– Поживем – увидим. Для начала ответь мне на такой вопрос: три тысячи шестьсот тонн – это много или мало?

– Три тыщи шестьсот тонн чего? – насторожился Бондарь.

– Скажем, опиума-сырца, – сказал Роднин, скрестив руки на груди, отчего лацканы его узковатого пиджака некрасиво покоробились.

Если бы он знал, что таким образом выставляет напоказ разводы соли под рукавами, он не стал бы принимать такую рискованную позу, но в быту полковник был сущим ребенком. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые до глубокой старости не умеют самостоятельно повязывать галстук и превращают в уголья любое блюдо, поставленное разогреваться на плиту.

– Опиума? – Бондарь едва подавил желание присвистнуть. – Это же целый железнодорожный состав, а то и два!

– Совершенно верно, – кивнул Роднин. – Обычно из Афганистана в Россию попадает три тысячи тонн наркоты в год, но нынче у пуштунов выдался небывалый урожай. Ты хорошо переносишь жару?

Вопрос прозвучал неожиданно.

– Вы собираетесь отправить меня в Афган? – опешил Бондарь.

– Ближе.

– К таджикам?

– Таджики могут спать спокойно, – усмехнулся Роднин, исподтишка любуясь своим лучшим сотрудником. – Они ни в чем перед тобой не провинились.

– В Азербайджан? – продолжал гадать воспрянувший духом Бондарь. – В Казахстан?

– Тебе когда-нибудь доводилось бывать на Волге?

– Смотря где. Волга большая.

– И впадает она в Каспийское море, – уточнил Роднин, решив, что пора переходить к делу. – В Астрахань поедешь, капитан. Арбузы, правда, еще не созрели, но места там колоритные. – Он мечтательно причмокнул губами.

– Надеюсь, – произнес Бондарь, – вы посылаете меня не с инспекцией бахчевого хозяйства Астраханской области?

Он улыбнулся, как человек, у которого внезапно заныли зубы. В чувстве юмора у него недостатка не было, но зубоскалить Бондарь не любил. Причиной тому были всевозможные юмористические передачи, заполонившие телеэфир. Завидев на экране, к примеру, Петросяна, Бондарь спешил перескочить на другой канал, а при появлении Ефима Шифрина вообще выключал телевизор. Мужчины, избравшие безудержное хохмачество в качестве профессии, вызывали у него чувство глубочайшего недоумения и досады.

– Что скривился? – насмешливо спросил Роднин, внимательно наблюдавший за подчиненным. – Чем тебе Астрахань не угодила? Нормальный русский город. Областной центр.

– Знаем мы эти областные центры, – откликнулся Бондарь. – Сонное царство. Рай для разомлевших на жаре кур и поддатых велосипедистов. Брага, семечки, старухи на завалинках.

– Ошибаешься, – спокойно возразил Роднин. – Благодаря демократическим преобразованиям общества жизнь в Астрахани бьет ключом. Все как в лучших домах Европы – плутократы-дегенераты, киллеры да наркодилеры. Не соскучишься.

– Хм. И туда, значит, добрались.

– А как же? Да у нас нынче в каждом селе свой мафиози имеется. Плюс бригада. Не обязательно механизированная.

– И что я должен делать в Астрахани? – поинтересовался Бондарь.

– Задание очень ответственное. – В подтверждение своих слов Роднин хлопнул ладонью по крышке стола. – Я хочу, чтобы ты привез оттуда как можно больше чеков.

– Чеков? Что это значит? Я должен буду делать контрольные закупки в тамошних магазинах?

– «Чек» – это разовая порция героина на продажу. Примерно одна четвертая грамма. Стандартная доза.

– Стандартная, – с горечью повторил Бондарь. – Дожили.

– Давай без размазываний ностальгических соплей. – Рука полковника вторично опустилась на стол. – Менять можно только настоящее и будущее, но никак не вчерашний день. Что было, то было. Что будет, во многом зависит от нас с тобой. Согласен?

– Не думаю, что привезенные мной «чеки» изменят жизнь к лучшему.

– Ошибаешься, капитан. Президент дал жесткую установку на перекрытие всех каналов поставок наркоты. – Роднин приосанился, будто получил президентский наказ лично, из первых рук. – Эта гадость прет к нам из Афгана через границы с азиатскими республиками, будь они неладны.

– Республики? – спросил Бондарь.

– Границы.

– Для них термин специальный придумали. Прозрачные, мол.

– Вот-вот, – вздохнул Роднин. – Ломать не строить. Похерили погранслужбу, а восстанавливать кто будет? Пушкин?

Бондарь поймал себя на желании напомнить полковнику про «ностальгические сопли», но удержался. Начальство не любит критики в свой адрес. А кто любит?

* * *

Ситуация, вкратце обрисованная Родниным, была тревожной. Киргизы, таджики и казахи, поставляющие афганскую «дурь» в Россию, не желали бросать это прибыльное занятие, поскольку в противном случае были обречены на голодную смерть. У них героин стоил невероятно дешево – например, в Казахстане приобрести дозу можно было за 200 тенге, то есть за 40 рублей.

Мужское население бывших братских республик почти поголовно сидело на игле. Шприц в руках молодых азиатов сделался таким же привычным явлением, как пиала с чаем или сигарета. Курили они, кстати, не простой табачок, а анашу – в паузах между героиновыми «приходами». Кололись без зазрения совести где придется – на лавочке перед правительственными учреждениями, в общественном транспорте, на дорожных обочинах, не говоря уже о квартирах, превратившихся в притоны.

Дети не отставали от взрослых, становясь законченными наркоманами в десятилетнем возрасте. Эпидемия ВИЧ в Среднеазиатском регионе приняла такие угрожающие размеры, что о ней запретили упоминать в прессе, хотя аборигены относились к проблеме с философским спокойствием. Им было безразлично, от чего помирать: от СПИДа ли, от передозировки или просто с голодухи.

– Короче, просвещенный Запад крайне обеспокоен таким положением дел, – заключил Роднин, откашлявшись.

– Неужели? – Правая бровь Бондаря недоверчиво приподнялась.

– А ты думал? Они там на Западе только и ждут, когда нечто подобное начнет происходить в России, тогда как наш народ в большинстве своем все же предпочитает водочку.

– Дань традициям.

– Какие, на хрен, традиции! – раздраженно отмахнулся Роднин. – Все дело в цене. Как только стоимость героина в Центральной России снизится хотя бы до сотни рублей за «чек», пиши пропало. Сейчас же наркоману приходится платить от 250 до 300 рублей, в зависимости от региона. Иначе говоря, в день ему требуется тысяча рэ, а где их взять?

– Известное дело, – пожал плечами Бондарь. – Тянут деньги с родителей, воруют, грабят, подсаживают приятелей, чтобы потом продавать им «дурь». Приобщают к культуре, одним словом. – Он поднял взгляд на полковника. – А что, в Астрахани отмечено снижение стоимости героина?

– Правильно мыслишь, капитан, – одобрительно хмыкнул Роднин. – Только речь идет не просто о снижении, а о падении цены почти вдвое. Наряду с этим наблюдается резкое увеличение наркодилеров.

– Барыг, – подсказал Бондарь.

– Барыг, – согласился Роднин. – В начале года в Астрахани насчитывалось 36 «ям», то есть точек сбыта героина. Теперь есть основания предполагать, что количество «ям» возросло до ста. О чем это говорит?

– Город стал перевалочной базой.

– Вот! – Полковник вскинул указательный палец, подчеркивая важность сказанного. – Думаю, товар доставляют из Туркмении или Азербайджана – морем. Но мы должны знать это наверняка, чтобы бросить все силы в нужном направлении.

– Выявить точки сбыта и уничтожить к едрене фене, – мечтательно произнес Бондарь.

– Бесполезно. Новые появятся. Очень уж прибыльный бизнес. Себестоимость изготовления одного грамма героина – 14 центов. Тот же грамм в Москве стоит 30–40 долларов. В розничной продаже. На модных тусовках цена доходит до полутора сотен. – Поразмыслив, Роднин счел нужным уточнить: – Хотя элита в основном тащится от кокаина, который стоит раза в три дороже. Нюхнут кокса на пятьсот баксов и давай хвосты распускать. Вон дочурка знаменитого демократа Собчака в космос наладилась, слыхал? – Роднин скривился. – Пятнадцать миллионов долларов готова выложить за путешествие. В переводе на «кокс» – тридцать тысяч понюшек. Красиво жить не запретишь.

– Да пусть они хоть повымрут все, нюхачи сраные, – без обиняков сказал Бондарь. – Нам-то какая от этого печаль?

– Речь не о тусовщиках, а о россиянах в целом. В девяносто восьмом году у нас насчитывалось около полутора миллионов наркоманов, а в двухтысячном их было зарегистрировано в два раза больше. Сегодня эта цифра перевалила уже за шесть с половиной миллионов человек. По официальным данным, которые вряд ли отражают действительность.

– Геометрическая прогрессия, – пробормотал Бондарь. – Хотя какая, к черту, прогрессия, когда такое творится!

– Проникся? – невесело усмехнулся Роднин. – Вот и ладненько. Оформляй командировку, получай деньги в кассе и дуй в Астрахань. Повторяю, нам нужны образцы, чтобы выявить происхождение героина. Проведем анализ, определим, откуда именно его забрасывают в Астрахань.

– Каким образом?

– По химсоставу, по технологии изготовления. Специалисты разберутся.

– А потом?

– А потом народными умельцами займутся специалисты другого профиля, – подмигнул Роднин. – По очистке воздуха на планете.

Бондарь вскинул не одну бровь, а сразу две:

– Вы о чем?

– Меньше народу, больше кислороду.

– Ликвидация?

– Тс-с, я ничего такого не говорил! – Роднин выставил перед собой ладони, как бы отмежевываясь от чересчур смелых выводов подчиненного. – У нас ведь правовое государство, разве ты забыл? Сначала проводится тщательное расследование, потом материалы дела передаются в прокуратуру, потом начинается судебное разбирательство, потом…

Брови Бондаря резко опустились к переносице.

– Потом появляется какой-нибудь шустрый адвокат и, тряся козлиной бородкой, доводит до общественности факты вопиющего нарушения законности. Подозреваемый выходит на свободу и объявляет себя жертвой произвола. Правозащитники со всех концов света спешат протянуть ему руку помощи.

– А вот это не наша с тобой забота, капитан, – строго сказал Роднин. – Время такое. Законность, законность и еще раз законность.

– Законность – это когда государство охраняет жизнь добропорядочных граждан, – возразил Бондарь. – А когда граждан безнаказанно грабят и убивают, а грабители и убийцы находятся под защитой так называемого закона, это полный беспредел.

– Отставить болтовню! – Ладонь полковника шумно впечаталась в полированную поверхность стола. – Если есть вопросы по существу – задавай. Прения мне тут не нужны. Этим пускай думские краснобаи занимаются, они болтать с утра до вечера горазды. Нам деньги за другое платят. Итак? – Роднин привычно скрестил руки на груди. – Вопросы?

– Мне до сих пор не выдали табельное оружие, – глухо напомнил Бондарь, – взамен утерянного в Эстонии.

– Получишь по возвращении. В Астрахани тебе понадобятся лишь деньги на приобретение героина, смена белья и туалетные принадлежности. Стрельба исключается. Действовать будешь без шума и пыли.

Окончание тирады заставило Бондаря поднять взгляд, словно он ожидал увидеть перед собой не начальника, а незабвенного Папанова в роли Лё лика из «Бриллиантовой руки». Очень уж характерные интонации прорезались в голосе Роднина.

Издевается? Подначивает? Дает понять, что намерен поставить Бондаря в жесткие дисциплинарные рамки?

– Другой бы на твоем месте от восторга прыгал, а ты куксишься, – укоризненно сказал Роднин. – Считай, тебе настоящий отпуск выпал. Неужели не рад?

– Чему тут радоваться? – пожал плечами Бондарь. – Неужели у вас нет для меня поручения посерьезнее? С этим заданием отлично справятся ребята из астраханского управления. Зачем мне выполнять их работу?

– Во-первых, потому что таков мой приказ. Во-вторых, астраханцы не должны знать о том, что у них под носом шустрит опер с Лубянки.

– Но почему?

– А потому, что у нас нет оснований доверять тамошнему руководству, – отрезал Роднин. – Смотри, что получается. В Астрахани настоящий наркотический бум, а нам не поступило оттуда ни одного тревожного сигнала. Тихо, как в танке. Почему молчат?

– Рыльце в пуху? – догадался Бондарь.

– Рыло, капитан, настоящее свиное рыло. Не знаю, кто именно из руководства УФСБ спускает дело на тормозах, но кто-то этим занимается. Им бы во все колокола бить, а они нам об успешной борьбе с волжскими браконьерами докладывают. – Роднин медленно повел головой из стороны в сторону. – Нет, капитан, нужно самостоятельно во всем разобраться. Никаких контактов с астраханской конторой. Поедешь инкогнито, под видом отдыхающего. Легенду сочини сам, тут особой скрупулезности не требуется. Главное, в ментовку сдуру не попади, а то потом отмазывай тебя… – Роднин встал, опираясь на стол сжатыми в кулаки руками. – Ну, все ясно? У меня дел невпроворот. Куча дел. Вагон и маленькая тележка.

Выпрямившись напротив полковника, Бондарь мрачно обронил:

– Не то что у меня, бездельника.

– Кончай митинговать, капитан. Топай в кассу. Раньше сядешь, раньше выйдешь. Надеюсь, на следующей неделе увидимся. И вообще надеюсь… – Сделав многозначительную паузу, Роднин закончил мысль: – На тебя.

– Спасибо за доверие, товарищ полковник, – воскликнул Бондарь, залихватски пристукнув каблуками. – Не посрамлю честь мундира.

– Не можешь без своих штучек? Гляди, однажды не стерплю, накажу, чтобы впредь неповадно было.

– Уже неповадно. Разрешите идти, товарищ полковник?

– Катись-катись, – махнул рукой Роднин. – Шут гороховый.

– Икорочки привезти, Василий Степанович? – вкрадчиво осведомился Бондарь, не спеша покинуть кабинет. В его душе кипела обида. Его, опытного волкодава, отправляют за образцами героиновой «дури», словно с этим заданием не справится любой начинающий опер! Где справедливость? Неужели Бондаря плавно переводят на скамейку запасных?

Глядя в упор на полковника, он заметил, как тот постепенно меняется в лице, все больше походя на человека, находящегося на грани гипертонического криза.

– Ико… – побледневшие губы Роднина не сразу сумели выговорить четырехсложное слово. – Какой икорочки?

– Осетровой, – не унимался оскорбленный в лучших чувствах Бондарь. Он понимал, что переступает опасную черту, но поделать с собой ничего не мог. – Сами сказали: астраханские арбузы еще не поспели. В таком случае лучше гостинца, чем осетровая икра, не сыскать. Героин не в счет, он ведь для служебного пользования, как я понимаю?

– Вон! – задохнулся Роднин. – С глаз долой! Мальчишка, сопляк! Ты что себе позволяешь? Еще раз повторится подобное – пеняй на себя. Вмиг из органов вышибу. И никаких, понимаешь, гвоздей!

Белый пух на голове полковника вздыбился. Чем-то это напоминало готовый осыпаться одуванчик. Тихо-тихо, чтобы не потревожить наэлектризованный до предела воздух, Бондарь попросил:

– Извините, Василий Степанович. Не хотел обидеть.

– Да пошел ты…

Роднин демонстративно отвернулся к окну. Под кожей на его скулах ходили желваки, словно там находилась пара крепких орешков, которые он вознамерился раскусить во что бы то ни стало.

На душе у Бондаря стало гаже, чем в привокзальном сортире какого-нибудь занюханного райцентра. Понурившись и опустив голову, как пес, сдуру тяпнувший хозяйскую руку, он поплелся к двери, где был остановлен усталым:

– Погоди, Женя.

Это было так не похоже на то, чего можно было ожидать от полковника, что Бондарь едва не споткнулся.

– Да? – спросил он, оглянувшись через плечо.

– Не геройствуй там, прошу тебя, – оттого, что Роднин говорил, продолжая смотреть в окно, голос его звучал глухо. – Мне нужны только образцы астраханского героина и ничего больше. Пора тебе остепениться. Не собираешься же ты размахивать пистолетом до седых волос? – Полковник машинально провел ладонью по голове. – Войны не выигрывают в одиночку. В одиночку, как правило, умирают.

– И живут, – тихо сказал Бондарь, – некоторые живут в одиночку, Василий Степанович. Точно так же, как умирают.

Ответа не последовало. Что можно было возразить на это? Роднин просто махнул рукой: «иди». К Бондарю он так и не повернулся. Ему не хотелось, чтобы подчиненный увидел выражение его глаз. Оно плохо вязалось с непримиримо стиснутыми челюстями начальника оперативного отдела УКРО ФСБ России.