Читать книгу «Битва президентов» онлайн полностью📖 — Сергея Донского — MyBook.
image
cover

Пока запыхавшиеся бомжи сносили генераторы к микроавтобусу, Барвин просмотрел отснятый ролик и остался весьма доволен увиденным. Настоящее реалити-шоу. Все получилось так, как требовал заказчик, а может, даже лучше. Шестиминутный фильм удался на славу. Барвин честно заработал причитающиеся ему пятьдесят тысяч долларов. Для уволенного в запас старшего прапорщика пограничных войск России это был крупный куш. За время службы на границах с Грузией и Туркменией он получил тяжелое ранение, несколько наград, но капитала так и не нажил. Сегодняшняя операция исправила это досадное недоразумение.

Мурлыча под нос романс про «утро туманное, утро седое», Барвин включил зажигание, ловко развернулся на маленькой поляне и погнал микроавтобус в обратном направлении, размышляя о том, как распорядится неожиданно свалившимся на него богатством. Планы были грандиозные: от приобретения личного автотранспорта до предложения руки и сердца молочнице Даше из дачного поселка, где Барвин подрабатывал сторожем, когда не имел других источников дохода.

Даша приезжала в поселок на разболтанном мужском велосипеде с горизонтальной рамой и крутила педали столь энергично, что делалось страшно за ее трущиеся друг о друга ляжки. Барвин не сильно увлекался молочными продуктами, но любил крупных, полных женщин деревенской наружности. Вертя баранку, он видел перед собой призрачный образ Даши на велосипеде; она работала ногами еще шибче прежнего, и ее ягодицы переваливались прямо перед глазами замечтавшегося Барвина. «Хороша Даша, – прикидывал он. – Была ваша, стала наша».

Головы его пятерых спутников, по-видимому, были заняты столь же приятными мыслями, потому что голоса их звучали расслабленно и томно. Одним словом, ухабистая дорога до трассы пролетела незаметно, а там перед «Мерседесом» пристроился знакомый джип «Ниссан», мигнул габаритными огнями, подавая условный тройной сигнал, и доставил «съемочную бригаду» до Минского шоссе, где, прижавшись к обочине, стоял небольшой мебельный фургон с рекламными слоганами на бортах. «Мягкий мир кресел и диванов», – машинально прочитал Барвин и поежился, представив себе, каково это – очутиться среди кресел и диванов, которые, возможно, обладают разумом и вовсе не считают человека венцом творения.

Ни из джипа, ни из кабины фургона никто не вышел, зато призывно запиликал мобильник Барвина, выводя мелодию «Коней привередливых». На дисплее высветился знакомый номер.

– Да, – сказал Барвин, подозрительно обозревая окрестности.

Доверяй, но проверяй, а еще лучше – не доверяй полностью никому и никогда, так гласил лозунг, которым руководствовался бывший прапорщик в своей богатой событиями жизни. Намеревался он дотянуть лет до ста, а потому, берясь за рискованное поручение, соблюдал предельную осторожность и не позволял себе расслабляться раньше времени.

– Как успехи? – поинтересовался заказчик, который, не мудрствуя лукаво, величал себя Иван Иванычем.

Барвину было ясно, что на самом деле этого человека зовут иначе, однако докапываться до истины он не стал. Иван Иваныч так Иван Иваныч. Лишь бы деньги были настоящие.

– Все в порядке, – сказал Барвин.

Машины с фырканьем проносились мимо, не задерживаясь возле джипа, микроавтобуса и фургона, стоящих на обочине. Все действительно было в порядке. Если не считать внутреннего голоса, который советовал Барвину держаться начеку.

– Сейчас подойдет человек, – сообщил Иван Иваныч, – посмотрит, что там у тебя получилось.

«Внимание!» – предупредил внутренний голос. Барвин сделал глотательное движение, стараясь смочить стремительно пересохшую гортань.

– Из моих рук, – предупредил он.

– Это как? – удивился Иван Иваныч.

– Камеру отдам в обмен на деньги, – заявил Барвин, трогая пальцами ребристую пистолетную рукоять.

Заметив движение в зеркале заднего обзора, он стремительно обернулся и, направив «Гюрзу» на бомжей, процедил:

– Ну вы, жертвы рыночных реформ. Отсели на задние сиденья, и чтобы пальцем никто не смел пошевелить без моего разрешения. Сейчас вы восковые фигуры или манекены, это уж как вам больше нравится.

– Не доверяешь своим гопникам? – хмыкнул Иван Иваныч.

– Они такие же мои, как ваши, – отрезал Барвин. – Не доверяю ни им, ни вам.

Бомжи, сгрудившиеся в дальнем конце салона, молча слушали, по-обезьяньи мигая глазами. Сейчас, когда они были напуганы и сбиты с толку, сходства с нормальными людьми у них осталось совсем чуть-чуть. В сером свете они казались Барвину стаей человекообразных существ, однако боялся он не их, а заказчика, с которым говорил по телефону.

– Вам в особенности, – брякнул он, злясь на себя за излишнюю прямолинейность.

Иван Иваныч не обиделся.

– Тут ты прав, прапорщик, – примирительно произнес он. – В наше время ни брату, ни свату доверять нельзя. Так что и ты меня пойми. Должен я убедиться, что заказ выполнен? Должен.

– Берите деньги и приходите, – предложил Барвин. – Я кручу ролик, вы смотрите.

– Нет, мы поступим немного иначе. Я подошлю своего человека, вот пусть он и смотрит. Камера пока что при тебе остается, а деньги при мне. Устраивает?

Иван Иваныч выжидательно умолк.

– Ладно, устраивает, – мрачно согласился Барвин.

Связь прервалась. Из джипа вышел молодой человек в мятом костюме с галстуком, забрался на переднее сиденье, вопросительно приподнял брови, тонкие и изящные, как у девушки.

– На, любуйся, – сказал Барвин, включая просмотр на дисплее. Камеру, висящую на ремешке поверх куртки, он не выпускал из рук. Его глаза то бегали по сторонам, то изучали лицо визави, ища признаки, говорившие о подвохе.

Опасения оказались напрасны.

Все шесть минут, пока длился ролик, молодой человек сохранял полную неподвижность и воздерживался от комментариев, а досмотрев, молча отправился восвояси. Провожая его взглядом, Барвин вытер взмокшие ладони о штанины.

– Проблемы, командир? – опасливо спросили за его спиной.

– Еще раз возникнете, – предупредил Барвин, – будут проблемы. У вас.

Зазвонил мобильник.

– Ну что же, – произнес невидимый Иван Иваныч, – похоже, фильм удался.

– Сам знаю, что удался. Но камеру получите только в обмен на деньги.

– Да кто ж с тобой спорит, прапорщик? Пусть твои орлы переодеваются. Потом выходите по одному и забирайтесь в мебельный фургон. Дверь открыта.

– «Мир диванов и кресел»?

– Он самый.

– А расчет? – уперся Барвин.

Иван Иваныч вздохнул:

– Вас отвезут в Москву, там получите обещанное.

– Почему не своим ходом? – насторожился Барвин.

– Посты ДПС на каждом повороте, – пояснил Иван Иваныч. – Да и что значит: своим ходом? Автобус возвращать пора. Отсюда он поедет в другую сторону.

Это звучало убедительно. Настолько убедительно, что внутренний голос Барвина не нашел что возразить Иван Иванычу, тот не торопился завладеть драгоценной видеокамерой, не хитрил, не стращал, не науськивал на Барвина своих людей. И все же вероятность ловушки исключать было нельзя. Кому охота добровольно расставаться с пятьюдесятью тысячами долларов?

– Пушку не сдам, пока не получу бабки, – твердо произнес Барвин. – Камеру тоже.

Расстаться с пистолетом в этой глуши означало поставить на кон собственную жизнь. Слишком высокая ставка. Слишком неравные шансы.

– Никто тебя не торопит, прапорщик, – сказал Иван Иваныч. – Пушку и камеру оставь при себе, народу скажи, что деньги будут розданы по прибытии на место. Ты где команду набирал? Возле Павелецкого вокзала, если не ошибаюсь? Вот там и поговорим. Конец связи.

Барвин нахмурился и отнял от уха умолкший телефон.

– Всем переодеваться, – велел он. – Нас отвезут в Москву, там получите бабки. Шевелитесь, тля, шевелитесь!

Пока бомжи, галдя, переодевались в свои потрепанные одежки, Барвин сидел неподвижно, обдумывая ситуацию. Подозрения оставались, но, когда занимаешься темными делами, без риска не обойтись. Что касается Барвина, то он рисковать привык, хотя не сильно любил это дело. Многолетний боевой опыт научил его не только смотреть опасности в лицо, но и выживать всем смертям назло. Он был уверен в себе. У него имелся пистолет, заряженный боевыми патронами, и драгоценный видеоролик. Отобрать то и другое будет непросто. Если кто-то думает иначе, то его ждет большое разочарование.

– За мной, – скомандовал Барвин, спрыгнул на землю и зашагал к мебельному фургону той бесшумной, пружинистой поступью, которой ходил когда-то в разведку.

В джип заглядывать он не стал, понимая, что это будет нарушением правил предложенной ему игры. Потянул на себя створки фургона и на всякий случай присел, готовый к любым неожиданностям. Их не последовало. Внутри мебельного фургона было пусто, если не считать шести литровых бутылок водки и пары палок копченой колбасы для закуски.

Набрав номер Ивана Иваныча, Барвин предупредил:

– В темноте не поеду. И если почую неладное, если вздумаете завезти нас в ближайшую рощу…

– Насчет освещения можешь не беспокоиться, прапорщик, – послышалось в ответ. – А повезут вас по шоссе, не сомневайся. И вообще, я со своими людьми отчаливаю. До встречи в Москве.

В подтверждение слов Ивана Иваныча джип фыркнул, сорвался с места и помчался прочь.

– У меня с собой граната, – соврал Барвин, провожая удаляющийся автомобиль взглядом. – Вы ведь не хотите, чтобы отснятый материал разлетелся на мелкие пикселы?

– Еще одна угроза, прапорщик, и я отменю нашу сделку. Ты не в горах с бандитами общаешься. За кого ты меня принимаешь? И кем возомнил себя? Рэмбо какой выискался! Граната у него, как же! Думаешь, я не знаю, что у тебя есть, а чего нету? – Посопев, Иван Иваныч завершил тираду слегка смягчившимся тоном: – Ладно, Рэмбо, хватит переливать из пустого в порожнее. Полезай в фургон и потерпи пару часиков. Не один ты здесь нервный. Я, знаешь ли, тоже денег за свою работу хочу, но гранатами никому не угрожаю и ультиматумов не выдвигаю.

Тут Иван Иваныч отключил связь, и успокоившийся Барвин полез в фургон. За ним последовали остальные, окончательно перевоплотившиеся в тех, кем являлись изначально, – бездомных бродяг и пропойц, неряшливых, оборванных и вонючих. При виде дармового угощения все они необычайно оживились и принялись откупоривать бутылки еще до того, как фургон завелся. Пили из горлышка, колбасу рвали прямо зубами.

Барвин к водке не прикоснулся, а к закуске тем более. Он решил быть трезвым, чтобы не утратить бдительности. Короче говоря, пытался контролировать обстановку, насколько это было возможно в его положении.

Когда Стократ захлопнул за собой створки двери, снаружи их закрыли на засов, так что Барвин невольно почувствовал себя загнанным в ловушку. Лампочка внутри имелась, но свет от нее лился тусклый, мертвенный, навевающий тоску. Стены и пол фургона были обшиты оцинкованным железом, гладкий пол тоже блестел и лоснился, но в центре была приварена решетка размером метр на полтора, и, как догадался Барвин, предназначалась она для вентиляции, поскольку окон в металлическом коробе не было, а между дверными створками невозможно было просунуть даже ноготь.

– Курить вредно для здоровья, – угрожающе процедил Барвин, заметив, что приложившиеся к бутылкам бомжи потянулись за сигаретами и зажигалками.

Побурчав, они отказались от затеи. Усевшись в дальнем углу, Барвин уставился в пол между согнутых в коленях ног.

Никакой гранаты у него не было – он блефовал. Зато заряженный пистолет остался при нем, и это внушало уверенность. Кроме того, плохо верилось в то, что заказчики окажутся настолько прижимистыми, что предпочтут расстрелять исполнителей, лишь бы не расставаться с деньгами. Слишком много шума и крови, да и сумма, по столичным меркам, не так уж велика.

Косясь на хлебающих водку попутчиков, Барвин не прислушивался к их бестолковой хмельной болтовне. Его мысли были заняты другим. Зачем таинственному Ивану Иванычу понадобился этот фильм, снятый возле военного аэродрома? Почему он потребовал, чтобы в кадр попал садящийся самолет? Каким образом этот тип вышел на Барвина в полной уверенности, что тот справится с поставленной задачей? Ознакомился с его личным делом? В таком случае Иван Иваныч имеет доступ к архивам ФСБ, а может, и служит там. Тогда вероятно, что Барвин был задействован в некой секретной операции, последствия которой могут оказаться самыми неожиданными. Значит, получив деньги, нужно сматываться – как можно быстрее и дальше. Месяц, а то и два провести где-нибудь у черта на куличках, не привлекая к себе внимания, а там видно будет.

Аркадий вздрогнул, когда свет внезапно погас. Бомжи встревоженно загомонили, да и Барвину стало не по себе. Темнота была непроглядная, хоть глаз выколи. Ни дырочки, ни щелочки, пропускающей дневной свет, – только сплошной непроницаемый мрак, порождающий инстинктивный страх. Барвин развернулся, готовясь начать колотить ботинками в стену, но тут лампочка включилась снова. Казалось, она горит чуть ярче, чем прежде, а рокот мотора изменился, сделавшись громче и, может быть, веселее. Это свидетельствовало о том, что фургон увеличил скорость.

Почему?

Барвин прислушался. Фургон по-прежнему катил по ровному асфальту, не раскачивался на рытвинах, а снаружи доносилось фырканье проносящихся мимо машин. Никаких резких поворотов, никаких подозрительных звуков не было. Взглянув на часы, Барвин уселся поудобнее, оперся спиной на стену и сунул ладони под мышки, упершись подбородком в грудь. Крепко спать он не собирался, а вздремнуть – почему бы и нет? Дорога в наглухо закрытом кузове обещала быть долгой и утомительной. Сон мог скрасить ее немного, и Барвин сомкнул веки.

Некоторое время до него долетали обрывки пьяных разговоров, а потом в мозгу начали проплывать некие красочные образы, и, наконец, дремота сменилась сном. Привиделась Барвину какая-то живописная деревенька у реки, подернутой вечерней дымкой. Из дымки той вышла пышная бабенка, прикрывающая срам березовым веником, поманила за собой и скрылась в бревенчатой бане на берегу. Не мешкая, Барвин устремился за ней и, раздвигая руками густой, горячий пар, принялся искать соблазнительницу, зовя ее по имени: «Даша, Даша». Пятерни его никак не могли нащупать упругую теплую кожу, все время натыкались на гладкие стены. Тогда он решил позвать Дашу погромче, напряг голосовые связки, что-то промычал и проснулся.

Чугунная голова болталась на слабой шее, как неживая. Отяжелевшие веки упорно отказывались открываться полностью, а распухший язык не умещался во рту. Перебарывая сонную одурь, Барвин ударил себя по одной щеке, по другой и часто заморгал, не понимая, где находится и что с ним происходит.

По полу, задевая друг друга, катались бутылки с недопитой водкой. Пятеро спутников сидели и лежали в причудливых, расслабленных позах, никак не реагируя на сиплые оклики Барвина. У растянувшегося на полу Стократа дико закатились зрачки, его ноги судорожно подергивались, а изо рта стекала то ли пенистая слюна, то ли желчь. Глаза были открыты и у привалившегося к нему безымянного бомжа, ставшего не просто румяным, а розовым, как спящий младенец. Лиц остальных Барвин не видел, но ему стало ясно, что происходит нечто страшное.

Происходит или произошло?

Вторично отхлестав себя по щекам, он не почувствовал ударов, но начал приходить в себя. Его спасло то, что он не пил водку. Пьяные бомжи забылись мертвецким сном, так и не заподозрив подвоха. Кое-кто из них обмочился, а кто-то, судя по запаху, и вовсе обделался. Но вонь мало беспокоила Барвина. Главное было выжить, выжить во что бы то ни стало.

Постанывая, он расстегнул куртку, задрал свитер и оторвал кусок от футболки. В военном училище, где он проходил подготовку, рассказывали о множестве способов убийства человека, и ему были отлично известны признаки отравления угарным газом. Сперва вялость, апатия, затем галлюцинации и потеря сознания, сопровождаемые ослаблением дыхания, покраснением кожи и расширением зрачков. Все эти симптомы были налицо у пятерки бомжей, а кроме того, Барвин ощущал их у себя. В висках стучали тяжелые молоты, к горлу подступала рвота, пальцы дрожали, взгляд то и дело застилало темной пеленой.

– Суки, – сказал Барвин и не услышал ни собственного голоса, ни последовавшего приступа кашля.

Еще пару минут, и он так и не заметил бы, как перенесся из привидевшейся баньки прямиком в мир иной. Мебельный фургон оказался душегубкой, или газенваненом, как называли подобные машины в фашистской Германии. Камера смерти на колесах. Невидимая, коварная погибель проникала внутрь вместе с выхлопным газом, вырабатываемым автомобильным двигателем. Окись углерода, та самая, которую в народе называют угаром. Он поступает в кровь в 200 раз быстрее кислорода и буквально врывается в мозг, легкие, сердце. Наступает кислородное голодание и удушье…

Дотянувшись до бутылки, Барвин полил ею обрывок ткани и стал дышать сквозь нее, но водочные пары дурманили его, мешая мыслить связно. Тогда он еще раз рванул футболку и поспешно помочился на тряпку, как это рекомендовал когда-то инструктор в учебке, рассказывая про средства спасения во время пожара в задымленном помещении. Фокус с тряпкой изобрели во время войны евреи, умудрявшиеся выживать в немецких душегубках.

Мысленно благодаря их, Барвин экономно дышал сквозь мокрую ткань, не обращая внимания на удушливый смрад и резь в слезящихся глазах. В какой-то момент он подумал, что неплохо бы продырявить борт фургона пистолетными пулями, чтобы получить доступ к свежему воздуху, но отказался от этой затеи, опасаясь привлечь к себе внимание выстрелами. Приказав себе не паниковать, он опять окропил тряпку мочой и лег на спину, покусывая себя и щипая, чтобы не отключиться.

Когда душегубка замедлила ход и поехала по какой-то плохой, тряской дороге, он достал пистолет, снял его с предохранителя, осторожно сунул под свитер и прикрыл полой куртки. Через пять минут фургон остановился. Заскрежетал запор, дверь распахнулась, внутрь ворвался поток восхитительно чистого воздуха. Барвин, отбросивший тряпку, неподвижно лежал на полу, касаясь кончиками пальцев рукоятки пистолета.

– Ну и вонища, – пожаловался чей-то голос.

– А ты как думал? – рассудительно отозвался второй. – Не голландские тюльпаны привезли.

– Они обоссались, блин. Да еще и обгадились в придачу.

– Так всегда бывает. Это у меня третий маршрут. Ты тоже привыкнешь. Шеф не любит пальбы.

– Лично я не люблю разгребать дерьмо… Звать, что ли, землекопов?

– Погоди-ка.

Услышав характерный щелчок передернутого затвора, Барвин внутренне напрягся. Его тело приготовилось принять в себя автоматную очередь, но обошлось. Вместо того чтобы стрелять, неизвестный забрался в фургон, тяжело топая, приблизился, склонился над Барвиным, снял с него видеокамеру и выбрался наружу, удовлетворенно крякнув:

– Порядок.

Послышались голоса других мужчин, подошедших к фургону. Их ругали за то, что яма вырыта неглубокая, а они оправдывались: мол, все равно скоро подъедут мусоровозки и завалят могилу.

– Будет покруче скифского кургана, – обещали они. – Не то что люди не найдут, крысы не унюхают.

...
6