Глава 2

I

Осенняя степь под Перекопом оказалась не такой унылой, как ожидал Бутырцев: недавние мелкие дожди немного смочили иссохшую за лето землю, и молодая зеленая травка радовала глаз путников. Октябрьской ночью Шаркан перебросил Бутырцева с Нырковым с лошадьми, повозкой и поклажей поближе к старой оборонительной линии Крыма.

Теперь они ехали на юг в компании многочисленных обозов и пеших войсковых колонн, которые то и дело обгоняли стремительные верховые – курьеры, фельдъегеря. В российской глубинке тракт в это время года давно бы превратился в непролазную канаву с грязью, но в Крыму еще было сухо, солнечно и тепло.

В дороге обсуждали подробности доверенного им дела.

– Почему граф… э-э… Аркадий Николаевич нас сразу в Севастополь не перенес? – спросил своего Темного начальника мичман, восседая на козлах – возницу Бутырцев решил не брать, дабы не стеснять себя в разговорах с помощником. Поинтересоваться мнением Ныркова на этот счет он не удосужился. Филипп сделал себе еще одну пометочку в перечень черт Темных – бесцеремонность по отношению к другим.

– Подумайте сами, молодой человек. Появляемся мы в осажденном городе: кто? Откуда? Где наши бумаги-с, проездные-подорожные? Где наши попутчики? Мы, конечно, можем головы заморочить, глаза отвести. Но нам в Севастополе еще долго пробыть придется, со многими людьми общаться. Кстати, можете графа свободно называть по сумеречному имени – Шаркан. Имя, как ни странно, славянское, означает «простоватый». Но заблуждаться не советую, он взял его, как мне думается, от противного.

– Полагаете, Лев Петрович, что кампания затянется? Что не возьмут союзники город в ближайшее время? Остатки Черноморского флота заперты в бухте, крепость с суши беззащитна. Англичане и французы воевать умеют. По слухам, одних только транспортов несколько сотен под Евпаторию прибыло. – Нырков горячился и вместе с тем в глубине души ожидал, что сейчас опытный и рассудительный Бутырцев успокоит, растолмачит, объяснит, подтвердит уверенность его в том, что не будет отдан врагу Севастополь, что выстоит, сдюжит русская армия, что доблестный флот еще даст генеральное сражение заносчивым британцам и отчаянным французам. И возможно, он, мичман Нырков, вместе с абордажной партией, сжимая в одной руке палаш, в другой – кортик, будет брать в плен неприятельского капитана… Да что там – адмирала! И сам Петр Степанович, герой Синопа, всенародный любимец и главный императорский флотоводец вице-адмирал Нахимов прикрепит к его груди крест святого Георгия и поцелует в окровавленный лоб, рассеченный… несильно… вражеским кортиком… И скажет душевно: «Спасибо, братец! Защитил Россию-матушку». И утрет скупую слезу – отец родной!

– Да, любезнейший Филипп Алексеевич, все так – сильны союзники. Английские газеты писали, что неприятель наш собрал в Варне запасы громадные, от орудий в количествах впечатляющих до мешков с землею, чтобы строить свои укрепления. Что уже набраны тысячи болгар-землекопов для строительства лагеря. Уверен, что все подсчитали банкиры в Лондоне и Париже. Знаю я их – у них кредита просто так не допросишься. Но думается мне, что они не учли самого главного…

– Чего же? – Полулежавший в повозке мичман даже приподнялся, присел, ожидая, что сейчас первостепенный Темный маг раскроет ему главную тайну их задания. В том, что таковая имеется, он даже не сомневался.

– Не учли они дух русского солдата. Не учли его стойкость. Нет, не таковы наши воины, чтобы сдаться при виде вражеской мощи. Сначала супостату положено гостинец преподнести – пули и штыки. И ядра из флотских единорогов. Попотчуют, пусть отведают. А генералы и адмиралы на то и поставлены, чтобы придумать, как город с суши защитить, как сделать из него крепость неприступную. – Бутырцев тоже дал волю патриотическим чувствам. Внешне это не проявлялось. Но в минуты волнения или напряжения ума у него даже речь менялась, вспоминались слова вековой давности, фразы строились более архаично – всплывала из глубины души юность, насыщенная страстями. Даже Нырков заметил это.

– Правда ли, что вас будто бы сам император Петр Алексеевич в Париж учиться отправил? – решил воспользоваться благоприятным моментом любопытный юноша.

– Чистая правда! Послал меня царь с другими детьми дворянскими науки познавать во Францию в инженерную школу. Понимал император, что наше обучение – свет для невежественной России, не пожалел денег на благое дело. Я там знакомого встретил – Абрамку Петрова. Генерал-аншефа будущего, который потом себя Ганнибалом величать велел. Я и его брата, Алешку, знавал. Еще по Преображенскому полку, где я был рядовым, а он гобоистом. Но младший братишка помер в юности, а с Абрамкой мы знатно повеселились во Франции: и вино пивали, и на войне воевали, – ударился в воспоминания Бутырцев.

– Это вы там, во Франции, Посвящение прошли? – осторожно поинтересовался Филипп. Вопрос для любого Иного очень личный, не каждый готов душу перед другим открыть.

Но Лев Петрович закрываться не стал. Светлый ему нравился, к тому же с этим мальчиком ему предстоит работать в паре, жить бок о бок, дело делать. Может быть, и воевать – с людьми или Иными, не развлекаться едут.

– Там. Заприметил меня один француз. Виконт де Брижак. Маг к тому времени силы немалой. Мы с ним в салоне общей знакомой как-то повстречались. Язвительный был человек, начал надо мною насмехаться. Я французский уже хорошо разумел, а изъяснялся еще дурно. Слово за слово, распалил он меня, но я виду не подаю. Он продолжает. Тут я не сдержался, матерно ответил, думал, не поймет похабщину. А он все понял, Иной ведь. Обложил меня по-французски. Тонко, с выдумкой. Главное – публично. Я его на дуэль вызвал, драться немедленно. Вышли в сад. Я уже в подпитии был, шпагу с трудом держал. Он стоит, хохочет, насмехается надо мной с одним кинжалом в руке. Я вскипел, бросился было на наглеца. Он мою руку перехватил с силой небывалой. «Fixer», – говорит. Развернул свое оружие, ткнул себе в живот, аж до самой рукоятки вогнал, лезвие из спины выйти должно было. Я думал, все – убился насмешник. А он чуть согнулся, поморщился, двумя руками клинок из тела вытащил. Камзол расстегнул, рубашку. Повторил свое «fixer», тут до меня дошло, что он велит мне смотреть на рану. Я глянул – батюшки-светы! – рана-то на глазах закрылась, и на коже ни следа. Меня аж трясти начало. «Ну что, – говорит уже по-русски, – получил сатисфакцию?» Я ничего понять не могу, подумал, что допился этой ихней кислятины до чертиков. Тут Анри меня и просветил насчет Иных. В Сумрак провел, вывел назад. Привел к Тьме. Потом учил меня, бывая в добром расположении духа, когда мы с ним куролесили. Как-то ночью возвращались мы с ним из Пале-Рояля, кутили с регентовыми друзьями, жаль, с самим герцогом Орлеанским не довелось познакомиться. Пьяные были, шли и песни горланили, попивая вино запросто, из бутылок. На наши вопли ночные воры пришли. С дубинками, а кое-кто и при шпаге был. Ох и повеселились мы с Анри!

Бутырцев замолк, смакуя пережитое. Мимолетная улыбка коснулась его лица – знать, было что вспомнить. Но быстро продолжил:

– Со многими Иными познакомил меня мой наставник: с французами, с англичанами, с испанцами тоже, с двумя итальянцами. Потом я в Европе не раз бывал – и по делам Иных, и как частное лицо. Еще большими связями разжился. Я полагаю, что наши Высшие учли эти знакомства, когда поставили меня начальствовать над русским Дозором в Севастополе.

– Кого же еще назначать, Лев Петрович, если не вас. Вы и с европейскими Иными знакомы, и следователь знатный, уж я-то имел честь увидеть вас в деле, – польстил Бутырцеву Филипп не без задней мысли – хотелось юноше узнать, что же на самом деле поручено Темному расследовать. Не может быть, чтобы двое разномастных Высших послали Льва Петровича выполнять скучную работу надзирателя над Иными.

– Вы, Филипп, не темните, Тьма – сторона не ваша, – ухмыльнулся старый маг. – Хотите что-то спросить – спрашивайте. Сочту нужным передать вам какие-то знания – отвечу. В необходимых пределах. Если вопрос будет о том, что вас не касается, – не обессудьте. Так будет лучше для дела. Нам с вами еще многое предстоит.

Нырков помолчал, досадуя на себя за то, что его хитрость оказалась шита белыми нитками. Не хотелось показывать свою неосведомленность, выглядеть бестолочью в глазах хоть и Темного, но уважаемого им мага.

– Лев Петрович, так что мы будем делать на самом деле? – решился наконец молодой человек.

– Увы, Филипп Алексеевич, будем мы заниматься наискучнейшим на свете делом – следить за магическим фоном в городе и округе, прислушиваться, вылавливать малейшие всплески, определять источник, собираться с коллегами из других Дозоров и решать вопрос правомерности применения магии. И буде решено, что кто-то проштрафился, то выдавать виновного на суд Инквизиции.

– Лев Петрович! – взвился юноша. – Не держите меня за дурачка! Всегда вы, Темные… Будьте любезны…

– А еще… – многозначительно протянул начальник, – мы будем стараться понять, зачем европейские Иные натравили европейских же императоров на Россию, чем привлек их Крым, какая надобность собрала столь многочисленные Дозоры в Севастополе. И чем на самом деле они тут занимаются.

– Ух ты! – Нырков был ошарашен. – Вам Высшие что-то такое рассказали? Что вы знаете?

– Увы, Филипп, мне ничего не объяснили, не поделились московские гранды своими подозрениями. Они явно что-то знают, к каким-то выводам пришли. Но мне Шаркан наказал, чтобы я внимательно осмотрелся, вник во все подозрительное, вычислил интригу и только тогда доложил ему. Им – Агний был при этом напутствии. Они, видите ли, хотят услышать мое непредвзятое мнение о происходящем. Верят моему чутью следователя и способности видеть мелкие черты будущих событий. Удружили…

– Вы и впрямь можете будущее видеть? – нескромно заинтересовался любопытный Нырков.

– Увы, мой юный друг, дар мой небольшой и неудобный: вдруг удается услышать слово, или фразу, или предмет как бы из будущего, а то и картинку целую. Что это? К чему? Самому приходится разгадывать загадки. Нет, я не пророк и не предсказатель. Я могу линии обыденных событий на несколько минут вперед посмотреть, иногда даже на полчаса в будущее заглянуть. Но не более.

– Мне и этого не дано. С моим пятым-то… – загрустил юноша.

– Учитесь, познавайте, я тоже не родился первостепенным. С шестого начинал, упорством и упрямством постигал магию. Никаким знанием не брезговал, в ножки учителям кланяться не стыдился.

– Я готов учиться… – засмущался вдруг Нырков и замолчал.

– Договаривайте! Смелее, ну! Я не обижусь, – подбодрил начинающего мага Бутырцев.

– Даже у Темного, – пробормотал юноша.

– Так-то лучше. Откровенность между нами – это залог успеха. Если я – разведчик и свежий взгляд на события для Высших, то вы, Филипп, тоже можете быть моими глазами и ушами в тех местах и в том обществе, где со мною не могут вести себя по-приятельски. Среди молодых офицеров, да и среди солдат вы будете своим без всяких заклинаний. Наверняка вы найдете собственные ниточки в доверенном нам деле. Кстати, раз уж вы мой помощник, то я обязан вам еще кое-что рассказать. В моем походном сундучке, да-да, в этом, – он кивнул в сторону поклажи, громоздившейся на телеге, – амулеты, доверенные мне Шарканом. Они вас не касаются, но среди них есть необычная раковина, которая позволяет связаться с главой московских Темных. Мало ли что может со мною произойти, тогда вы возьмете раковину и доложитесь. Сейчас я вас научу ею пользоваться. Обхватите ее пальцами снизу, как чашу… Именно так, правильно. Теперь поднесите ее ко рту, да-да, вот так, и говорите в Нее «Вызываю тебя, Шаркан!» Да громче, громче, не бойтесь, я накрыл нас сферой невнимания. Слышите, в раковине запищало? Теперь поднесите ее к уху и слушайте, что говорит вам собеседник… Слышно? Дайте-ка я поговорю.