя дух.
– Колючка моя.
Она провела рукой по моей щетине недельной давности. Щеки ее раскраснелись, взгляд затуманился.
– Я чуть не умерла от страха, когда ты с крыши свалился. Больше так никогда не делай.
– Не буду. Честное пионерское.
– Я скучала без тебя, Андрейка. А ты?
Вместо ответа я обнял ее за шею и притянул к себе. Наши губы снова слились в долгом, головокружительном поцелуе.
– Ну все, Андрейка. Мне пора.
Она отстранилась от меня.
– Всю прическу разлохматил и помаду съел. Надо привести себя в порядок.
Леночка достала из сумки расческу, зеркальце, губную помаду и принялась восстанавливать свой слегка помятый антураж.
– Что нового на студии? – спросил я, с интересом следя за процессом восстановления красоты.
– Ничего особенного. Послезавтра съемки заканчиваются, затем монтаж, озвучка, все по плану. Да, третьего числа инвестор приезжает из Москвы. Говорят, он олигарх или что-то в этом роде. Он денег дал нашему Ефиму на фильм.
– Что же, в Питере своих олигархов нет?
– А я откуда знаю. Посмотрит рабочий материал, если понравится, еще один фильм спонсирует. Ну все, я полетела. Люди ждут. На прощанье можешь меня поцеловать.
– Это я с превеликим удовольствием.
Я широко распахнул свои объятия.
– Только, чур, помаду не размазывать и прическу руками не трогать.
– Есть, товарищ генерал.
Она наклонилась ко мне, и я снова ощутил клубничный вкус ее помады на своих губах.
– Я люблю тебя, Андрейка.
– И я тебя люблю, Ленок.
– Все, меня здесь уже нет.
Леночка быстро встала и стремительно, не оглядываясь, пошла к двери, едва не сбив на ходу медсестру, вносившую в палату поднос с моим обедом.
– Какая она у вас стремительная, чуть не стоптала меня, – покачала головой Любовь Васильевна.
Она поставила поднос с едой на стул у кровати.
– Обед, Андрей. Салат витаминный, щи уральские, котлета с гречей, компот из сухофруктов и булочка с изюмом. Кушайте, Андрей, набирайтесь сил. Приятного аппетита!
– Спасибо, Любовь Васильевна. Кормилица и поилица вы моя.
Медсестра ушла.
Я потянулся к стулу, на котором стоял мой обед, и вдруг заметил человека, стоявшего рядом с ним. От неожиданности я даже вскрикнул:
– Эй! Вы кто?
Незнакомец улыбнулся грустной и немного виноватой улыбкой.
– Кто вы, черт возьми?
Он протянул руки ко мне, как бы успокаивая меня, и приложил палец к своим губам.
Я во все глаза таращился на незнакомца, в то время как он излучал приветливость и добродушие.
Странного вида был этот тип. Лет ему было в районе тридцати, не больше. Ростом он был примерно на полголовы ниже меня. Волосы были черные, длинные, собраны на затылке в хвост, перевязанный лентой. Высокий чистый лоб заканчивался темными кустистыми бровями, почти смыкавшимися на переносице. Глаза темно-карие с едва различимыми зрачками. Кожа была почти бронзового цвета, как будто он только что вернулся с турецкого курорта. Лицо обрамляла узкая борода с усами в стиле «а ля Рошфор». В правом ухе его болталась огромная серьга. Одет он был уж очень странно. Белая рубаха с широкими рукавами и высокими манжетами была расстегнута на груди, а на шее повязан красный шелковый платок. Поверх рубахи надет жилет из черной тонкой кожи. Темно-синие шаровары были заправлены в полосатые гетры. На ногах его – темно-коричневые башмаки с тупыми носами на толстой подошве и большими медными пряжками. Из-под жилета был виден широкий кожаный пояс бежевого цвета с двумя рядами отверстий и большой бронзовой бляхой.
Вдруг меня осенила здравая мысль.
– Послушайте, вы актер? Да? Вы приехали вместе с Ефимом, Леночкой, Михалычем? Просто я вас сразу не заметил. Хоть вы точно не из нашей группы. Я вас не узнаю. Кто вы?
Незнакомец потупился и кротко произнес:
– Я – Ангел.
Я рассмеялся.
– Я тоже ангел. Во всяком случае, так утверждают мои родители. И все же, как ваше имя?
– При жизни меня звали Диего Гарсия Перейра.
– Слушайте, хватит дурака валять! Не хотите говорить свое имя и не надо. Проваливайте отсюда. Мне обедать пора.
– Пожалуйста, обедайте. Я вам не буду мешать, – кротко ответил незнакомец.
– Вы, что, так и будете там торчать? – раздраженно спросил я.
– Я могу стать в другое место, – покорно ответил он. – Хотите, я перейду к окну?
– А уйти вы не можете? – язвительно поинтересовался я.
Он начинал меня бесить.
– Уйти я не могу, – грустно проговорил он, разглядывая пряжки на своих башмаках.
– Тогда я помогу вам. Сейчас встану и вышвырну вас вон!
– Нет, что вы, – испугался незнакомец. – Вам сегодня еще нельзя вставать, вот завтра ненадолго можно. Вы лучше кушайте ваш обед, а то щи простынут.
– Заботливый, мать твою… – проворчал я и, подтянув к себе стул, взял с подноса тарелку с салатом.
Вскоре тарелка опустела, и я принялся за щи.
– Имейте в виду. Как вас там… Орейра?
– Перейра, – вежливо подсказал он.
– Перейра. Сейчас войдет медсестра, увидит вас, вызовет охрану, и вас вытурят отсюда взашей!
– Сомневаюсь, – тихо проговорил Перейра и грустно вздохнул.
– И не сомневайся, друг мой любезный Орейра, – уверил его я, хлебая щи.
– Перейра, – терпеливо поправил он меня.
Некоторое время я ел молча.
– Как-то неловко получается, я ем, а вы нет? Вон там, на тумбочке, колбаса, семга, фрукты. Съешьте чего-нибудь, пока вас не выперли отсюда.
– Благодарю вас, но я не ем, – вежливо отказался он.
– Брезгуешь, Перейра?
– Отнюдь. Я уже более трехсот лет ничего не ем.
Я застонал словно от зубной боли.
– Как ты мне надоел, Перейра! Сейчас нажму кнопку, и пусть медсестра с тобой разбирается!
– Прошу вас, Андрей. Не нужно говорить медсестре обо мне.
– Ага, испугался, аферист! Вали отсюда, самозванец! – торжествующе произнес я и картинно указал ему ложкой на дверь.
Перейра обиженно отвернулся от меня. Он молча подошел к окну и застыл, глядя на улицу.
Покончив с обедом, я решил часик-другой вздремнуть. Но присутствие странного типа мешало мне осуществить это желание. Сон не шел ко мне. Я скосил глаза и взглянул на Перейру. Он стоял неподвижно, словно памятник.
– А может быть, он сумасшедший? – пришла мне в голову неожиданная мысль. – Точно, сумасшедший. Больница же все-таки. Сбежал из психушки и у меня в палате прячется.
Я еще раз посмотрел на Перейру.
– Да нет, на психа вроде бы не похож. Хоть, кто его знает, как они выглядят. Я в жизни ни одного не видел. Ну, во всяком случае, этот не буйный. Так, тихопомешанный.
Скрипнула дверь, и в палату неслышно вошла медсестра.
– Покушал, Андрей?
– Спасибо, Любовь Васильевна.
– Молодец, Андрюша. Аппетит хороший, значит, пошел на поправку.
Она собрала пустые тарелки на поднос и направилась к выходу.
Я был в полном недоумении:
– Неужели медсестра не заметила постороннего в моей палате?
– Любовь Васильевна…
– Что, Андрей?
Она остановилась и взглянула на меня.
– Не могли бы вы попросить покинуть мою палату вот этого молодого человека?
– Какого молодого человека?
– Вон того. У окна.
Я ткнул пальцем в сторону Перейры.
– Шутите, Андрей? – спросила она, с беспокойством глядя на меня.
– Нисколько. Вон он стоит.
Я снова указал на Перейру.
Он уже стоял ближе ко мне и нахально улыбался.
– Может быть, вам что-нибудь за окном показалось? Хоть здесь третий этаж…
Она поставила поднос на столик у дверей и направилась к окну.
И тут произошло совершенно необъяснимое, от чего я даже на какое-то время потерял дар речи. Любовь Васильевна, идя к окну, прошла сквозь Перейру, стоявшего у нее на пути, как сквозь облачко табачного дыма. Она посмотрела в окно, задернула шторы и подошла ко мне. Потрогала мой лоб, проверила пульс.
– Может быть, вам приснилось это, Андрей?
Я молчал, не в силах вымолвить ни слова.
– Ладно, отдыхайте. А о ваших галлюцинациях я доложу лечащему врачу. Может быть, придется психиатра приглашать.
Медсестра покачала головой и, как всегда, бесшумно, вышла из палаты.
Я лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. Мой мозг отказывался понимать увиденное и уж тем более дать этому сколько-нибудь внятное объяснение. Не знаю, сколько я пробыл в состоянии умственного нокаута, но к реальности меня вернул вкрадчивый голос Перейры.
– Андрей, с вами все в порядке?
Я зыркнул на него испепеляющим взглядом.
– Да, я в полном порядке. Я вижу мужика, который называет себя ангелом! Его никто не видит, а я вижу! Медсестра спокойно проходит сквозь него, как будто его и нет вовсе. А завтра придет психиатр, и меня упекут в дурдом! Так что у меня все в полном порядке! Спасибо тебе за это, друг Перейра!
– Меня зовут Диего.
– Спасибо тебе, друг Диего!
– Не надо так расстраиваться, Андрей.
– Да? Легко сказать! Вот объясни, Перейра. Почему я тебя вижу и слышу, а для медсестры ты – ноль, вообще не существуешь?
– Я думаю, Андрей, это последствия травмы головы, полученной вами. Вы же слышали, что иногда, вследствие несчастного случая, люди приобретали сверхъестественные способности. Кто души людей видит, кто внутренние органы человека, а кто дар предвидения получает. А вы вот меня видите.
– Великая радость! – съязвил я.
– Ну, я тоже не в восторге от этого, – ответил Перейра.
– И что же, я теперь до конца жизни буду тебя видеть?
– Трудно сказать. Тут есть три варианта. Либо это навсегда. Либо это пройдет, когда полностью заживет гематома. Либо нужно получить еще одну травму, как говорится, вышибить клин клином.
– Меня бы больше устроил второй вариант.
– Не помешал? – раздался незнакомый мне голос.
Я повернул голову и увидел входящего в палату коренастого человека в белом халате и белой шапочке.
Он энергично подошел к кровати и сел на стул.
– Вы с кем-то разговаривали?
Человек в белом халате пристально смотрел на меня.
– Я? Нет, что вы! С кем тут разговаривать? Просто роль репетировал, – нашел, что ответить, я.
– Понятно. Здравствуйте, Андрей Николаевич. Помните меня?
– А должен помнить?
Я внимательно посмотрел на него.
– Я вас первым осматривал, когда вас привезли к нам со съемочной площадки.
– Я же без памяти был, – растерянно ответил я.
– Понятно. Шутка не прошла.
– Вспомнил. Вы – Георгий Иванович, мой лечащий врач, – догадался я.
– Ваша фамилия, случайно, не Штирлиц? – с иронией в голосе поинтересовался доктор.
– Дорохов, – отчеканил я.
– Ну, господин Дорохов, как самочувствие?
– Очень хорошее, как у человека, упавшего с крыши двухэтажного дома.
– Понятно. Простыню сбросьте с себя, мне нужно произвести осмотр.
Я подчинился.
Минут пять эскулап прощупывал, простукивал, прослушивал мой торс, тискал мои конечности. Закончив осмотр, он снова уселся на стул и посмотрел на меня.
– Так. Все понятно…
– Доктор, я буду жить?
– Жить будете. А вот с кем жить и насколько хорошо, зависит от вас. Внутренности у вас не повреждены. Печень, почки в порядке. Гематома головы, ну, это не опасно. Ушиб позвоночника, тоже не смертельно. Пара-тройка синяков и царапин. Вот и все ваши трофеи. Через две недели мы вас выпишем. В течение месяца будете приезжать к нам на процедуры.
– А как же работа?
– Больничный лист мы вам дадим.
– Понял, не дурак.
– Перед выпиской я напишу вам, что вы должны делать. Да, чуть не забыл. Андрей Николаевич, медсестра говорит, что у вас возникают галлюцинации? Якобы вы здесь постороннего человека видите?
Я бросил взгляд на Перейру, стоявшего перед окном и с явным интересом ожидавшего моего ответа.
– Так категорически нельзя утверждать. Мне, вероятно, что-то снилось, когда вошла медсестра. Я открыл глаза, но сон еще продолжался, наверное, в этот момент я кого-то из своего сна и увидел.
– Понятно, что ничего не понятно. Специалиста мы к вам пригласим.
– Какого специалиста? – упавшим голосом спросил я.
– Психиатра.
– А может, не надо психиатра, а?
– Пусть будет психиатр. Ему тоже нужно за что-то зарплату получать. Не беспокойтесь, Андрей Николаевич, он просто поговорит с вами. Это не больно.
– Вы меня успокоили.
– Сегодня вас ожидают лечебные процедуры, а пока отдыхайте. Пожелания или просьбы имеются?
Доктор встал со стула.
– Нет. А хоть, есть.
– Слушаю вас.
– Доктор, не могли бы вы раздвинуть шторы на окне, а то что-то темновато здесь.
– И все?
– Все.
– Легко.
Доктор подошел к окну, по пути пройдя сквозь Перейру, и раздвинул шторы.
– Так нормально? – спросил он.
– Отлично, – упавшим голосом ответил я.
Он так же, как и медсестра, не видел Перейру. Доктор вышел из палаты.
Я посмотрел на Диего.
Он прогуливался вдоль стены взад-вперед, как ни в чем не бывало, будто никто не проходил сквозь него.
– Слушай, Перейра, если ты ангел, то где твои крылья и белые одежды? – спросил я.
Перейра остановился и посмотрел на меня.
– Понимаешь, Андрей. Я – твой ангел-хранитель, это самый низший лик из Сонма ангелов. Всего их девять. Вот перейду на в следующий лик, и стану Херувимом в белых одеждах и с крыльями.
– А почему ты оказался именно моим ангелом-хранителем? Судя по имени, ты был португальцем?
– Происхождение не имеет никакого значения. Ты родился двадцать восемь лет назад тридцатого июля в восемь часов четырнадцать минут и тридцать семь секунд. Именно в это время закончился срок моего пребывания в Чистилище. Именно в эту секунду ты появился на свет, а я был направлен к тебе. Родился бы ты на секунду раньше или позже, я был бы у другого человека ангелом-хранителем.
– И долго ты был в Чистилище?
Я с интересом разглядывал своего необычного Ангела.
– Почти триста лет, – грустно произнес Диего.
– Фигассе! Значит, при жизни ты был отъявленным грешником?
Перейра немного замялся, подыскивая нужные слова.
– Ну, не так, чтобы отъявленным. Души таких грешников просто отправляются в Небытие навсегда. А души, которые можно спасти, отправляются в Чистилище на разные сроки в зависимости от содеянного.
– Судя по сроку, который тебе впаяли, при жизни ты был отъявленным негодяем, Перейра?
– Я был пиратом.
– Да ладно! Что, правда, пиратом?
Я пристально смотрел на Перейру.
– Конечно пиратом.
– Вот это да! Круто! Мой ангел-хранитель – бывший пират. Хоть… Ведь ты же людей грабил, убивал, а это совсем не круто. Вы, каналья, сеньор Перейра!
– Крови на мне нет, я никого не убивал, иначе Высший Суд бы отправил мою душу в Небытие. Грехи были, но я за них уже ответил.
Перейра отошел в сторону, стал лицом к стене и опустил голову. Возникла неловкая пауза.
– Ты, что, обиделся, Диего? Прости меня, подлеца. Брякнул, не подумавши.
Перейра, не поворачиваясь, сделал рукой какой-то неопределенный жест и остался стоять лицом к стене.
– Слушай, Диего, расскажи мне о себе. Где жил, что в жизни с тобой происходило, как пиратом стал.
Перейра повернулся. Он недоуменно смотрел на меня своими темно-карими, грустными, как у быка на бойне, глазами.
– Зачем?
– Как зачем?! – воскликнул я. – Мне же интересно узнать о жизни моего ангела-хранителя! А потом, если хочешь, я расскажу тебе о своей.
– Вот этого не надо, – поморщился Перейра. – Я твою жизнь с рождения, день за днем наблюдаю. Мое место – за правым твоим плечом.
– Да, блин, точно, я забыл совсем. Ну расскажи, Диего, о себе.
– Зануда, ты, Андрей, заладил одно и то же, – притворно проворчал Перейра.
Ему был приятен мой интерес к его жизни. Он подошел к кровати и остановился.
– Откуда начинать? – спросил он.
– А с самого начала и начинай. С самого детства.
– Это же долго? – удивленно проговорил Перейра.
– А ты на поезд опаздываешь?
– Никуда я не опаздываю.
– Ну тогда, начинай. Телевизора у нас в палате нет, радио тоже. Даже книги или какой-нибудь газеты никто мне не принес. Еды натаскали, а для души ничего. Давай, друг Диего, начинай. Я очень хороший слушатель. Только ты с чувством, с толком, с расстановкой, с картинками и подробностями.
– Ладно, – Перейра пожал плечами. – Слушай. Если надоест, останови меня. Итак…
О проекте
О подписке