Полярная станция – научно-наблюдательный пункт, созданный на побережье Северного Ледовитого океана, близлежащих островах, а также на дрейфующих льдах.
Россия – первая и единственная страна, использующая дрейфующие полярные станции. Благодаря им российские ученые получили возможность исследовать Арктику круглый год.
Считается, что полярные станции ведут исключительно метеорологические, геофизические, геомагнитные, гидрологические, а в отдельных случаях – биологические и медицинские наблюдения.
Население станций составляют ученые, реже – члены их семей. Широко используется вахтенный метод (не более 12 месяцев).
Из свободной энциклопедии «Википедия»
Первыми той ночью погибли две лайки, выбежавшие пришельцам навстречу. Приученные охранять лагерь от белых медведей, они растерялись при виде незнакомцев. Никто не учил их тому, что чужие люди могут быть опаснее зверей. Собаки не восприняли их как настоящую угрозу.
Это их и погубило.
Глухое рычание Дьюка перешло в жалобный скулеж, и он повалился на снег, тщетно пытаясь дотянуться зубами до металлической стрелы, вонзившейся ему под лопатку. Рядом рухнула его верная подружка Диана, завилявшая было хвостом, когда один из незнакомцев произнес что-то ласковым, успокаивающим голосом. Затем арбалет в его руках издал механический щелчок, и Диана перестала видеть, слышать и ощущать что-либо, кроме жгучей боли в груди. Жизнь медленно оставляла ее. Последнее, что увидели стекленеющие глаза ни в чем не виноватой псины, – как снежинки звезд падали из темноты, становясь все больше и ярче. Ее недолгая собачья жизнь была вполне счастливой, а смерть – быстрой.
Тем, кого лайки считали своими хозяевами, предстояло умереть не так легко. А пока они спали и видели кто приятные, кто тревожные сны, не подозревая о том, что происходит наяву.
Начальнику экспедиции Трегубову чудилось, будто за ним охотится стая летающих снежных пингвинов, и он постанывал от ужаса и безысходности, потому что там, где он находился, летучие пингвины были в тысячу раз реальнее вооруженных людей, оцепивших лагерь.
Этот сон преследовал его всю жизнь. Загнанный в тупик, он обычно пробуждался от собственного крика, но сегодня ему пока что удавалось ускользать от пингвинов в лабиринте ледяных торосов. С лицом, искаженным мукой, Трегубов лежал на спине и тихонько всхлипывал. К счастью, никто не видел его в этом жалком состоянии. В свои шестьдесят лет Трегубов считался арктическим ветераном, настоящим долгожителем Северного полюса, и пользовался заслуженным авторитетом среди остальных участников экспедиции, которым было ни к чему знать уязвимые места своего командира.
Все это были относительно молодые сотрудники и сотрудницы знаменитого Арктического и Антарктического научно-исследовательского института Росгидромета. В шутку они любили называть себя комсомольцами-добровольцами, хотя, конечно, никакого комсомола уже давно не существовало, да и из комсомольского возраста эти отважные мужчины и женщины давно вышли.
Их отбирали известные космонавты, спортсмены, доктора и психологи. Комиссия проработала в ААНИИР несколько недель, пока окончательно не определилась с кандидатурами. Затем будущие полярники прошли тренировку в горах Кавказа, где в экстремальных условиях спасатели учили их выживать самим и оказывать первую помощь другим.
Самым старшим среди рядовых сотрудников был метеоролог Кващинский, носивший такую густую бороду и такой мохнатый свитер, что было непонятно, где заканчивается одно и начинается другое. В прошлом месяце ему исполнилось тридцать шесть лет, он обожал старенькую маму, был холост и мечтал написать о своих похождениях роман, который прославит его на весь мир. Младшему было двадцать девять, его никто и никогда не называл по имени-отчеству, хотя парень уже был женат и имел двух детей. Фамилию он носил несерьезную – Ложечкин. Представляясь, он всегда хмурился и старался разговаривать хриплым басом, который ему совершенно не шел.
Трех особ женского пола, дрейфовавших на льдине в разношерстной мужской компании, в шутку звали Аглаей, Талией и Евфросиной, точь-в-точь как римских граций, дочерей Юпитера, состоявших в свите Венеры. Конечно, внешне они не были столь прекрасны и не кружились в хороводах нагишом, поскольку, во-первых, всегда были заняты неотложными делами, во-вторых, ходили тепло одетыми по причине нешуточного арктического холода, а в-третьих, не имели права разжигать в коллективе межполовые страсти обычным дамским кокетством или какими-либо иными, более изощренными способами.
Самой зрелой женщиной была кинорежиссер Бородулина, самой красивой – повар Ефремова, а самой умной – доктор наук Полынцева, защитившая диссертацию, одно только название которой могло ошарашить человека непросвещенного. Звучало оно так, что повергало в состояние прострации любого, кто пытался усвоить его с первого раза: «Комплексный мониторинг состояния и загрязнения окружающей среды в высокоширотных районах дрейфа на основе круглогодичных метеорологических, аэрологических, ледовых и океанографических наблюдений с целью исследования процессов, определяющих интенсивные климатические изменения в центральной Арктике, влияющие на природную среду и экосистемы арктического региона России».
Понятно, что женщина, способная хотя бы придумать и запомнить такое название, не тратила свое драгоценное время на флирт и прочие пошлости. Ну а снилась ей все же какая-то ненаучная ерунда: темный, грязный подъезд, шарканье ног преследующих ее бомжей и полное отсутствие дверей на лестничных площадках. Осознав, что она оказалась в ловушке и вот-вот будет схвачена тянущимися к ней грязными лапами, доктор наук Полынцева обмерла, дернулась, проснулась и некоторое время лежала в темноте, прислушиваясь к биению своего сердца.
Ей безумно хотелось курить, но в жилых помещениях это строго-настрого воспрещалось, так что она ограничилась тем, что напилась очищенной талой воды из стакана на тумбочке. Ей было не по себе, настолько не по себе, что она окликнула Бородулину, словно бы желая узнать, который час, но соседка не проснулась, и, устыдившись своей минутной слабости, Полынцева приказала себе не раскисать и не распускать нюни.
Это помогло. Чтобы окончательно прогнать воспоминания о кошмаре, она стала думать о борще, о предстоящем по возвращении из экспедиции отдыхе на даче и о прочей ерунде, пока, наконец, мысли не потекли в привычном русле – о повседневной работе, которая, разумеется, не ограничивалась гидрометеорологическими наблюдениями.
С того самого момента, когда над станцией взметнулся государственный флаг России, она начала функционировать в особом, секретном режиме, расписанном людьми, чьи познания о климате не распространялись дальше вежливых разговоров про погоду. Научные исследования велись постольку-поскольку, тогда как главной задачей полярников являлась коррекция параметров орбит военной спутниковой системы, наименование которой было известно только узкому кругу лиц, отвечающих за обороноспособность страны. Помимо этого, экспедиции предписывалось в очередной раз исследовать хребет Ломоносова на предмет его принадлежности к арктическому континентальному шельфу России.
Нужны были не просто веские, а неопровержимые доказательства этого. Чем больше, тем лучше.
До сих пор ООН отвергала любые российские претензии на эту малоизученную территорию, где, по самым приблизительным оценкам экспертов, находилось около двадцати пяти процентов неразведанных мировых запасов углеводородов. Доказательств недостаточно, sorry[1], качали головами западные чиновники и улыбались, кто широко, кто сдержанно, скрывая за своими заученными улыбками тот самый волчий оскал империализма, о котором много писали еще в бытность СССР.
Преемница Советского Союза, Россия перевидала этих оскалов немало. Они так ей осточертели, что на одном из заседаний Совета Безопасности в присутствии президента Астафьева и премьер-министра Силина из уст секретаря Совбеза прозвучало предельно четко и ясно: «Мы Арктику никому не отдадим. Она наша, и она должна стать основной стратегической ресурсной базой России».
Президент и премьер, не сговариваясь, кивнули, а их лица, принявшие одинаково жесткое выражение, сделались очень похожими, хотя обычно между ними не наблюдалось никакого сходства. Фраза сорвалась с языка секретаря Совбеза не случайно. Она долго обдумывалась, взвешивалась и корректировалась всеми участниками заседания, дабы, будучи озвученной, известить мир о непоколебимости позиции России.
Вскоре после этого исторического заявления полярники заложили на дне Северного Ледовитого океана капсулу с российским флагом. Узнав об этом, Запад взбеленился в полном смысле этого слова. Канада с пеной у рта потребовала убрать ненавистный трехцветный флаг с золотым коронованным орлом, на груди которого, как встарь, топтал поверженного змея Георгий Победоносец. Некоторые члены «Большой восьмерки» стали шепотком обсуждать возможность объявления России экономической блокады, а потом и вовсе позволили себе глухие угрозы и проклятия в адрес непокорных славян. Разношерстная европейская мелочь подхватила их, как подзаборные шавки подхватывают злобный лай цепных псов. В разгар шумихи Соединенные Штаты направили к берегам Аляски сразу несколько экспедиций, которые должны были обосновать претензии Америки на шельф, застолбленный русскими. Из этой затеи ничего путного не получилось, однако негодование мировых держав по поводу самоуправства России лишь усилилось. Обстановка во льдах накалилась до такой степени, что главком ВМФ объявил о возобновлении круглосуточного боевого дежурства кораблей Северного флота в арктических районах.
Это походило на возвращение в середину прошлого века, когда противостояние между СССР и США грозило перерасти в обмен сокрушительными ядерными ударами. Как язвили на станции, «вот она, настоящая холодная война, при температуре минус сорок градусов по Цельсию». Автором шутки являлась та самая доктор наук Полынцева, которой не спалось за полчаса до ужасной смерти всех участников экспедиции. Последняя связная мысль, посетившая ее перед погружением в дрему, была о муже, оставшемся в Петербурге. Обычно Полынцева на него злилась, подозревая в изменах и беспробудных пьянках, но этой ночью ей вдруг сделалось жалко своего непутевого Левушку. Детей у них не было, родители обоих совсем состарились, и, случись что с одним из супругов, второму бы пришлось доживать свой век в полном одиночестве.
Почему вдруг Полынцева задумалась об этом? Почему на ее глаза навернулись непрошеные слезы? Она решила, что причиной тому гадкий сон про подъезд без дверей. Наука отвергала существование такого явления, как интуиция, и Полынцева отмахнулась от нее тоже. Шестым чувством она ощущала приближение опасности, но как человек, привыкший опираться на факты, заставила себя не обращать внимания на одолевавшую ее смутную тревогу, вытерла глаза и сомкнула веки.
В это время пришельцы уже бесшумно рассредоточились по территории никем не охраняемой полярной станции. Было очевидно, что каждый из них хорошо знает свою задачу и прекрасно ориентируется на местности. Специалист предположил бы, что эти люди не только изучили план станции по картам или спутниковым снимкам, но и основательно потренировались, прежде чем приступить к выполнению задания.
Какого именно задания? Чьего? С какой целью?
Ответы на эти вопросы знали только они, но никто из пришельцев никогда и нигде не распространялся на эту тему. Они держали языки за зубами, а совесть – за семью замками, чтобы не отвлекаться понапрасну.
Все пришельцы были одеты в белые маскхалаты, делавшие их похожими на призраков. Только эти призраки были вооружены вполне реальными короткоствольными автоматами, снайперскими винтовками и арбалетами. Они прятали свои лица за белыми масками, надетыми вряд ли из-за мороза, не слишком сильного по здешним меркам. Выдыхаемый ими пар радужно струился на фоне ночного неба. Луны видно не было – только сверкание мириад холодных арктических звезд, похожих на алмазы, щедро рассыпанных по черному бархату.
Движение дрейфующей льдины непрошеные гости совершенно не ощущали. По сути, это была многокилометровая ледяная платформа, медленно и плавно курсировавшая по поверхности Северного Ледовитого океана. На ней размещались три десятка строений различного размера и назначения, а кроме того, четыре дизельные электростанции, ангары для тракторов и снегоходов, депо с дизтопливом и продуктовая морозильная камера. Все это было доставлено на станцию «Северный полюс-47» атомным ледоколом «Ямал» примерно месяц назад, в тысяче километров от Большой земли, к северо-востоку от архипелага Де-Лонга. Пятнадцати полярникам предстояло провести на своей льдине толщиной в три метра еще одиннадцать месяцев, но, судя по поведению пришельцев в маскхалатах, срок этот неумолимо сокращался с каждым выдохом и вдохом незваных гостей, с каждым шагом ног, обутых в утепленные армейские ботинки.
«Ты, ты и ты – налево! Вы трое – направо! Остальные за мной!»
Повинуясь жестам своего командира, вооруженные люди приблизились к жилым строениям вплотную, опять-таки демонстрируя удивительную осведомленность. Они словно заранее знали, где кого искать. И они явились не для детской игры в прятки или в догонялки. Оружие диверсанты держали на изготовку.
– Гоу! – резко выкрикнул командир, когда необходимость действовать скрытно отпала.
О проекте
О подписке