Глава третья

Стол был блестящим, красивым и широким. Последнее особенно важно, потому как по другую его сторону сидел Дональд, и мне бы очень хотелось иметь между нами существенное препятствие. Это чтобы было время подумать, а так ли я хочу его придушить.

Балбес сбросил скафандр и теперь неловко ежился в летном комбезе с широким круглым воротом. Комбинезон был сер, затерт, а в паре мест и вовсе пропален. И уж чем в быту можно прожечь эту ткань, я не в курсе. Дональд оказался парнем примерно моих лет, худым – ключицы аж торчат. Лицо не сказать, что прямо симпатичное, но в целом вполне милое: весь такой гладенький, чисто выбритый и нос умеренной курносости. Я мысленно поставила ему тройку с плюсом: плюс накинула за глаза. Пальцами пианиста парень сейчас нервно отстукивал по столу.

Блестящему, красивому и широкому.

«Mein Gott, как бы удержаться?»

– Прекрати.

Он едва заметно вздрогнул.

– Что? А, да…

– Итак. «Дональд», значит?

– Д-да.

Поначалу я списала заикание на шок, но с каждой новой его репликой крепла уверенность, что это просто дефект речи. Видимо, его выращивали на планете, где перебили логопедов.

– «Дональд» – а дальше? Фамилия как?

– Просто «Дональд».

Я пожала плечами: кто тебе, болвану, не дает наврать? Так нет, надо всенепременно показать, что ты скрываешься.

– Хорошо. Что скажешь?

– Я? – очень натурально удивился Дональд.

– Ну не я же. По твоей милости я потеряла корабль, сволочь.

Очень хотелось выкричаться – очень-очень. Но пока не стоило: я еще не решила, что мне делать, даже шлем не отключила. Опять-таки, пусть сидит и изучает свое отражение в забрале.

Ну и положеньице. Мы сидим за столом, пока что мирно общаемся, а за стенками корабля – железные астероиды, силовое поле камуфляжа и большая-большая смерть с навостренными ушами. И я, черт возьми, так и не знаю, чего хочу: убить сволочь, погубившую мой «Тиморифор», улететь подальше от «Тени» или просто поговорить с якобы-фу-каким-таинственным капитаном.

– Я тут н-не при чем, – сказал Дональд, сцепляя пальцы на столе. – ВИ «Телесфора» рассчитал оп-птимальную траекторию выхода из поля обломков. Мы п-просто шли одним курсом…

– «П-просто шли»? – передразнила я. – Вы мирно так себе шли, шли, и тут внезапно – «Тень», да?

Дональд замолчал, глядя куда-то мимо меня. Я прикинула, не дурачит ли меня парень – в духе «оглянись, дура», – а потом поняла: это он от ответа уходит. Нет-нет, так дело не пойдет, обормот. Я из тебя за «Тиморифор» все вытрясу.

– Не тяни. Почему у тебя на хвосте сверхдредноут Его Меча?

Снова пауза, и стол уже кажется не такой крутой преградой – всего-то на пол-прыжка.

– Але, придурок! – рявкнула я.

– Это, м-может, сначала уйдем от него, а потом…

«Мимо».

– Обшивка уже заросла? – спокойнее поинтересовалась я. – Нет? Тогда у нас есть время на полюбовное выяснение отношений.

– Еще надо выйти из поля астероидов…

Я треснула кулаком по столу:

– Прекрати зубы заговаривать! Почему вообще это все произошло? Откуда «Тень»? Кто ты такой, сволочь?

– Я Дональд, – буркнул он. – «Т-тень»… Она привязалась.

«Трепло».

– Ну надо же.

– Д-да. У меня заказ. К-конфиденциальный, – сказал парень, подняв честный взгляд. – В шестнадцатой зоне я п-пересекся с «Тенью», те запросили мои данные и п-потребовали принять партию досмотра…

– Во-первых, гонево, – я нацелилась в него указательным пальцем. – Во-вторых, тупое.

– Но это п-правда! – вскинулся тот.

Я с сожалением смотрела на парня. Наивная физиономия и открытый взгляд. Увы, ты сегодня встретился с инквизитором, обормот. Голосовые модуляции и микромимику от меня никуда не спрячешь, а твое лицо и голос прямо орут: «Я врунишка! Я сейчас тебе такого нагорожу!»

– Это «не» правда, Дональд, – раздельно сказала я. – Выкладывай.

Он вдруг встал, и я напряглась: да, резака у него больше нет, но мало ли: корабль-то его.

– П-пойдем со мной.

«Что за новости?»

– Куда еще? – спросила я, поднимаясь.

– В т-трюм. Покажу груз.

– И на что он мне сдался?

– П-поймешь, почему я не пустил партию досмотра.

Это становилось интересно, к тому же взыграли инстинкты инквизитора, а если инквизитор и бывает бывшим, то инстинкты точно в увольнение не спешили. Я шла за худой сволочью, осматривала узкий коридор и понимала, что здесь все не так. Странный контрабандист на неимоверно крутом фрегате напарывается на «Тень», пытается уйти от нее, и сверхдредноут вместо того, чтобы послать по его следу каких-нибудь мелких сошек, сам бросается в погоню. Оно, конечно, действия Его Меча неисповедимы… «И тем не менее, обормот врет мне, но надеется чем-то убедить. Это все странно, дико странно».

Я на всякий случай проверила оружие.

– Сюда.

Такого загаженного грузового отсека я никогда не видела. Здесь, похоже, не убирались отродясь: обломки органической тары, которая начала подгнивать, ворох странных тюков – о том, чтобы их закрепить, никто не подумал, и они рассыпались вдоль всего борта. Еще здесь имелся высокий бокс биологической защиты – эдакая цистерна с дверцей из непрозрачного стекла, кольцо оборудования у основания – и один здоровенный ящик с военной маркировкой.

Короче, я бы поисковую партию сюда тоже не пустила. Стыдно.

– Срач, – подытожила я вслух.

– Т-так трясло ведь, – буркнул Дональд. – И это…

– А принайтовывать грузы ты никогда не пробовал?

Я разочарована: у такого великолепного корабля – а даже ребра жесткости в трюме были великолепны – и такой убогий капитан. Он что, этот фрегат на мусорке нашел?

– Г-гляди.

Я подошла ближе к большому ящику. Сейчас оттуда что-то бросится, какой-нибудь хищный актиноид; меня туда утянет – это, например, гравитационный компактор; там мина… Но обормот-капитан стоял рядом с приоткрытым боксом, и большую часть возможных каверз пришлось отмести.

Бокс был льдисто-серым, как камуфляж климатических войск с агрессивных планет, и маркировка оказалась незнакомой. Я с трудом разбирала слова: там будто кто-то под трафарет набивал жаргонные словечки. А вот под толстой крышкой, которую сдвинул Дональд, обнаружился вполне узнаваемый предмет.

– Восемьсот шестая статья, – сказала я, рассматривая генную бомбу. – Ты в курсе, что ты обалденный говнюк?

– М-мне заплатили, – сухо сообщил Дональд.

Я искоса поглядела на него.

– О, не сомневаюсь. И, полагаю, неплохо. А ты видел когда-нибудь планеты после таких штуковин?

Армия любит такими пугать несговорчивых или негосударственно мыслящих колонистов, и пару планет для острастки обработали вполне официально. Крайне выгодное оружие в торговых войнах, кстати: и соседи становятся шелковыми, и ты получаешь планету уродов, биомассы, и вообще – торгуй не хочу такой кунсткамерой. Самое приятное, что уже через полгода никто не докажет, что использовалась генная бомба: ну, пробудилась фауна планеты, ну, покушала колонии.

Бывает.

Но это все лирика, а вот выводы просты: Дональд – сволочь. На «Тени», видимо, знали о выкраденной генной бомбе (откуда отправители ее свинтили, кстати?), галактика очень жестока, поэтому мой фрегат погиб из-за беспринципного сукина сына.

Курс ему тот же понравился, видите ли.

– Видел, – неожиданно сказал Дональд. – Его Меч сбросил такую на мою родную планету.

«Ни разу не заикнулся», – сообразила я, наблюдая за его профилем, и только во вторую очередь до меня дошел смысл сказанного.

– Ты что, с R6O?

Он оглянулся и с интересом в глазах посмотрел на меня.

– Ст-транно.

«Вот уж действительно».

– Что именно?

– Официально генная бомба там не п-применялась, – задумчиво сказал Дональд. – Б-биосфера R6O якобы уничтожена взрывной м-мутацией. П-почему ты связала генную бомбу и мою планету? Откуда такой допуск?

Я смотрела на Дональда и понимала, что у обормота есть чудовищный недостаток: он расслабляет. И стоит привыкнуть к мысли, что это идиот, как идиот подмечает чертову мелочь. Ну, и везунчик он тоже, а я… А мне придется осваивать новые навыки.

«Говорить – не говорить? Если говорить, то насколько откровенно?» Я поняла, что судьба Дональда уже определена. Где-то там, внутри, я на самом деле решила, что заключу с ним договор – пусть временный, но договор. Он мне лично отработает мой «Тиморифор». И каждую капельку пота от ручной гребли к его фрегату. И каждую…

«Короче».

– Меняемся. Ты рассказываешь правду о себе, я – о себе.

Он некоторое время изучал меня, и в черноволосой головенке происходило что-то страшное. Ну, давай, обормот, не может контрабандист быть тупым-тупым дураком, давай, сделай правильный выбор.

– А п-потом?

О, а он и впрямь не так чтобы очень глуп.

– Потом? Поглядим. Ты мне должен очень хороший фрегат.

– З-за что?

– А ты, парень, наглец. Стреляли вообще-то не по мне, я мирно себе летела.

– Ты почему-то п-пряталась. Я до па-пальбы тебя не видел, – парировал он.

«Туше! Так, это становится уже скучно».

– Не борзей. Я заметила твой выхлоп и включила камуфляж. Откуда мне знать, кто ты?

– А по-потом ты убегала от «Тени». М-могла включить экраны и б-бросить в эфир свои идентификаторы.

«Ах ты ж, мелкий паразит». Этот малый торговался, чтобы сбить цену уже очевидной сделки, и он очень ловко прикинул, что мои проблемы с законом могут оказаться лишь чуток краше его собственных.

– И все же предлагаю не борзеть, – сказала я. На моей стороне были поставленный голос и непрозрачное забрало шлема. – Ты мне только что сам показал генную бомбу, или это аппарат для газировки? Может, мне тебя повязать и сдать Его Мечу?

«Ого». Это оказалось неожиданно. В глазах контрабандиста на какую-то долю секунды появился самый настоящий дистиллированный страх: то ли родная R6O ему вспомнилась, которую превратили в инкубатор разросшейся биомассы, то ли еще что, – но это был отличный страх. Черненький и глубокий. Возможно, я бы его разглядела, даже не будучи инквизитором.

– Д-договорились.

Отлично. Голосок – то, что надо: тихий, слабый, неуверенный. Я понимала, что расслабляться с ним не стоит, но обормот явно и честно принял нелегкое решение. Я знала, что это победа, знала, что теперь надо расширять плацдарм и бросать сюда еще десант, надо брать в руки отличный корабль и до поры – этого недо-капитана. Это все прекрасно, неожиданно прекрасно, мне нравится развитие событий, только вот почему непременно должно быть некое «но»?

Генная бомба ужасна, настолько ужасна, что просто вау. И тем не менее, говоря о причинах бегства от «Тени», этот маленький паршивец мне наврал. Значит…

– Славно. Идем общаться в каюту, что ли? Или остальной груз настолько же крутой?

– Н-нет, – сказал Дональд, энергично помотав головой. – Мелочевка.

– И я могу посмотреть?

– Д-да ради бога.

«Дин-дон». Еще одна ложь. Я осмотрелась: тюки, разбитые волосатые контейнеры, еще какой-то хлам, бак биологической защиты… Я наблюдала за тем, как Дональд отслеживает поворот моей головы. И – стоп: значит, бак.

– Это что такое?

– Это? Бак. Д-для перевозки существ в анабиозе.

«Хм. Да ты просто гений». Я подошла и положила руку на непрозрачное стекло.

– Криобокс. Старье. Он активен?

– Н-нет.

Сзади шаг – ко мне. Я нащупала в перчатке триггер запястного клинка и обернулась к нему.

– А ты чего такой дерганый, а? Что в нем?

– Д-да нет там ничего! – воскликнул Дональд. – Так что с договором?

О, да. Это оно. Ты паникуешь, «просто Дональд», мощно паникуешь, давай, оближи губы еще, потому что твой пульс я слышу даже отсюда без всяких усилений сенсоров. Любопытно и, честно признать, страшно: в этом баке находится что-то, что куда хуже или куда ценнее, чем генная бомба.

– Ну-ну. Договор? Хорошо. Хочу семьдесят процентов с этой твоей доставки.

Дональд окаменел. Стиснутые кулаки были куда красноречивее физиономии обормота. «Ты жалок, приятель. Как же ты торгуешься с заказчиками? Как блефуешь, уходя от жадных нанимателей, которым не хочется отпускать тебя с деньгами?»

Эх, дурак, повезло тебе с кораблем. Очень повезло.

– Семьдесят? К-к черту. Какие еще п-проценты?

«Хм?»

– Какие еще п-проценты? – повторил Дональд. – Открывай бак, там ничего н-нет.

Ну надо же, как твердо, сдуреть можно. А ты неплох, Дональд, совсем неплох.

– Ладно, – сказала я. – Насчет процентов мы еще посмотрим. Обсудим в каюте.

Дональд кивнул и повернулся, чтобы уходить из трюма, уверенно так, почти по-хозяйски повернулся, подтверждая мое впечатление: не безнадежен. Но ему не повезло сегодня, потому что я – инквизитор. Одним тычком в управляющий блок я вызвала меню и вжала клавишу экстренного открытия цистерны.

– Нет!

Он почти напоролся на выставленный клинок – да его вообще, похоже, больше ничего не волновало. Он весь был там, у контейнера, где уходило в стенку скругленное стекло, откуда шел ледяной пар, и сенсоры моего скафандра пискнули, сообщая, что там все плохо и холодно.

А потом из замороженного облака лицом вниз выпало тело.

На ослепительно белой коже тонкой паутиной застывал иней, он покрывал голубизной спутанные белые волосы. Девушка. Массивные черные браслеты на запястьях и похожие анклеты на щиколотках казались слишком тяжелыми для худышки.

«Это что, ограничители?»

Теперь есть причина грохнуть симпатичную сволочь. Он как чувствовал, что я сочту «охоту за головами» чем-то пострашнее генной бомбы.

Я прискорбно не согласна с уголовным кодексом.

Ненавижу.

– Приторговываешь плотью, мудак? – прошипела я, сбивая застывшего парня с ног. Носком под ребра – и виброклинок к горлу. – Беглая? Чья-то дочь? Кто она?

– Хр-р-р… – сказал черноволосый засранец. Он норовил свернуться в клубок, но я ему не давала.

– Умри, сволочь!

– Н-не надо! – выкрикнул он.

Наверное, это рефлексы. Или опыт. В любом случае, я поняла, что «не надо» – это не ко мне, хотя лезвие уже впивалось в его шею. Я обернулась и крутнулась в пируэте, ловя картинку и стараясь умять ее в мозг.

«Пленница» вставала с пола, с нее мелкой пылью осыпался иней, а браслеты-анклеты взорвались струями дыма. Дым лип к белому телу, дым скрывал небольшую грудь и поджарый живот, дым опутывал ноги, а над всем этим буйством коллоидного скафандра разгорались алые глаза.

Так я это все и запомнила: дым, без единой кровинки лицо и алые глаза.

А потом картинка моргнула и изменилась.

– Рея, не надо!

Дональд, раскинув руки, встал между мной и ею и громче повторил:

– Не надо! Пожалуйста!

Это было дико, а я ведь повидала всякой всячины. Странное существо, затянутое в черно-белый скафандр, глядит теперь в лицо стоящему перед ней препятствию, а я уже почти собралась как-то активно отреагировать, когда Дональд, не оборачиваясь, сказал:

– Выйди в коридор, пожалуйста.

«Не заикается», – поняла я за дверью. А еще мне казалось, что я стала свидетелем семейной сцены. Стоять дура-дурой пришлось недолго, но я успела понять, что сбило меня с толку. Я проворонила угрозу потому, что эта худая красноглазка сориентировалась в пространстве слишком быстро. Словно и не сидела до того в криокамере.