Сокурснице Вадима Лапкина, татуированной донельзя и надутой Карине, поначалу крупно повезло. Ее взяли в археологическую экспедицию на Синайский полуостров, в лунных горах которого нашли некое древнее загадочное захоронение. Начальник экспедиции, старый профессор Кляров не позволил молодым людям, которых набрал в группу по настоятельным рекомендациям влиятельных членов Российской академии наук, насладиться памятниками и красотами Израиля. По прибытию в аэропорт Бен Гурион Тель Авива, старик не стал рассусоливать и, пришпорив нанятые внедорожники, умчался со своими подопечными в пыльную пустыню.

Вскоре желтоватая взвесь из под колес внедорожников скрыла все татушки Карины, покрыв ее кожу грязным налетом. Такое начало не сулило ей ничего хорошего. Прощай ночные клубы, брутальные мужчины, выпивка, гонки на авто и дурь. Ее папика был важной шишкой в Минфине. Он прослыл отчаянным проводником байдаровских идей и в этом преуспел. Однако, как он не лизал западные задницы, все равно попал под санкции и его дочь депортировали из Сорбонны в родные пенаты. Последний курс чиновничьей кровинушке пришлось отучиться в обычном российском вузе. Но и у этого гнилого чинуши хватило ума отправить свою, опускающуюся на самое общественное дно, мажордочурку куда-нибудь подальше от Москвы.

Длительная архэкспедиция в благословенный Израиль оказалось тем самым злачным местом. Ни кустика, ни травинки, ни деревца не встретились путникам на этой пыльной бесконечной дороге. Марсианский ландшафт Синая одновременно пугал и завораживал. Мелкая пыль хрустела на зубах, а раскаленное белое солнце беспрестанно звало рты приложиться к фляжкам. Где-то здесь, в старину, шел со своим народом по пустыне легендарный Моисей в поисках земли обетованной.

Более всего Карину раздражала небольшая мужская компания, которая всю дорогу яростно о чем-то спорила и не обращала ни малейшего внимания на ее надутые губы, татушки и большую грудь под тесной майкой. Видно для пяти сопляков наука была прежде всего.

– Одна, совсем одна в этой вонючей компании среди грязи и пылищи – печально вздыхала Карина и слезы безнадеги бежали с ее накрашенных глазенок. Где-то там, в рюкзаке, хранилась заветная бутылочка бренди, которая могла бы ей помочь поднять настроение, но когда это удобно будет сделать, только один зловредный начальник-старикан знает.

Подобие дороги подошло к концу. Даже верблюжатые бедуины стали попадаться все реже. К вечеру, беспрестанно петляя, колонна машин экспедиции добралась до искомой точки. Небольшое ущелье между горных хребтов в незапамятные, более благоприятные погодные времена, служило руслом небольшой речки, о чем свидетельствовали россыпи гальки и наносы крупного речного песка. Древняя река словно ножом срезала высокий глинистый берег, обнажив множество загадочных образований, напоминающих торчащие белесые коряги.

– Вот и цель экспедиции! – воскликнул радостный начальник, приказал разгружать машины и готовить лагерь. Все участники экспедиции были предупреждены об обилии ядовитых змей и скорпионов, обитающих в здешних местах. Повеселевшие парни, под руководством опытных арабов-водителей, быстро разгрузили нехитрый скарб, запасы воды и расставили палатки.

Смертельно уставшая Карина попыталась залезть в палатку и полежать, но не тут-то было. Перед палаткой нарисовался Кляров и, отчаянно ругаясь, потащил девушку чистить картошку и готовить ужин. На небольшой газовой печи на две конфорки была установлена кастрюля, в которой уже закипала вода. Мешок с картошкой манил своей значимостью в кулинарных изысках.

Избалованная мажордесса не имела понятия о процессе приготовления простой народной пищи. Почистить банальную картошку на ораву мужиков для нее было не менее проблематично, чем слетать на Луну. Процессу чистки корнеплодов мешали длиннющие накрашенные ногти, похожие на когти нечисти из преисподней. Кстати, странная луна рогами вверх уже нарисовалась в вечернем небе.

Проголодавшийся народ все чаще стал крутиться у импровизированной кухни, пытаясь понять потуги единственной девицы в экспедиции на поприще чистки картошки. Наконец парни не выдержали и молча сели в кружок с ножами в руках. Через несколько минут в кастрюле закипела картошка и добавленная тушенка распространила на весь лагерь пряный аромат несравненного рациона солдат и путешественников.

За ужином начальник поставил задачи всем участникам экспедиции. Было принято мудрое решение: археологические работы из-за жуткой жары проводить только в утреннее и вечернее время. За несвоевременное приготовление ужина суровый Кляров распек Карину и настоятельно посоветовал ей немедленно подрезать когти. Цапцарапкина пыталась что-то возразить, но слипшиеся надутые губищи помешали ей излить свое скудное красноречие. В итоге, завтрак к шести часам утра начальник повесил ярмом на ее изнеженную шею.

Макароны, сваренные в слизкую комкообразную массу, не слишком вдохновили с утра раздраженных мужчин. Мысленно обозвав дурынду-повара непотребными словами, парни с шанцевым инструментом в руках потянулись к месту изысканий. Старик-профессор уже забил колышки и протянул между ними шпагат, обозначив прямоугольник раскопок.

Перед началом археологических изысканий старый зануда строго проинструктировал подчиненных о порядке ведения работ и мерах безопасности. Площадка раскопок находилась на самом краю отвесного берега исчезнувшей реки. Принятые за коряги окаменелые загадочные кости торчали из крутого среза обрыва. Эдик, самый долговязый из парней, осторожно спросил профессора:

– Лев Николаевич! Не совсем понятна цель нашей работы, и что это за торчащие кости?

Кляров пояснил что, по всей вероятности, это место жестокой битвы всадников и пехоты. Судя по глубине отложений, данное археологическое событие датируется около трех с половиной тысяч лет до нашей эры. Возможны находки древнего бронзового оружия и других артефактов, находившихся у архаичных воинов.

Карину посадили в развернутую в районе раскопок палатку, дали кисти и принадлежности для обработки находок. Отныне обязанность готовить пищу возлагалась на пожилого араба-водителя. Через два дня осторожных раскопок археологи добрались до заветного многообещающего слоя. Обнажились хорошо сохраненные под слоем плотной глины окаменелые кости лошадей и людей. Все чаще попадались позеленевшие бронзовые наконечники стрел и короткие мечи.

Медленно очищая скелеты, археологи столкнулись с удивительной особенностью: лошади и люди имели общий позвоночник, у некоторых пеших воинов кости ног напоминали задние коровьи конечности, а черепа были украшены вросшими овечьими рогами. Поняв что к чему, потрясенный старый профессор бросился в лагерь к радиостанции. Вскоре весь научный мир узнал о сенсационной находке. Некие древние воины в седые незапамятные времена истребили в горах Синая настоящих кентавров и фавнов. Оказывается, такие монстры действительно существовали.

К месту раскопок потянулась масса археологов, быстро заполонивших долину сраженных древних монстров и людей. Силиконовая Карина, обделенная вниманием российских мужчин, быстро обрела популярность среди глуповатых, и не слишком щепетильных англосаксонских поклонников. Этой дамочке в принципе не светило кормить грудью своих будущих детей, а безобразные татушки, перси и прочая фигня инстинктивно отталкивали настоящих, стоящих мужиков. Клярову не нравилось, что на рабочем месте девицы постоянно торчали английские и французские научные мужи, открывая ей секреты археологии, но пришлось смириться и быть более дипломатичным. Дело приобретало серьезнейший оборот. Возможно миф о Геракле, по пьянке истребившем кентавров отравленными стрелами, имел реальную историческую почву.

Вадим Лапкин, узнав из новостей о находке останков кентавров и фавнов в горах Синайского полуострова, был потрясен. В виртуальном мире наличие козлоидов, бараноидов и свинтусов можно было объяснить простыми программными, иллюзорными и текстовыми манипуляциями, ничего не меняющими в реальном мире. Но сенсационная новость о человекоживотных, обитавших в седой древности, констатировала достоверность некоторых мифов и поражала масштабами возможных домыслов.

Наличие богатства у молодого, до недавнего времени, нищего человека, вызывало глубокий интерес у властей всех мастей. Но придраться было не к чему. Всем заинтересованным лицам стало известно, что Лапкин поработал в США на ниве программирования и заграбастал кучу американской зелени. А имя Гнобелевского лауреата – работодателя Вадима вызывало уважение среди отдельных западнолизных стратегов и политиков страны. Его хакерские атаки на российские и иностранные банки ударяли с различных точек вайфай, носили единичный, кратковременный характер и были в прошлом. Работал Вадим у компьютера всегда в перчатках и в маске типа «ждун». Поэтому цэрэушные шпионские системы никак не могли его засечь. Галопом менялись и личные счета Вадика в различных банках, сумма которых никогда не превышала установленной законом суммы страховых выплат гражданам в случае банкротства финансовых компаний. Особую нишу в его финансовом состоянии занимала значительная сумма в биткоинах. При непредвиденных осложнениях с законом, денег ему хватало с лихвой на подкуп грешных правоохранителей, свято уважающих богачей.

Посему, Лапкин чувствовал полную неуязвимость перед многими тупыми российскими взяточниками и спал спокойно под надежной охраной. С друзьями и сокурсниками в соцсетях он общался под кличкой «Кокодан» и терпеливо уверял, что данное название пришло в его голову совершенно случайно, и оно очень удобно в смысле недогадайки. Отношения с женским полом как-то не складывались. Вадик избегал реального общения с современными девицами и предпочитал виртуальное. Там он досыта мог любоваться откровенными фотосессиями красавиц, дурить им головы комплиментами и обещать золотые горы. Многие клевали, в основном на золотые горы, и предлагали Вадику себя самым наглым и назойливым образом. Места встречи дурынды назначали сами, и напрасно долго поджидали возможного гражданского мужа. Лапкин был беспощаден и неуловим, поскольку хорошо знал нравы современных девиц из опыта натуральной студенческой обыденности.

В беседах с мамой Вадим жаловался на отсутствие элементарного ума, стыда и благородства у многих современных городских особ. Он ненавидел курящих, пьющих и грязно ругающихся женщин, считая их всех работницами древней профессии. Мать ему мудро советовала приглядеться к провинциальным домашним девушкам из небогатых, но достойных семей. Но таких девушек в социальных сетях было не так просто найти, так сказать – дефицит. Заграничных вонючих европейских и америкосских шлюшек Вадим решительно отмел из-за их неспособности к нормальной семейной жизни, неприятии российских ценностей и неумении как следует мыться. Можно было бы приглядеться к российским мусульманкам, но сложность обычаев и семейных устоев народов, к которым те относились, отпугивали робкого по натуре Лапкина.

Однажды лениво ковыряясь в интернете, Вадик заметил фотографию своей бывшей, скандально прославившейся однокурсницы Карины. Девушка в стрингах, украшенная узором татушек, горделиво выставив голую надутую грудь, стояла среди разбросанных костей крупных неведомых животных. В руке она держала человеческий череп, украшенный бараньими рогами.

У потрясенного Лапкина в штанах что-то зашевелилось. Мозги ему шептали о том, что Каринка редкая шлюха, но мужское начало глупо внушало о сладости физической близости с этой шалавой. Страничка Карины в соцсетях была открыта для всех желающих и приветствовала инетпутников фоткой ее обнаженной натуры. Чего здесь только не было: гонки по Москве на мажорных тачках, групповуха, драки, пьянки, издевательства над бездомными животными, людьми и прочие фантики сладкой жизни неприкасаемой золотогавенной шпаны в неадеквате.

Переписка Карины не впечатляла умного человека, но необъяснимо притягивала своей банальной простотой и обилием матерных слов. В общем, художник-абстракционист, случайно вошедший в оный файл, нарисовал бы сюжет, от которого смачно пахло бы помоями, при этом рискуя получить всеобщее признание неискушенных дураков от искусства. Это был бы не «Черный квадрат» Малевича, а надо брать выше – ослиная моча.

Тем не менее, с перепиской между Лапкиным и Кариной заладилось, хоть и со скрипом сыромятной кожи. Подражать ее козлознакомым на этом поприще оказалось делом легким и приятным. Главное – не пытаться включать мозги, а то при общении можно вовсе лишиться слабой работоспособности серого комка слизи, засевшего в голове. Ждун по прозвищу «Кокодан» наконец дождался приключений на свое заднее место, временно позабыв о костях кентавров и фавнов, и действовал согласно мудрой поговорке: «Порочным связям все возрасты покорны».

Вскоре личный самолет молодого миллионера забарахтался в направлении Синая в поисках птицы счастья завтрашнего дня, которой все время пугали народ прошлые и нынешние слуги народа. На этот раз Вадиму грозила встреча с реальной стервой из, так называемого, высшего паразитарного общества. Наблюдая в иллюминатор за проносящиеся под крылом города, поля, моря и леса, Лапкин почему-то вспомнил о своей совсем недавней бедности и забитости, гордо высморкался и приступил к походному нехилому обеду, поданному постоянно кланяющимся и жмурящимся как кот, китайцем.

Самолет успешно сел на выделенную полосу и стал на прикол на площадке стоянки частных воздушных судов. Израильтяне, как в песне Высоцкого, таукитяне, были весьма радушны, и таможенные формальности удалось уладить в сравнительно сжатые сроки.

Благодушие Лапкина внезапно обернулось смутной тревогой. В толпе встречающих он заметил плакат, написанный корявым почерком: «Ляпкин! Гудентаг!», и попал прямо в жаркие объятия старого знакомого по приключениям в США – суперводилы, чрезвычайно похожего на одессита. Поскольку хозяин не подал условный знак, телохранители Вадима молча взирали на теплую встречу двух старых знакомых.

– Какие люди, и с охраной! Мир стал тесен, а в попе —плесень… – пытался гнусно острить бывший водила Гнобелевского лауреата, от которого несло незабываемым густым запахом кариесных зубов. Видно к кащерной пище он пока не привык.

Лапкин хорошо помнил лихие поездки по Нью-Йорским улицам, которые, казалось, совершались в последний раз. Дорожно-транспортные происшествия брезгливо обходили тачку болтливого, и не всегда смотрящего на дорогу водилы самым загадочным образом, а дорожные знаки бессильно грозили вслед оголтело несущемуся, и по-лошадиному ржущему, лакированному экипажу с двигателем внутреннего сгорания.

Вадим остолбенел, узнав что старый пройдоха еще и вертолетчик нанятой его людьми машины вертикального взлета. Подкашивающейся походкой, в сопровождении телохранителей, он последовал за новоявленным воздушным асом на вертолетную площадку, мысленно посыпая свою голову пеплом. Но любовь иногда бывает сильнее страха. Поэтому Вадим трусливо решился на рискованную воздушную прогулку.

– Ну, камикадзе, собрались? А теперь полетим! – весело напутствовал пассажиров перед полетом бравый вертолетчик.

Когда обалдевшие пассажиры заняли свои места, обшарпанный маленький вертолетик, усиленно пританцовывая как полоумная курица, попытался взлететь. К шизоидному удивлению Вадика и членов его охраны, вертолет, после нескольких па, согласно любимой местной песенке о школе танцев Соломона Пляра, взлетел аки голубь. Воздух над горным пейзажем изобиловал воздушными ямами, от которых Лапкину очень скоро стало плохо. Удивленный его зеленым видом, пилот протянул большущий целлофановый пакет, и жестом отвергая благодарность, произнес мудрую фразу:

– Для лучшего друга и дерьма не жалко.

Поэзия полета винтокрылой машины закончилась сравнительно мягкой посадкой с завершающим ритуальным исполнением танца священной обезьяны. Широкое ущелье среди лысых гор было забито вертолетами, внедорожниками, бедуинистыми верблюдами гималайской породы, вперемешку с самими бедуинами.

Вадима торжественно вынесла из вертолета не совсем здоровая охрана, а супервертолетчик, хлопая как цыпленок крыльями, хлопотал вокруг поверженного пассажира с фляжкой теплой водки в одной руке и соленым огурцом – в другой, тщетно изображая верх сочувствия. Прощелыга прекрасно знал, что на такой жаре водку пьют только мужественные аборигены из какого-нибудь племени «Ням-ням» и славного рода «Баобабе». Поэтому этот ритуал был возможен в лимпомпошной Африке, но не в здешних благопристойных местах.

Вадикино веснушатое лицо после некоторой травли остатков желудочного содержимого в дареный пакет, постепенно стало приобретать розоватый оттенок. Зелень куда-то ушла, словно сумма со счетов ограбленных им свинодеятелей росгосмасштаба. Отметив улучшение общего состояния здоровья у своего важного пассажира, вертолетчик быстро преобразился из цыпленка в скаредного торговца божественными напитками типа фанты и кока-колы, ящики с которыми он, пыхтя, разгрузил в тени вертолета. Над Лапкиным и его телохранителями грозно сгустились тучи водителей внедорожников и бедуинов-верблюжатников, жаждущих получить свои тридцать серебренников. Он решительно отмел возможность путешествия в район раскопок на постоянно харкающих и мотающихся налево и направо верблюдах, и предпочел внедорожник.

Шоферюга-араб громко врубил какую-то жалобную восточную музыку, похожую на некие стоны воображаемого акына, и лихо рванул по пыльной дороге навстречу Вадикиному возможному счастью. Через несколько минут машина резко затормозила у ряда палаток разного типа и конфигурации, развернутых в русле давно высохшей речки. В одной из таких палаток Лапкин надеялся встретить свою надутую любовь с характерными татушками. Набрав заветный номер на своем мобильнике с золотым корпусом, он с замиранием сердца ожидал услышать такой дорогой, слегка пропитый и прокуренный голос.

– Какого хрена ты мне трезвонишь? У меня важная научная встреча с коллегой – услышал он грубую женскую отповедь.

– Это я, Вадик! Прибыл как принц на белом коне за своей ненаглядной – проворковал, стуча сердцем, влюбленный джигит.

Полог одной из палаток распахнулся, как в сказке про Али-бабу и сорок разбойников. Из образовавшегося отверстия выскочил какой-то смуглый господин с голым торсом, на ходу застегивая штаны. Следом появилась разгневанная, обнаженная фигура Карины, костерящая матом неудачливого очередного любовника и красивым жестом швыряющая несколько зеленых купюр вдогонку за искусителем.

Эта необычная сцена жестоко ударила по самолюбию Вадима, навевая невеселые мысли о бренности бытия. Карина, увидев остолбенелую группу мужиков, мигом скрылась в палатке, от греха подальше. Отринув чувство оскорбленного эгоизма, влюбленный джигит решительно вошел в полумрак тканного жилища возлюбленной потаскушки.

– Большой привет, о моя гусочка! – приветствовал, в свойственной только влюбленным манере, Вадик Карину, успевшую натянуть кое-какую вызывающую одежду.

– О том, какой у тебя привет я должна судить после неизбежных занятий любовью с тобой, мой петушок – смущаясь ответила девушка, скромно жеманясь.

– А кто негодяй, которого ты только что прогнала? – осмелился задать нелепый вопрос кровно заинтересованный влюбленный.

– Да так, не успела переодеться, как хамло без стука вошел в палатку. Пришлось выгнать – проворковала археологическая дива.

– А причем тут бабло, которое ты швырнула ему вслед? – не унимался неугомонно-назойливый Лапкин.

– Ну вот, ревнивец нарисовался на мою задницу! – истерически взвизгнула недовольная суперневеста и, успокоившись, внятно пояснила:

– Не скрою, бабки предлагал за обладание мною. Разве я этого недостойна? Но не в моих правилах отдаваться каждому встречному-поперечному, тем более за жалкие сотню баксов. Как девушка скромная, я швырнула зелень наглецу вслед.