Глава 6. Свастика

Памятник Жюлю Верну, летящему на воздушном шаре, установили лет пять назад там, где начиналось открытое пространство с видом на Нижегородскую Ярмарку и Стрелку с собором Александра Невского и футуристической громадой нового стадиона. Один из «открыточных видов», что называется. Ушлые люди несколько раз пытались свинтить памятник и сдать его на металлолом, но быстро понимали, что это бесполезно. Жюль Верн с воздушным шаром были сделаны из выкрашенного в бронзовый цвет пластика. Рядом находился отель, и камера над входом в его ресторан была направлена в нужную сторону.

Воеводин молча указал на нее пальцем, и один из оперов тут же убежал к подъезду.

Розовая брусчатка вокруг памятника была разворочена. Невдалеке виднелись штабеля новой брусчатки.

– Очередной плиточный ремонт, – хмыкнул Усманов, натягивая перчатки.

У парапета курили человек пять гастарбайтеров в оранжевых строительных жилетах.

– Кто обнаружил тело? – тихо спросил Воеводин. – Они?

Участковый мотнул головой.

– Нет. Дамочка из соседнего дома. С собакой прогуливалась. А эти с полчаса назад подошли. Хотели продолжать плитку укладывать. Я не пустил.

– А кто же опознание проводил? Мне сказали, он из их бригады.

– Да. Эльмуродов Алишер Акрамович. Бригадир. Я вызвал представителя подрядчика. Он и опознал. Этим лучше не видеть.

Воеводин посмотрел на участкового.

– Почему?

Тот молча показал на памятник, многозначительно приподняв брови.

Тело жертвы сидело в корзине воздушного шара у ног пластикового Жюля Верна. Если бы не видневшийся в проеме кусок оранжевого жилета, его было бы сложно заметить. Осматривавший труп судмедэксперт посторонился.

– Предварительно, рассекли горло. Чем-то очень острым и длинным, – сказал он. – Я бы сказал саблей. Или кинжалом.

Бригадир плиточников Алишер Эльмуродов сидел, прислонившись к стенкам корзины, и был бы похож на мирно спящего, если бы не запекшаяся полоса на горле и не отрубленные руки.

Руки лежали тут же, на дне корзины.

Смуглое лицо жертвы было поднято вверх. На лбу чернел крупный символ с потеками крови. Шестилучевая вписанная в круг свастика.

– Проклятье, – прошипел Воеводин и обернулся к Усманову. – Где Политов? Срочно ищи и сюда его! Мария! Ты видела своего бывшего?

Маша помялась, прежде чем ответить.

– Нет, со вчерашнего вечера.

– Давайте живо ищите. Иначе я вас самих гуглить языческие символы заставлю.

– Тут нечего гуглить, Александр Владимирович, – сказала Маша. – Это или громовик, знак Перуна. Или коловрат с солнцеворотом. Они чем-то отличаются, но я не помню, чем. Один из главных языческих символов. Местные нацисты лет десять назад любили его на заборах рисовать.

– Вот-вот, – сказал участковый. – Я потому гастеров сюда и не пустил. Незачем им знать, что их товарища нацики прибили.

Воеводин посмотрел на хмурых среднеазиатских работяг.

– Нацики или не нацики – это нам еще предстоит выяснить, – сказал он. – Но если вы, товарищ участковый, собираетесь и дальше работать с оглядкой на чувства гастарбайтеров, вам лучше посидеть дома. Коронавирус все-таки.

Он наклонился, разглядывая символ на лбу трупа.

– Тут очень четкие линии. Как это сделано?

– Как клеймо, – ответил судмедэксперт. – Раскаленный металлический штамп, судя по всему.

– Время смерти?

– Час или два ночи, судя по состоянию трупа. Тут еще кое-что есть, товарищ полковник.

Судмедэксперт протиснулся в корзину и откинул в сторону верх оранжевого жилета. Открывшаяся под ним рубашка была разорвана и обуглена. На груди трупа виднелись выжженные знаки, похожие на извивающихся червяков.

Молчание длилось долго.

Участковый кашлянул, всех выведя из ступора.

– Вы только посмотрите, – задумчиво сказал Усманов. – Наш маньяк не только язычник, но еще и нацист.

Воеводин повернулся к нему.

– Живо к Политову. Бегом. Мне нужен перевод этого дерьма.

***

Сознание возвращалось рывками, словно из-под толщи тяжелой воды.

Все вокруг болело. Весь мир ныл от боли, словно один большой гнилой зуб.

Было темно, и только узкая полоса света резала глаза, будто ножом.

Иван протянул руки к свету, напрягся и кое-как сдвинул крышку. Свет хлынул внутрь, черное сменилось нестерпимо белым, от чего боли только прибавилось.

Иван подполз ближе и вывалился из мусорного контейнера.

Оказавшаяся рядом старушка взвизгнула и отскочила.

– Простите, Алевтина Евгеньевна, – заплетающимся языком промямлил Иван, узнав соседку.

– Совсем спился, идиот! – завопила она и огрела его помойным ведром.

– Извините.

– Пьянь подзаборная!

Иван сел, отряхиваясь от картофельных очистков и какой-то вонючей слизи. Одежда была порвана, через правую руку от запястья до локтя тянулся и кровоточил длинный порез. Горло саднило, и, дотронувшись, он чуть не взвыл от боли.

– Ох ты ж, Ваня, – соседка тут же поменяла злость на участие. – Кто это тебя так?

– Не помню. Кто-то.

– К врачу надо. Говорила тебе. Не доведет пьянство до добра.

– Конечно.

Он встал, держась за стенки из синего профнастила.

В глаза бросилась вмятина на жести контейнера, куда он прошлой ночью впечатался головой.

Память услужливо подбросила воспоминания.

Что-то темное и мохнатое. Когти. Хрип. Бегство. Лязгнувший люк на крышу и лязгнувшие зубы сзади. Прыжки через ступени сначала и прыжки через перила потом, когда стало ясно, что нагоняют. Рывок из последних сил, чтобы хотя бы немного оторваться и забежать за угол, а там спасительный сквер, темнота и подвернувшиеся мусорные контейнеры. И чье-то тяжелое дыхание рядом, когда он сидел, скрючившись, внутри, стараясь не потерять сознание.

– Хреново ты бегаешь, чудище, – вслух сказал он и усмехнулся.

– Это ты о ком? – старуха подозрительно сощурилась. – Какое такое чудище?

– Ни о ком, бабушка. Спасибо. Пойду я.

Он шатаясь побрел к подъезду.

– Ну иди-иди. Алкоголик несчастный, – донеслось сзади.

Старый дребезжащий лифт довез его до девятого этажа.

Железная дверь в квартиру была приоткрыта. В щели косо торчала личинка выломанного замка.

Иван перехватил поудобнее найденную внизу палку и зашел внутрь.

Все было перевернуто вверх дном. Разломанная мебель, бумаги на полу, выпотрошенный матрас. Компьютера не было. И не хватало нескольких папок с информацией по сектам. Иван попытался вспомнить, что именно было в этих папках, но с больной головой это было сложно.

Оставаться здесь было нельзя, и Иван в очередной раз похвалил себя за предусмотрительность. Запасной аэродром – необходимая штука для работы с сектантами.

Он быстро покидал в рюкзак личные вещи. С некоторой опаской зашел в туалет, но тайник за унитазом обыскивающие так и не нашли. Вытащил из стены кирпич и достал старый ноутбук и сумку с документами и деньгами. На кухне повертел в руках литровую бутыль выдержанного самогона (на дубовой щепе, обжаренном солоде и черносливе, куда там вашему скотчу), сунул ее в рюкзак.

Хотел было вызвать такси, но вспомнил, как вызывал его прошлой ночью, и решил ехать на автобусе. Взвалил рюкзак на плечи и вышел из квартиры, плотно закрыв дверь.

***

Иван уже завернул за угол и прошел сквер, когда к его дому подкатил «форестер».

Усманов выскочил из машины и быстро забежал в подъезд.

Вернулся он спустя десять минут и долго стоял под козырьком, смоля сигарету и о чем-то напряженно размышляя. Потом достал телефон и хотел было кому-то позвонить, но передумал, засунул телефон обратно и сел в машину.

***

Алишер Эльмуродов, 1989 года рождения, стал бригадиром потому что лучше других говорил по-русски и умел договариваться с начальниками, выбивая дополнительные средства и удобный график.

Он отпустил бригаду ближе к восьми вечера, а сам остался по своим личным делам. Одна из камер спустя час зафиксировала его прогуливающимся в компании местной жительницы. Они долго сидели на одной из скамеек, расположенной дальше по набережной. Но к 11 часам Алишер был уже один.

– На нем нет оранжевого жилета, – сказал Воеводин, рассматривая стоп-кадр.

– Он же на свидании, – сказала Маша. – Кто ходит на свидание в оранжевых жилетах?

– Я к тому, что убийца надел на него жилет. Значит, это было для него важно. Зачем?

Маша пожала плечами.

– Чтобы подчеркнуть профессию?

– Да. И еще отрубленные руки. Словно наказание за плохую работу.

– От подрядчика нареканий на работу его бригады не было.

– Надо еще покопать. Вряд ли он только тротуары укладывал. Может была еще другая работа? Ремонты квартир, строительство домов?

– А связь с женщиной? Отвергнутый поклонник, которого предпочли гастарбайтеру?

– Да. Женщину нужно найти. Но вариант с работой кажется мне более предпочтительным.

– А как же свастика и тайнопись?

Воеводин отмахнулся.

– Надо все варианты рассмотреть. Больно уж это все в глаза бросается. Словно специально кто-то выпячивает.

– Второй труп на обзорной площадке, – сказала Маша. – Это не просто так.

– Конечно. Но, если это наш маньяк, надо понять, как он жертвы выбирал. Вряд ли случайно. Что общего между бомжом и гастарбайтером?

– Низы общества, – предположила она. – Беззащитность?

– Скорее отверженность. Большинство людей предпочитает их не замечать.

– Может кто-то возомнил себя санитаром леса? Свастика сюда хорошо вписывается.

– Вопрос только в том, как этот кто-то умудрился убить человека на освещенном месте, да еще и оставить на теле свою писанину.

– Камера на ресторане не работает, – напомнила Маша. – А остальные слишком далеко.

– Значит, он знал, что камера не работает. Иначе бы не полез.

В дверь постучали, и в кабинет просунулся длинный нос дежурного.

– Товарищ полковник! Гастеры бузят!

***

Пятеро гастарбайтеров стояли кучкой в приемной и шумно разговаривали на своем гортанном наречии, размахивая руками. Двое охранников безуспешно пытались вытеснить их в коридор.

– Что здесь происходит? – громко спросил Воеводин, и гастеры замолчали.

– Вот, – сказал дежурный. – Показания с них сняли. А уходить не хотят. Какую-то защиту требуют.

– Какую еще защиту?

Один из работяг шагнул вперед.

– Алишер фашист убил! – заявил он. – Я знак видел!

– Я ему фото трупа показал, – сказал сзади один из оперов. – Он сперва никак не отреагировал, а теперь вот бунтует.

Воеводин поднял руку.

– Товарищи работники. Успокойтесь. Мы во всем разберемся.

– Я знак видел! – повторил работяга. – Мы все знак видел!

– Я только этому показывал, – сказал опер.

Гастеры загомонили, размахивая руками.

– Подождите, – сказал Воеводин. – Вы хотите сказать, что видели этот знак раньше?