Читать книгу «Русь серебряная. Стихотворения и поэмы» онлайн полностью📖 — Сергея Есенина — MyBook.
image

Осень

Р. В. Иванову


 
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень – рыжая кобыла – чешет гривы.
 
 
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
 
 
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
 
 
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
 
1914–1916

«Не ветры осыпают пущи…»

 
Не ветры осыпают пущи,
Не листопад златит холмы.
С голубизны незримой кущи
Струятся звездные псалмы.
 
 
Я вижу – в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идет возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках.
 
 
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста».
 
 
И в каждом страннике убогом
Я вызнавать пойду с тоской,
Не помазуемый ли Богом
Стучит берестяной клюкой.
 
 
И может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час,
Что в елях – крылья херувима,
А под пеньком – голодный Спас.
 
1914

Церковь Воскресения Христова в Кремле. Ростов Великий. 1911 г.

В хате

 
Пахнет рыхлыми драченами;
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
 
 
Вьется сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою —
Шелуха сырых яиц.
 
 
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко,
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.
 
 
Квохчут куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.
 
 
А в окне на сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.
 
1914

Старинная часовня на набережной города Осташкова. 1910 г.

«По селу тропинкой кривенькой…»

 
По селу тропинкой кривенькой
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой.
 
 
Распевали про любимые
Да последние деньки:
«Ты прощай, село родимое,
Темна роща и пеньки».
 
 
Зори пенились и таяли.
Все кричали, пяча грудь:
«До рекрутства горе маяли,
А теперь пора гульнуть».
 
 
Размахнув кудрями русыми,
В пляс пускались весело.
Девки брякали им бусами,
Зазывали за село.
 
 
Выходили парни бравые
За гуменные плетни,
А девчоночки лукавые
Убегали, – догони!
 
 
Над зелеными пригорками
Развевалися платки.
По полям, бредя с кошелками,
Улыбались старики.
 
 
По кустам, в траве над лыками,
Под пугливый возглас сов,
Им смеялась роща зыками
С переливом голосов.
 
 
По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про остальние деньки.
 

Церковь Спаса Нерукотворного Образа Климентовского прихода в Новой Ладоге. 1909 г.

«Гой ты, Русь, моя родная…»

 
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа…
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
 
 
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
 
 
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
 
 
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
 
 
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
 
1914

«Я пастух, мои палаты…»

 
Я пастух, мои палаты —
Межи зыбистых полей,
По горам зеленым – скаты
С гарком гулких дупелей.
 
 
Вяжут кружево над лесом
В желтой пене облака.
В тихой дреме под навесом
Слышу шепот сосняка.
 
 
Светят зелено в сутемы
Под росою тополя.
Я – пастух; мои хоромы —
В мягкой зелени поля.
 
 
Говорят со мной коровы
На кивливом языке.
Духовитые дубровы
Кличут ветками к реке.
 
 
Позабыв людское горе,
Сплю на вырублях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья.
 
1914

«Сторона ль моя, сторонка…»

 
Сторона ль моя, сторонка,
Горевая полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная коса…
 
 
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув крест.
И забольная кукушка
Не летит с печальных мест.
 
 
По тебе ль, моей сторонке,
В половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льется пот.
 
 
Лица пыльны, загорелы,
Веко выглодала даль,
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль.
 
1914

Общий вид Бородинской церкви. Церковь Смоленской иконы Божьей Матери (Рождества Христова). 1911 г.

«Сохнет стаявшая глина…»

 
Сохнет стаявшая глина,
На сугорьях гниль опенок.
Пляшет ветер по равнинам,
Рыжий ласковый осленок.
 
 
Пахнет вербой и смолою.
Синь то дремлет, то вздыхает.
У лесного аналоя
Воробей псалтырь читает.
 
 
Прошлогодний лист в овраге
Средь кустов – как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге
На осленке рыжем едет.
 
 
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно.
Никнут сосны, никнут ели
И кричат ему: «Осанна!»
 
1914

Суздаль. Собор Рождества Пресвятой Богородицы. 1912 г.

«Чую Радуницу Божью…»

 
Чую Радуницу Божью —
Не напрасно я живу,
Поклоняюсь придорожью,
Припадаю на траву.
 
 
Между сосен, между елок,
Меж берез кудрявых бус,
Под венком, в кольце иголок,
Мне мерещится Исус.
 
 
Он зовет меня в дубровы,
Как во царствие небес,
И горит в парче лиловой
Облаками крытый лес.
 
 
Голубиный дух от Бога,
Словно огненный язык,
Завладел моей дорогой,
Заглушил мой слабый крик.
 
 
Льется пламя в бездну зренья,
В сердце радость детских снов,
Я поверил от рожденья
В Богородицын покров.
 
1914

«По дороге идут богомолки…»

 
По дороге идут богомолки,
Под ногами полынь да комли.
Раздвигая щипульные колки,
На канавах звенят костыли.
 
 
Топчут лапти по полю кукольни,
Где-то ржанье и храп табуна,
И зовет их с большой колокольни
Гулкий звон, словно зык чугуна.
 
 
Отряхают старухи дулейки,
Вяжут девки косницы до пят.
Из подворья с высокой келейки
На платки их монахи глядят.
 
 
На вратах монастырские знаки:
«Упокою грядущих ко мне»,
А в саду разбрехались собаки,
Словно чуя воров на гумне.
 
 
Лижут сумерки золото солнца,
В дальних рощах аукает звон…
По тени от ветлы-веретенца
Богомолки идут на канон.
 
1914

«Край ты мой заброшенный…»

 
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.
 
 
Избы забоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.
 
 
Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.
 
 
В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черемуха
Машет рукавом.
 
 
Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?
 
1914

Монастырский сенокос. Леушинский монастырь. Вологодская область. 1909 г.

«Заглушила засуха засевки…»

 
Заглушила засуха засевки,
Сохнет рожь, и не всходят овсы.
На молебен с хоругвями девки
Потащились в комлях полосы.
 
 
Собрались прихожане у чаши,
Лихоманную грусть затая.
Загузынил дьячишко ледащий:
«Спаси, Господи, люди твоя».
 
 
Открывались небесные двери,
Дьякон бавкнул из кряжистых сил:
«Еще молимся, братья, о вере,
Чтобы Бог нам поля оросил».
 
 
Заливались веселые птахи,
Крапал брызгами пот из горстей,
Стрекотуньи-сороки, как свахи,
Накликали дождливых гостей.
 
 
Зыбко пенились зори за рощей,
Как холстины ползли облака,
И туманно по быльнице тощей
Меж кустов ворковала река.
 
 
Скинув шапки, молясь и вздыхая,
Говорили промеж мужики:
«Колосилась-то ярь неплохая,
Да сгубили сухие деньки».
 
 
На коне – черной тучице в санках —
Билось пламя-шлея… синь и дрожь.
И кричали парнишки в еланках:
«Дождик, дождик, полей нашу рожь!»
 
1914

На жнитве. Точное место съемки неизвестно. 1909 г.

«Черная, потом пропахшая выть!..»

 
Черная, потом пропахшая выть!
Как мне тебя не ласкать, не любить?
 
 
Выйду на озеро в синюю гать,
К сердцу вечерняя льнет благодать.
 
 
Серым веретьем стоят шалаши,
Глухо баюкают хлюпь камыши.
 
 
Красный костер окровил таганы,
В хворосте белые веки луны.
 
 
Тихо, на корточках, в пятнах зари
Слушают сказ старика косари.
 
 
Где-то вдали, на кукане реки,
Дремную песню поют рыбаки.
 
 
Оловом светится лужная голь…
Грустная песня, ты – русская боль.
 
1914

«Топи да болота…»

 
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Взвенивает лес.
 
 
Тенькает синица
Меж лесных кудрей,
Темным елям снится
Гомон косарей.
 
 
По лугу со скрипом
Тянется обоз —
Суховатой липой
Пахнет от колес.
 
 
Слухают ракиты
Посвист ветряной…
Край ты мой забытый,
Край ты мой родной!..
 
1914

«За темной прядью перелесиц…»

 
За темной прядью перелесиц,
В неколебимой синеве,
Ягненочек кудрявый – месяц
Гуляет в голубой траве.
 
 
В затихшем озере с осокой
Бодаются его рога, —
И кажется с тропы далекой —
Вода качает берега.
 
 
А степь под пологом зеленым
Кадит черемуховый дым
И за долинами по склонам
Свивает полымя над ним.
 
 
О сторона ковыльной пущи,
Ты сердцу ровностью близка,
Но и в твоей таится гуще
Солончаковая тоска.
 
 
И ты, как я, в печальной требе,
Забыв, кто друг тебе и враг,
О розовом тоскуешь небе
И голубиных облаках.
 
 
Но и тебе из синей шири
Пугливо кажет темнота
И кандалы твоей Сибири,
И горб Уральского хребта.
 
1915–1916

Рыболов на реке Исети. Близ Каменского завода. 1909 г.

«В том краю, где желтая крапива…»

 
В том краю, где желтая крапива
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень.
 
 
Там в полях, за синей гущей лога,
В зелени озер,
Пролегла песчаная дорога
До сибирских гор.
 
 
Затерялась Русь в Мордве и Чуди,
Нипочем ей страх.
И идут по той дороге люди,
Люди в кандалах.
 
 
Все они убийцы или воры,
Как судил им рок.
Полюбил я грустные их взоры
С впадинами щек.
 
 
Много зла от радости в убийцах,
Их сердца просты,
Но кривятся в почернелых лицах
Голубые рты.
 
 
Я одну мечту, скрывая, нежу,
Что я сердцем чист.
Но и я кого-нибудь зарежу
Под осенний свист.
 
 
И меня по ветряному свею,
По тому ль песку,
Поведут с веревкою на шее
Полюбить тоску.
 
 
И когда с улыбкой мимоходом
Распрямлю я грудь,
Языком залижет непогода
Прожитой мой путь.
 

Общий вид р. Чусовой от камня «Винокурного». Вдали виден камень «Лебяжий». 1912 г.

...
7