Я дремал в кресле у двери. Кажется, всё рассчитано правильно: братья предупредят и, тем самым, раскроют подполье, последуют аресты и… Вдруг раздался осторожный стук в номер напротив. Я бросился к глазку. У двери стояла заплаканная женщина.
– Клава?..
– Паша, Володю арестовали.
Макаров испугался. Осмотрел коридор, переменился в лице и попытался изобразить гнев:
– Это невозможно! За что? – произнёс во весь голос и шёпотом: – Что нашли?
– Ничего, кроме твоей почтовой открытки.
Павел ударил себя по лбу:
– Иди домой.
Дверь захлопнулась. Через минуту он поспешил наверх к Май-Маевскому. За ним, стуча сапогами, поднялись офицеры контрразведки. Через полчаса раздался стук в мою дверь.
– Владимир арестован, – прошептал испуганный Павел. – У меня был князь Туманов с офицерами, но генерал не позволил арестовать, обещал помочь.
– Будем надеяться, – сухо ответил я.
– Без брата в лес не побегу!
– Если надо, побежишь и без штанов! – я захлопнул дверь.
10 ноября 1920. Утром приказал донцам и коннице генерала Барбовича ударить во фланг на Перекопском перешейке, но красные с севера контратаковали крупными силами кавалерии и продвинулись по Арабатской косе южнее хутора Счастливцева.
На Тюп-Джанкойском полуострове идут тяжёлые бои, а у Сивашского моста красные готовятся к переправе. Положение критическое. В штабе, в управлениях разбираем архивы и документацию. На суда грузим уголь, провиант и воду. В помощь рабочим сформировали команды из чинов нестроевых частей и тыловых управлений.
В два по полудни из Константинополя на крейсере «Вальдек-Руссо» прибыл командующий французской эскадрой контр-адмирал Дюмениль с графом Де Мартелем.
К вечеру Донской корпус и Дроздовская дивизия отступили под Богемки. Другие части 1-го корпуса отошли к деревне Тукулчак. Я приказал оторваться от противника и идти в порты для погрузки: 1-му корпусу в Евпаторию, 2-му в Севастополь, конному Барбовича в Ялту, кубанцам генерала Фостикова в Феодосию, донцам и Терско-Астраханской бригаде генерала Абрамова в Керчь.
Поздно вечером с Кривошеиным провели последнее заседание правительства.
Я ожидал ареста утром, но события приняли неожиданный поворот: в Симферополе кто-то поднял восстание и Май-Маевского вызвали в штаб. Мы собрали десяток офицеров, погрузили на платформу два лёгких орудия и за бронепоездом отправились в Симферополь. Павел снова просил Май-Маевского помочь освободить брата.
– Вернёмся – решу! – недовольно бросил генерал и по прямому проводу вызвал Слащёва. – Нахожусь с отрядом на станции Альма. Движемся в Симферополь. Капитан Орлов? Не знаком. Готов помочь! – генерал замолчал и бросил взгляд в сторону Макарова. – Слушаюсь! – беспомощно опустился на диван, вытирая платком вспотевший лоб. – Симферополь в руках мятежников. Какой-то капитан Орлов арестовал Субботина, Татищева, Чернавина, Шиллинга и Брянского.
– Большевистский мятеж? – спросил я.
– Не похоже. Большевиков из тюрем не выпустили. Приказано возвращаться в Севастополь.
В гостинице Май-Маевский явно нервничал:
– Павел, приготовьте глинтвейн. Не могу привыкнуть к сырости. Скажите, какая разница между эсерами и большевиками?
– Я не интересуюсь политикой, Ваше превосходительство, – Павел постарался изобразить недоумение.
Генерал сбросил пенснэ.
– Ваш брат действительно младший унтер-офицер из вольноопределяющихся?
– Так точно, Ваше превосходительство. Служил в 32-м полку.
– Вы в Харькове рассказывали, Ваш отец был начальником Сызрано-Вяземской железной дороги. У Вас имение в Скупино.
– В Скопино, Ваше превосходительство. Жаль, не взяли Рязань. Я бы лично пригласил.
– Прекратите врать! – Май-Маевский сорвался на крик. – В каком году Владимир вступил в партию большевиков?!
Павел растерялся:
– Никогда не был коммунистом.
– Значит стал! Он председатель подпольной организации!
Вдруг дверь распахнулась и ворвались офицеры с револьверами.
– Макаров, руки вверх! Проскурин тоже! – старший подошёл к Май-Маевскому. Стукнув каблуками, отрапортовал: – Ваше превосходительство, исполняем приказ генерала Слащёва!
– Знаю, – бросил Май-Маевский и вышел как капризный ребёнок.
– Про Макаровых мы знали, а вот Вам, капитан, доверяли. Арестовать обоих!
Обыскали номера. В моём нашли передатчик. В коридоре выстроились юнкера с винтовками наперевес. По улицам нас вели вдесятером: трое по сторонам, четверо сзади.
– Ведут на Графскую пристань, – прошептал Павел. – Оттуда прямая дорога на крейсер «Корнилов» в морскую контрразведку к Туманову. Верная смерть! Нет, не туда! В крепость! Повезло.
Следователь: – Назовите своё полное имя.
Орлов: – Орлов Николай Иванович.
Следователь: – Род занятий?
Орлов: – Офицер Вооруженных Сил Юга России.
Следователь: – Звание?
Орлов: – Капитан.
Следователь: – Расскажите о себе.
Орлов: – С чего начать?
Следователь: – С детства.
Орлов: – Родился в Симферополе в 1892-м. Проживал по улице Толстого. Учился в Симферопольской мужской казённой гимназии. Исключили за хулиганство. Поступил в частную гимназию Волошенко, выпустился в 1912-м. Занимался футболом и гирями. Вот и всё детство, отрочество и юность.
Следователь: – Продолжили обучение?
Орлов: – Поступил в ветеринарный институт в Варшаве. Не закончил. В 1914-м добровольцем ушёл на фронт. Зачислили прапорщиком в 60-й пехотный Замосцкий полк. Был ранен. В 1917-м получил звание штабс-капитана. Награждён Георгиевским крестом и золотым оружием.
Следователь: – Хотите вступить в Красную Арию?
Орлов: – Да, написал прошение.
Следователь: – Теперь правильно говорить заявление.
Орлов: – Исправлюсь.
Следователь: – Участвовали в революционной борьбе?
Орлов: – Нет.
Следователь: – Чем занимались после октября 1917-го?
Орлов: – 1-го декабря прибыл в Симферополь с назначением в 33-й пехотный запасной полк. Зачислен в 10-ю роту младшим офицером. Формировал офицерские роты при штабе крымских войск.
Следователь: – Для белых?
Орлов: – Да. Был командирован в Ялту для прекращения грабежей пьяных матросов и люмпенов.
Следователь: – Не грабежей, а революционной борьбы.
Орлов: – Пусть будет так. Потом высадился десант пьяной матросни. Извините, революционных матросов. Заняли город. Но из Севастополя прибыл наш миноносец и капитан приказал всем покинуть город, иначе угрожал обстрелять. Местные власти уговорили нас уйти. Пошли в Симферополь, но там уже были красные и я увёл отряд в горы.
Следователь: – Какие действия предпринимали в горах?
Орлов: – Никаких. Сидели в пещерах. В апреле Крым захватили немцы, с генералом Сулькевичем организовали Крымское краевое правительство, а я с отрядом вернулся в Симферополь. Искали работу, собирались в городском саду на Лазаревской улице и в армянском кафе «Чашка чая» на углу Дворянской и Пушкинской. В июне я организовал «Общество взаимопомощи офицеров» и стал председателем. Потом немцы объявили регистрацию офицеров и сформировали из нас корчемную стражу и пограничный дивизион.
Следователь: – С какой целью создали «Общество»?
Орлов: – Помочь с трудоустройством и поступлением на службу.
Следователь: – Где был штаб?
Орлов: – В «Монопольке». Винная лавка на углу Долгоруковской и Губернской. Но приходило много офицеров, помещения не хватало и мы переехали в казармы Крымского конного полка. В ноябре из Ялты прибыл представитель Добровольческой армии генерал Де Бодэ и объединил две сформированные роты в Симферопольский офицерский батальон. А в начале декабря прибыл полковник Морилов с приказом генерала Корвин-Круковского развернуть батальон в полк. Меня назначили командиром 1-го батальона.
В начале января 1920-го заходил генерал Носович, просил подготовить доклад о подполье на полуострове. Нужно для его агента. Подробности не раскрыл, только сказал, что агент глубоко законспирирован. Я собрал материалы в нашей севастопольской морской контрразведке и обратился к начальнику сухопутной в Симферополе. Сухопутные генералы почему-то ненавидят Носовича.
К началу 1920-го революционное подполье в Крыме ослабло, связь с материком почти отсутствовала, денег не хватало, так как Деникин отменил советские дензнаки, а новые награбить они ещё не успели. Строят безденежный коммунизм, а деньги всё равно нужны. Парадокс!
На полуострове были революционеры всех мастей. В декабре 1919-го в Севастополе на совещании большевиков из Севастополя и Евпатории создали подпольный обком. Руководителями выбрали Просмушкина (настоящее имя Соломон Спер), Моисея Горелика и нашего агента Бабаханьянца. Бунаков (на самом деле Рытвинский) и Фёдорова стали кандидатами. Спер за двоих «трудился на благо революции», несмотря на туберкулёз. На совещании также присутствовали непонятной революционной окраски Ольнер, Хайкевич и Шульман. Решили вместе готовить вооруженное восстание. В местные ревкомы, помимо большевиков, вошли анархисты-коммунисты, левые эсеры, анархо-синдикалисты и интернационалист Немченко. В Феодосии ревком возглавил Назукин, в Ялте – Ословский.
В Евпатории работала банда участника беспорядков 1905 года анархиста-коммуниста Луки Луговика из Аккермана. (Я заметил за собой: когда хочу сказать анархист получается антихрист). За убийство полицейского и двух солдат Луговик был приговорён к смертной казни, но по прошению матери заменили бессрочной каторгой. Вернулся в Крым после февральской революции и в 1919-м в подпольном ревкоме возглавил боевую группу из семнадцати человек: анархисты Буланов, Капилетти (Маркиз), Сафьян и Елизавета Спиро-Берг, большевики Белый (Алексеев), Майор (Городецкий), Полянский, Чёрный, Карпов, Кубанцева, Литвинов, Екатерина Григорович, братья Чудновы и Васьковские. Встречались на конспиративных квартирах по улице Казарменной 47, на Красной Горке на Речной улице в доме Луговика и на Феодосийской у Чудновых. Для экстренных встреч использовали мастерскую портного Соломона Бергмана рядом с синагогой. Задачей группы было проникновение в Добровольческую армию, хищение оружия, подрыв складов и эшелонов. Мы окружили мастерскую, но подпольщики скрылись через подкоп, ведущий в задний двор синагоги. Нам удалось задержать только Литвинова. Но сбежавшие во главе с Луговиком и Булановым переоделись в форму офицеров и нижних чинов, связали одного из своих, имитируя арест, и привели в тюрьму. Дежурный офицер доложил полковнику, но тот проверял караул. Тогда подпольщики избили офицера, обезоружили караул и освободили Литвинова и других арестантов.
В конце ноября Луговик, Буланов и Чуднов на станции Сейтлер взорвали эшелон с солдатами. Армейская контрразведка получила приказ ликвидировать группу, но Луговик успел ограбить склад с шанцевым инвентарём и подготовил лагерь в лесу.
В январе по доносу агента армейской контрразведки Хижниченко были арестованы Белый, Маркиз и Сафьян Спиро-Берг. Но Луговик с Булановым, переодевшись в форму штаб-офицеров, по поддельному ордеру, якобы подписанному начальником политического сыска полковником Леусом, вывезли их из тюрьмы.
В том же месяце удалось арестовать обоих Чудновых. Полянский бежал в Джалман, а Луговик с Булановым скрылись в Евпатории.
По доносу Хижниченко в Севастополе был арестован портовый рабочий большевик Губаренко, создавший подпольную социал-демократическую группу. Им удалось уговорить рабочих порта устроить забастовку, но наша морская контрразведка арестовала Губаренко. В марте его расстреляли в Джанкое. О джанкойской контрразведке стоит рассказать подробнее.
Я служил в морской в Севастополе. Порядка у нас было больше, чем в сухопутной. Но мы контролировали только приморские города далеко в тылу, а сухопутная работала в центральных и восточных частях полуострова, ближе к фронту. Генерал Шиллинг из штаба в Новороссии решил создать отдел контрразведки при корпусе Слащёва, дислоцированном на Перекопе. Прислал целый штат гражданских во главе с чиновником Шаровым, подчинив их начальнику сухопутной контрразведки полковнику Астраханцеву, а после его побега за границу с одесской кассой – полковнику Кирпичникову.
О проекте
О подписке