8

Жеке пришлось перебрать всю рухлядь, хранимую Славиными на застекленной и зарешеченной лоджии. Банки с консервированием, остатки проросшей картошки, ведра, кипы пожелтелых газет, картонные ящики со старой обувью и ее неизгладимым запахом, бутылки, рулоны ковров, мешки с сахаром и мукой, какие-то гвоздастые деревяшки, железяки непонятного назначения. Тайник обнаружился в корпусе допотопной швейной машинки «Белочка». Маленькая белочка на эмблеме держала в передних лапках орешек, очевидно, гордясь своей находкой. Пролистывая пачку долларов, Жека в точности повторил жест белочки, завладевшей добычей.

Он насчитал ровно двести приятно пахнущих, шершавых на ощупь, новехоньких сотенных купюр, перетянутых резинкой крест-накрест. Аккуратно положив внушительный денежный брикет во внутренний карман плаща, он прикрыл за собой дверь лоджии и вернулся в комнату. Жена Борюсика, неудобно вывернув шею, неотрывно следила за ним. Понимала, что настал момент истины. Ждала его решения. Или приговора.

Вчера ночью, выйдя от Борюсика, Жека все спрашивал себя: неужели он и в самом деле готов отнять чужие деньги вместе с чужой жизнью? Раз сто, наверное спросил, но так и не пришел к внутреннему согласию.

Выходило, он просто рисовался. Блефовал. Настроение портилось с каждым шагом по темной улице. Рука теребила в кармане последнюю сотню.

Избегая попадать под фонтаны брызг из-под колес снующих туда-сюда машин, Жека держался от дороги подальше. Очень даже водопроницаемые туфли старался ставить только на кочки и островки посреди весеннего разлива холодных луж. Но встречные фары слепили глаза, делая ночь еще более непроглядной, и Жека, оступившись несколько раз, перестал разбирать дорогу. Шлепал по лужам, чавкал грязью, хрустел гранулированным снежком.

Дошлепался, дочавкался, дохрустелся!

Огромный серебристый джипище, одни только наружные прибамбасы которого тянули тысячи на две, вынырнул из темной арки, предупредительно мигнув фарами. Жека сначала замер в неустойчивом равновесии на бордюре, но тут же шагнул вперед: «Хрен вам! Подождете! Я тоже спешу!»

Обманутый его секундным колебанием, джип газанул. Он затормозил, едва соприкоснувшись бампером с Жекиным бедром, но этого оказалось достаточно, чтобы Жеку швырнуло сначала на лаковый капот, а затем – в противоположном направлении, на асфальт. Было совсем не больно. Но, растянувшись во весь рост, он почувствовал себя жалким отбросом общества на обочине жизни.

Нависший над ним автомонстр презрительно фыркал, дожидаясь, когда двуногое ничтожество освободит проезд. Жека медленно поднялся на ноги, отряхнул плащ, выпрямился, щурясь от ослепительного сверкания фар. Он не отошел в сторону. Он остался на месте, преграждая путь джипу.

Сидевших внутри рассмотреть на удавалось. Но Жека и без того примерно представлял, как они должны выглядеть. Непременно раскормленные, непременно одетые с иголочки. Имеют разрешение на ношение оружия и золотых цепей. Гладко выбритые, коротко стриженные, благоухающие дорогим одеколоном. Готовые разрешить все вопросы, не говоря уже о том, чтобы мимоходом стукнуть по голове тупорылому пешеходу, не соблюдающему субординацию.

Все четыре дверцы джипа синхронно распахнулись, выпуская наружу соответствующее количество седоков. Трое крупных парняг и мужчина постарше, с чуточку более осмысленным лицом.

– Что столбычишь, убожище? – просипел один из парняг угрожающе. – Жить надоело?

– Погоди, – остановил его взмахом руки мужчина, выбравшийся из-за руля и возглавляющий компанию.

Приблизившись к Жеке, он оглянулся, прикидывая, виден ли отсюда номерной знак автомобиля. Убедившись, что да, он обратил взгляд на Жеку и дружелюбно сказал:

– Извиняй, братишка. Не нарочно. Держи деньги и топай дальше.

– А один вопрос можно? – вежливо осведомился Жека, не спеша протягивать руку за подачкой.

– Слушаю.

– Вы бандиты, что ли?

Мужчина вытаращил глаза, а потом вдруг радостно захохотал, жестами обеих рук приглашая спутников повеселиться с ним вместе. От него исходил острый запах коньяка, выпитого не с горя, не от тоски, а просто для лучшего ощущения полноты жизни. Отсмеявшись, он покровительственно хлопнул Жеку по плечу:

– Спасибо, братишка, развеселил. Бандиты, говоришь? Ну, ты даешь! Попал пальцем в небо! Я мент, братишка. Не веришь? Замначальника налоговой полиции. Что уставился? Не похож?

– Не похож, – признался Жека. – Вылитый бандит.

Мужчина нахмурился.

– Много базаришь, умник. Берешь деньги?

Жека бросил взгляд на пухлую пачку отслюнявленных ему сотен и взял. И когда шикарный джип умчал приблатненного полицая-налоговика в неизвестную даль, принялся считать премию и обнаружил, что под сиротливой сотней прячутся жалкие червонцы общим количеством пятнадцать штук. Его кинули! Как всегда, кинули!

– Вот же твари! – сказал Жека почти весело, имея в виду всех тварей скопом, а не какую-то одну конкретную. Твари, они и есть твари – не различишь по рылам.

Разбрызгивая весеннюю кашу, он двинулся в обратном направлении. В мире, где представители закона открыто ведут себя, как бандюги, глупо строить из себя бедного, но честного. Есть деньги – ты человек. Нет – тебя тоже не существует.

На ходу он выгреб из кармана жалкие купюры, смял их в бумажный ком и швырнул под ноги. Все, хватит пресмыкаться! Или завтра утром он заимеет настоящие деньги, или медленно подохнет от голода. Две крайности. А третьего не дано. Жека не признавал никаких компромиссов.

До утра зябко приплясывал он в такт своим мыслям за трансформаторной будкой в знакомом дворе. Оттер колючим снегом грязь с плаща, докурил три последние сигареты. Его лихорадило не только от покусываний морозца, но и от азартного возбуждения.

Время тянулось невыносимо медленно, особенно после того, как все вокруг окутал непроглядный предрассветный мрак. Когда окна домов начали одно за другим наливаться уютным светом, стало еще холоднее, но Жека выстоял, не побежал греться в соседний подъезд, чтобы не настораживать жителей округи. К счастью, ненастное утро не располагало их к пробежкам и дальним прогулкам с собаками. Никто притаившегося Жеку так и не заметил.

Он слишком замерз и устал, чтобы обрадоваться, когда наконец из подъезда выскользнул Борюсик, повертел головой по сторонам, ссутулился и быстрым шагом удалился за угол дома. Никакой обещанной форы во времени Жека ему давать не собирался. Досчитал до ста и поспешил в его квартиру. Дверь оказалась незапертой. Значит…

Значит, плохи твои дела, нелюбимая жена рефлексующего Борюсика, подумал Жека, соболезнующе глядя на связанную пленницу чужих страстей, но вслух этого не произнес. Вопрос, светившийся в ее глазах, был немым. Каков вопрос – таков ответ.

Левую полу плаща приятно оттягивала весомая пачка долларов в кармане, та самая, которую жаждет заполучить Борюсик. Вот, наверное, взвоет, когда перероет весь дом вверх дном и ничего не найдет! Впрочем, вряд ли успеет. Не останется у него ни времени на поиски, ни шансов выпутаться.

Жека хотел было пощупать пачку, чтобы еще раз удостовериться в реальности денег, но остановил себя. Со стороны это походило бы на то, что он массирует занывшее сердечко, а он не хотел выглядеть слабым и нерешительным. К тому же сердце действительно билось ровно, не частило, мерно отстукивало мгновения.

Жека бросил взгляд на часы: 10:14. Борюсик, вероятно, находился на подступах к своему институту. Нужно было поспешить с завершающими штрихами.

Так, спортивная сумка. В нее – фотоаппарат, колечки, цепочки, шубейку. Поверх барахла – видеокамеру, это главное. Сумку – в кладовку, небрежно прикрыть грязным бельем. При обыске обязательно найдут. Для милиции рыться в чужом белье – святое дело. «Награбленное», спрятанное в квартире, наведет их на мысль об инсценировке. Это первый сюрприз для Борюсика, решившего и женушку порешить и невинность сохранить.

Второй сюрприз кроется в той же сумке. Кассета, вставленная в видеокамеру, сразу вызовет здоровое следовательское любопытство. Сначала ошеломленные зрители увидят сексуальные сцены, которые вчера заинтриговали Жеку. Пусть полюбуются, как Борюсик, возбужденный как павиан, развратным способом пользует супругу, изображающую для него жертву насилия, нагишом привязанную к стулу. К тому самому стулу и в той самой позе, между прочим! Самый интересный сюжетец ожидает милицейскую публику в конце. Жертва, скончавшаяся во всей своей неприглядной красе, возникнет перед сыщиками на экране – еще живая, испуганная, опять же связанная, но с узнаваемой наклейкой на лице. Подвох заключается в том, что несчастную женщину увидят за несколько минут до ее трагической гибели – в правом нижнем углу экрана высветятся белые циферки с датой и точным временем съемки! Те самые десять часов утра, когда муж-извращенец только-только выбрался из дома. Пусть попробует доказать, что в это время он уже спешил на работу! Пусть попробует доказать, что снимал и убивал супругу не он!

Вот и все. Осталось в последний раз наведаться в гостиную, прежде чем уйти отсюда навсегда. Жека постоял немного, соображая, не упустил ли он чего-нибудь из виду? Отпечатки пальцев? Мало ли в квартире отпечатков, главным образом, славинских? Под судом и следствием Жека не находился, в картотеках не фигурирует. Излишнюю настороженность сыщиков могло бы вызвать как раз полное отсутствие отпечатков.

Борюсик, тот орудовал в перчатках. Вот они, лежат на краешке журнального столика. Обычные резиновые перчатки для разнообразных хозяйственных нужд: раковину там отдраить с порошочком, или женушку снарядить на тот свет. Рядышком примостился заурядный моток клейкой ленты и такие же заурядные ножницы. Борюсик оставил этот реквизит на виду по рекомендации Жеки: мол, так будет естественнее – грабители воспользовались тем, что попалось под руку. Действительно, это покажется очень естественной, очень натуральной деталью. Особенно после просмотра кассеты. Любой следователь придет к выводу, что все происходило тихо-мирно, по-домашнему, так сказать, в любви и согласии.

Жека с трудом заставил себя посмотреть на обреченную женщину. Не хотелось ему убивать. И самому подпадать под расстрельную статью не хотелось. Оставить ее в покое и уйти с деньгами? Но тетка – не последняя фигура на крупнейшем рынке города. Значит, контактирует с местным рэкетом. А деньги немалые. Вычислят, непременно вычислят – у них особые, более надежные, чем у милиции, методы. Найдут, отнимут чужое плюс все, что у Жеки есть своего. Включая здоровье. И что же, дальше топать по жизни лохом сохатым? Да ни за что!

Приблизившись к живому изваянию на стуле, Жека тихо предложил:

– Глаза закрой. Не так страшно будет.

Нет, не закрыла. Вытаращила их так, что они лишь чудом не вылезли из орбит. Тогда он поспешно нацепил ей на нос бельевую прищепку, прихваченную в лоджии, а глаза закрыл сам. Он ничего не видел. Но чувствовал, как бьется, трепещет, извивается в пародии на оргазм сильное живое тело, никак не желающее умирать.

Десять секунд… двадцать… сорок…

– Пф-фф-фф-уу-уу!

Дух убиенной вырвался наружу. Но какой же он оказался зловонный!