На фюзеляже Мессершмитта Bf109E были едва заметны чёрточки, наносимые унтерами наземных служб по числу сбитых самолётов русских. Петер не любил красоваться и запрещал до поры до времени царапать свою «птицу», но ему как-то в офицерской столовой намекнули, что дело здесь не обходится без министра пропаганды и что лучше бы он смирился с установкой этих отметин его боевого мастерства. Красоваться, собственно, было нечем. Да, фон Остен был действительно хорошим лётчиком – Эрнст Удет, начальник технического управления Люфтваффе не ошибся. Уровень его лётных навыков был значительно выше средних, но к увеличению числа сбитых им самолётов противника приводила скорее грамотная тактика боя и перевес в стратегии подразделений Люфтваффе, чем умение и желание вести Dog Fight – «собачью драку». Таким термином лётчики по ту сторону Ла-Манша называли индивидуально-построенную схватку двух самолётов в воздушном бою. Тактика эскадрилий Люфтваффе была другой. При значительном численном перевесе с превосходящей высоты по команде, передаваемой по рации руководителем звена, бросить остроносые машины в групповое пике и атаковать противника на высокой скорости, при которой горизонтальное маневрирование Мессершмитта Bf109F уже утрачивало свою эффективность и было несопоставимо с возможностями «шнырять по сторонам», которыми обладали И-16, находящиеся на вооружении русских. После атаки следовал резкий подъём с разворотом в сторону солнца для ослепления преследователей и перегруппировка для новой атаки. На больших высотах требовался кислород, а у русских в начале войны его не хватало. Там «птичка» Петера была в безопасности. Первостепенное значение в подавлении воздушных сил противника имел тот факт, что подразделениями Люфтваффе был накоплен богатый опыт боёв против Польши, Бельгии, Франции и Англии, при ведении которых немецкие авиационные части были слётаны, а тактика была выверена и строго выполнялась с немецкой точностью. До результата Макса-Хельмута Остермана[20] барону фон Остену было далеко, но число его личных побед в воздушных схватках приближалось к двадцати.
Пятый авиакорпус Люфтваффе бомбил Киев. 29 июля 1941 года двадцать пять скоростных бомбардировщиков Юнкерс Ju – 88 под прикрытием десяти Мессершмиттов Bf109F, в число которых входила машина Петера фон Остена, двигались в юго-восточном направлении, имея конкретную цель – поддержать наступление 13-й танковой дивизии 1-й танковой группы Эвальда фон Клейста – острия клина группы армий «Юг», в задачу которого входило, развивать успех Вермахта, не дать русским сомкнуть линию фронта и вывести свои подразделения на левый берег Днепра. По плану «Барбаросса» вся кадровая Красная Армия должна была быть уничтожена на Правобережье до конца лета. целью бомбёжки был «Уманский котёл».
До цели оставалось немногим более пяти минут полёта, когда из-за лесных крон на удобной для атаки сверху высоте в полтора километра показалась группа из трёх пар И-16 устаревшего 5-го типа. Петер сразу распознал этот тип по конусообразному капоту двигателя. Огневая мощь у них была очень слаба – всего два обычных пулемёта. В скорости на малых высотах они безнадёжно отставали от истребителей Люфтваффе, однако, за наглость и увёртливость в испанской компании они получили у немецких лётчиков прозвище «Rata[21]». Репрессии Великого стального в конце 30-х годов резко ослабили вооруженные силы страны, в том числе ВВС РККА, в числе которых имелось немало летчиков с полученным в Испании, Китае, Финляндии боевым опытом. У уцелевших командиров репрессии отбили охоту проявлять инициативу – на каждое действие требовался официальный письменный приказ.
Пытаясь восполнить потери армии в результате репрессий, Кремль стимулировал ускоренный рост численности Красной Армии. Качество принесли в жертву количеству. Большинство пилотов ВВС РККА[22] на момент начала операции «Барбаросса» было подготовлено несоизмеримо хуже, чем летчики люфтваффе. Последние характеризовали тактику противника как негибкую и неэффективную: «Русские просто старались удержать высоту и курс, мы сбивали их одного за другим, порой их строй ломался и тогда, самолеты напоминали хаотический рой пчел».
Крысы шли кругом. Этот вид воздушного строя был оптимальным для защиты с помощью соседа. Группа намеревалась атаковать группу бомбар дировщиков снизу, по-крысиному выгрызая подбрюшье воздушной кавалькады.
В наушниках раздалась команда командира эскадрильи:
– Beginnen Angrif![23] Оберлейтенант Остен, Вы берёте замыкающего.
Пятеро Мессершмиттов, набирая скорость, начали пикирование.
На высоте 3000 метров Петер понял, что кроме кругового построения противник сэшелонирован по высоте. До замыкающего группы ему ближе всего, вооружение его «птички» будет пущено в ход первым. 12-ти цилиндровый двигатель DB-601A Даймлер-Бенц на пикирующем Bf109F сделал своё дело профессионально, как того и требовали последние достижения в области авиационного двигателестроения: мгновение истины стремительно приближалось.
Первая пикирующая атака прошла успешно: оставшиеся в воздухе три крысы, удалялись в сторону леса, оставив, как казалось, мысль об атаке бомбардировщиков. Десятка Мессершмиттов, не дав навязать себе индивидуальные схватки, собралась вновь на высоте и продолжила сопровождение Ю.
– Oh mein Gott! Сегодня же 29-е, день рождения сестры Габи. Командир, позвольте сделать небольшой подарок сестре?
– Вдвоём, оберлейтенант, только вдвоём с Отто. И никаких победоносных сопровождений жертвы, тут же в строй, мы всё увидим и так!
Изменив тактику предыдущей атаки, Петер фон Остен «поднырнул» под группу самолётов противника и открыл огонь по замыкавшему И-16 из двух 7,92 мм. пулемётов. Он выцелил хвостовое оперение и практически срезал рули высоты. Неуправляемый И-16 был ввергнут в аэродинамический хаос и превратился из вёрткой боевой машины в полторы тонны дерева, алюминия и стали. Последовал разворот в сторону солнца и плавный набор высоты. Самолёт ведомого следовал сзади и в 70 метрах от Мессершмитта Bf109F Петера фон Остена.
Петер зажмурился. Солнечный луч отразился от купола местного храма и проник через защитный колпак. Петер вздрогнул и выругался:
– Verdammt!
Рука невольно дрогнула и самолёт покачнулся. Он не был суеверен, но практика – основной критерий истины – призывала ведь к осторожности. И зачем он только вспомнил про день рождения Габи? Какое мальчишество! Батарея зениток, спрятавшихся в овраге между лесом и православным храмом, открыла огонь по двум немецким истребителям с крестами на фюзеля жах и номерами 8973 и 8978. Увидев за самолётом Отто Крафта дым, Петер решил, что ведомый перешёл на форсаж, чтобы резко уйти на высоту и тут же подумал:
– Форсаж бесполезен при данной плотности огня зениток. Молитва, только молитва и mero purano tarika – мой прежний путь!
За его крепкими плечами была экспедиция на Тибет и мудрость обитателей святого места Ярлинг. Он знал, что такое первая ступень на пути, ведущем к союзу с великими магами. Барон был одним из немногих, стоявших на этой первой ступени у входа в Шамбалу. За Мессершмиттом Отто Крафта показался густой чёрный шлейф со снопами огня. Петер понял, что ведомый не уходит на форсаже от огня русских зениток, а уже – жертва этого огня. Истребитель Отто стал падать вниз на купола местного храма.
Когда шок от произошедшего ослаб, некоторые члены группы смогли говорить, а кричавшие смогли замолчать, штурмбанфюрер Брюнс скомандовал:
– Дайте ему одеяло!
Обнажённого кхаса укутали в тёплое и насильно влили в рот дозу шнапса.
Эрнст Краузе просматривал сделанные им кадры кинохроники. По склону горы, на которой находилась группа, поднимался фон Остен. Все поджидали его с нескрываемым любопытством. Брюнс проявлял явное нетерпение:
– Что Вам удалось заснять, лейтенант?
– Всё, что происходило!
Краузе, закончив просмотр заснятого им, включил камеру Петера. Она с точностью и до малейших подробностей повторила увиденное им на соседней горе. Вершина, покрытая снегом, маленький и едва одетый человек в позе лотоса, кучка лохмотьев, что мгновенье назад была его одеждой. Ни дополнительного звука, принятого оператором за потрескивание камеры, ни лёгкости дыхания и возвышенного состояния души, ни качества воздуха на воспроизведённых кадрах не было и в помине. Тем не менее, штурмбанфюрер был необычайно доволен. Он отвёл Петера в сторону, иронично пофыркивая:
– Лейтенант, Вы верите в то, что эта незначительная кучка дерьма – сверхчеловек, нить к нашим великим предкам?
– Нет, штурмбанфюрер, не верю. Ткни его пальцем и ничего не останется.
– Тем не менее нам есть теперь что предъявить Эрнсту[24], а ему чем поделиться в Берлине с рейхсканцлером и другими организаторами нашей миссии. Масса доказательств. Пусть определят это дерьмо к себе в учителя, а нам выдадут заслуженные награды. Я бы не отказался от очередного звания и небольшой виллы в придачу.
Несмотря на необычность произошедшего, полученные доказательства существования мистических энергий Непала и, следовательно, верности указанного фюрером пути, Петер следовал зову вектора неизведанного. Он подошёл к укутанному в одеяло и слегка осоловевшему от непривычного напитка кхасу:
– Ты должен будешь научить нас делать то же самое!
Тщедушный и похожий на ребёнка человек на несколько мгновений как бы ушёл в себя. Потом пробормотал:
– У вас не получиться. Для этого нужно за всю свою жизнь не обидеть никого, даже червяка!
Вернувшись в Берлин, доставив туда группу отобранных для исследования непальцев (кхасов, гуркхов)[26], и шерпов[27], а также получив очередное звание оберлейтенанта, Петер фон Остен засел за основательное изучение научных трудов, посвящённых Тибету. Прежде всего, следовало изменить широко внедрённый в Германии метод познания, используемый её гносеологами.
Большинство учёных работало в это время в научной организации, являвшейся подразделением сложной структуры СС и носившей название «Немецкое наследие предков – Анэнэрбэ». Свободу изложения самых смелых научных взглядов именитым профессорам гарантировали высшие инстанции СС.
В деятельности организации сочетались порой несовместимые вещи, образуя плюрализм мнений. Так, широчайший диапазон всевозможных научных исследований соседствовал с однобокой идеологической направленностью, а изыскания авантюрного характера проводились одновременно с профессиональными разработками мирового масштаба. Анэнэрбэ курировал лично Генрих Гиммлер, а его доверенные лица – учёные, пользуясь покровительством рейхсфюрера СС, достигали порой выдающихся научных результатов, признаваемых мировой научной общественностью. Всё большая ориентация на военные цели ставила перед Анэнэрбе новые задачи в широчайших областях от исторических исследований и археологии до естественных наук и лингвистики. В гуманитарных сферах решалась главная задача: доказать главенство в европе германского духа и построить новый континент, исходя из этого научного факта.
Создателем Анэнэрбе был Герман Вирт. После Первой мировой войны этот голландский немец (или немецкий голландец) задался целью воссоздать древнюю религию как основу для нордической расы. В своей статье «Что я называю немецким», вышедшей в 1931 году, он провозгласил свастику новым германским символом возрождения и свободы. Познакомившись за год до этого с Гитлером, он нашёл в нём не только единомышленника, но и источник финансирования своих научных изысканий. По приглашению национал-социалистов он организовал при государственном субсидировании Исследовательский институт духовной истории древности. Через некоторое время при поддержке главы СС Гиммлера и Имперского руководителя крестьян – профессора Вальтера Дарре – Виртом был открыт институт с названием «Собрание народных традиций и древней религии», позднее переименованный в «Наследие предков – Анэнэрбэ».
Используя ненаучные, с точки зрения учёных, методы исследования, Герман Вирт не был признан ими в качестве исследователя древней истории, но всё же в 1941 г. он защитил диссертацию и стал профессором Марбургского университета, занявшись исследованием древней религиозности и символики. Дискуссии о ценности работ Вирта, особенно его перевода старофризской «Хроники Ура-Линды», сделанного в интуитивно-мифологическом стиле, были преисполнены скептицизма. Полученные Виртом результаты, по их мнению, были подтасованы в угоду партийной верхушке. его защищали такие учёные, как философ Альфред Боймлер, германист Густав Неккель, справедливо считая, что Герман Вирт – личность незаурядная.
Существующее соперничество Гиммлера с Альфредом Розенбергом, возглавлявшим Союз борьбы за немецкую культуру, прервало карьеру основателя Анэнэрбе. Руководя Главным управлением СС по вопросам расы и поселений, Розенберг стремился к самостоятельности, которой препятствовал его партийный догматизм. В противовес незыблемым догмам, Генрих Гиммлер, как куратор «Анэнэрбэ», заботился о поддержании высокого научного уровня в работах профессуры и сотрудников. В 1935 г. новый пост генерального секретаря Общества занял бывший секретарь Вирта и человек СС Вольфрам Зиверс. Он вскоре превратился в символ «Анэнэрбэ», а Гиммлер после знакомства с новым произведением Вирта «Священный протоязык человечества», не стал более терпеть волюнтаризм Вирта в сфере гуманитарных наук. По замыслу Гиммлера «Наследие предков» должно было превратиться в научный центр СС. Влияние рейхсфюрера в университетских кругах росло. Этому способствовало и то, что он ставил именитых преподавателей в ряды СС, присваивая им офицерские звания.
О проекте
О подписке