Андроп зализывал раны.
Пуля прошла сквозь предплечье, и языком доставать было неудобно. Приходилось вытягивать голову. Маска висела на груди и мешалась. Он с рыком отбросил ее в угол.
– Ты должен быть осторожен, – сказал Номер Третий.
– Опричник бежал за Андропом, – медленно подбирая слова проговорил Андроп. – Опричник стрелял. Андроп споткнулся.
– Как он вообще там оказался? – прошипел Номер Первый. – Он должен сидеть в своем каменном мешке. До следующего раза.
– Это из-за крестьянина, – сказал Номер Третий. – Тот обо всем догадался. Наверное, когда черного застрелили. Звонил, орал. Приехал на место встречи. Днем. И следак на хвосте. Пришлось принимать меры.
– Из-за твоих мер чуть все не рухнуло, – сказал Первый. – Скажи спасибо, что полицай стрелять не умеет. Наизнанку выворачивайся, но чтобы к утру он был готов. Не справишься – сам все делать будешь.
– Конечно, – тускло пообещал Третий.
Железная дверь хлопнула.
– Андроп хочет знать, – сказала темнота за решеткой.
– Что хочет знать Андроп? – спросил Третий.
– Что было здесь в самом начале?
Третий стянул капюшон и опустил голову. Длинные волосы упали на лоб. Подумал пару минут и начал рассказывать:
– Жили-были в этих местах разные племена. Хорошо жили. Беззаботно. Дома строили. Зверя били. Рыбу ловили. Но позарился на их земли злой русский князь…
– Нет! – взревела тьма. – Это не начало!
***
– Плохо работаете, – процедил Усманов, разглядывая оперов. – Вас что, искать на местности не учили?
– Здесь черт ногу сломит, – огрызнулся один. – Даже снаружи.
– А если внутрь залезть, то человек сто на поиски надо, – добавил второй.
– Голову включайте, – сказал Усманов. – Глазами смотрите. Это не призрак. Он наверняка следы оставил.
Из-за поворота донесся топот и пыхтение. Младший дознаватель выскочил из темноты и склонился, уперев руки в коленки и сипло отдуваясь.
– Нашли! – выпалил он.
– Кого? – шагнул к нему Усманов. – Родионова? Он жив? А нападавший?
– Нет. Там что-то другое нашли. В штольнях. Консультант нашел. Ну, этот. Который алкоголик.
– Политов? – Усманов скривился. – Что он нашел? Где?
– Я покажу.
Дознаватель прыгнул обратно в темноту.
Он шел быстро, подпрыгивая на коротеньких ножках. Усманов еле за ним поспевал. Когда спустились в тоннели, под ногами захлюпала вода. Идти приходилось склонив голову, чтобы не разбить ее о торчащие балки.
На людей они наткнулись внезапно. Трое оперов молча стояли вдоль стены, и лица у них были бледными, как у мертвецов.
– Где Политов?
Опер глянул на Усманова пустыми глазами.
– Ушел.
– Как? Какого хрена отпустили?!
– Показал нам… это. И ушел.
– Что «это»? Толком объяснить можете?
– Посмотрите, – опер указал на едва заметную щель в стене. – Здесь узко, но протиснуться можно.
***
На столе – бутылка дешевой водки.
Иван смотрел на нее и не видел. Просто знал, что она есть, и что там еще половина.
Он всегда пил не пьянея. Триста грамм, четыреста. Голова оставалась ясной. Ему даже казалось, что мозги работали лучше. Но это было ненадолго. Его отрубало внезапно, напрочь, и он падал тут же, где и сидел. За весь свой алкогольный стаж Иван так и не смог понять, где находится та грань, за которой его утягивало в черную пустоту. Иногда это было после целой бутылки. Иногда раньше. В молодости он мог упиться парой бутылок сивухи, заполировать литром пива и фляжкой самогона и после этого даже не заснуть. Но это было давно.
Знакомый шашлычник принес блюдо с мясом и ушел, бормоча что-то под нос.
Иван плеснул еще полста грамм.
Тряхнул головой, чтобы исчез стоящий перед глазами желтый рюкзак с картинками из «Гравити Фолз».
По висящему на стене телевизору беззвучно брели унылые новости. Штаты опять кого-то бомбили, негры бунтовали, врачи спасали, правительство обещало.
Нет там больше ничего, сказал он про себя. Только рюкзак. Больше ничего.
Он залпом выпил.
– Э, брат, – послышалось рядом. – Водка не выход.
Шашлычник не уходил. Он стоял рядом и смотрел на Ивана грустными глазами. Потом отодвинул деревянный стул и присел.
– Расскажу тебе историю. Мне ее всегда отец рассказывал, когда я пьяным домой приходил.
Иван коротко кивнул, глядя на куски мяса.
– Жил у нас в горах один отшельник, – сказал шашлычник. – И повадился к нему бес приходить. Козни строить. То одно придумает, то другое. Целых десять лет приходил, мучал. А потом и говорит: «Я оставлю тебя в покое, если ты совершишь один грех из трех. Убей, соблуди или напейся. И больше ты меня никогда не увидишь.» Отшельник подумал-подумал, да и решил напиться. Мол, убийство грех слишком большой, прелюбодеяние грех слишком гнусный. Для отшельника. А в пьянстве греха мало. Вот он и…
– Спустился с гор в деревню, зашел в корчму, да и напился, – перебил его Иван. – После чего трахнул чью-то жену и убил ее мужа. Знаю я эту историю.
Он налил еще полста. Затем налил во второй стакан и придвинул его шашлычнику.
Тот повертел его в руках и задумчиво сказал:
– Зато моя дядя говорил: если не знаешь, что делать – выпей и сделай хоть что-нибудь.
– Вот это по-нашему. Наверняка веселая жизнь была у твоего дяди.
Они выпили.
– Балагур, – сказал шашлычник. – В тюрьме умер.
Иван крякнул и запихнул в рот кусок мяса.
– Кажется, теперь я знаю, что делать, – сказал он, едва прожевав.
***
Даже со двора элитная пятиэтажка была украшена полуколоннами, нишами и вычурными карнизами. Там и сям из стен торчали выступы и какие-то угловатые архитектурные элементы. Двор окружала внушительная кирпичная ограда с камерами на башенках. Одна из камер была сломана и висела на проводе.
Была глухая безлунная ночь. Редкие фонари пятнами желтели у соседних старых домов, и только двор элитки был залит ровным белым светом. У ворот виднелась будка охранника.
Иван перелез на забор с соседней пристройки, стараясь держаться подальше от будки и поближе к сломанной камере. Пробежал к дому, перепрыгнул на козырек черного входа и оттуда добрался по карнизу до пожарной лестницы.
Элитные дома словно специально проектировали так, чтобы их было удобнее грабить.
В голове шумело от выпитого, но голова была как стекло, руки не дрожали, ноги несли.
Иван вылез на крышу и перебрался на другую сторону, скрываясь от камер за высокими надстройками. Черепица под ногами была мягкой, так что даже шагов не было слышно.
Он выглянул за ограждение.
Балкон был прямо под ним.
Иван достал из сумки заранее припасенный кирпич, прицелился и уронил.
Кирпич упал точно на один из бюстов нижегородских купцов.
Бюст с громким треском развалился надвое.
Спустя полминуты на балкон, матерясь, выбежал Воронцов.
Иван спрыгнул вниз.
Одного удара в висок оказалось достаточно.
***
Он не загадывал далеко. Даже не подумал, что будет делать, если с Воронцовым в квартире окажется любовница или какая-нибудь шлюха из эскорта. Или если Воронцова вообще в квартире не окажется.
Иван быстро обежал апартаменты, убедился, что никого нет, а охрана сидит у лифта и на площадке за дверью, и вернулся на балкон.
Доморощенный олигарх оказался тяжелым и дряблым.
Иван с трудом подтащил его к неприметной двери в комнату безопасности, которую заметил еще в свое прошлое посещение. У каждого нувориша, видимо, была своя комната безопасности, где можно было спрятаться в случае бандитского нападения.
Приподнял его туловище, оттянул веко и прислонил глаз к сканеру.
Датчик пискнул. Тяжеленная сейфовая дверь отъехала в сторону.
Как и в любом подобном помещении, здесь было царство минимализма, бетона и нержавеющей стали.
Иван приковал Воронцова наручниками к трубе. Задвинул дверь, запер штурвалом. Проверил камеры и датчики на всякий случай. Потом набрал в кружку воды и выплеснул в красную физиономию.
Воронцов рванулся, рыча и лупая глазами.
– Тихо, – процедил Иван. – Не шуми. Все равно никто не услышит. Я проверил. Никаких ушей, глаз. И стены метровые. Хорошая комната.
– Ты даже не представляешь, что с тобой будет.
– Представляю. Мне плевать. Я пришел за информацией и без нее не уйду.
– Достань книгу, найди Бергера и будет тебе информация.
– Срать я хотел на твою книгу и твоего Бергера. Ты мне сейчас все расскажешь. Или прямо здесь сдохнешь.
– Не пугай ежа голой жопой.
Иван нашарил в кармане фляжку и хлебнул самогона.
Все, что надо, у него было заранее припасено.
Сперва он заклеил Воронцову рот скотчем. Затем достал короткий нож, вогнал ему под коленную чашечку и провернул.
Воронцов затрясся и побагровел.
– Я не хочу этого делать, – сказал Иван. – Но я это буду делать, если не получу то, зачем пришел. Что связывает тебя с Организацией?
Он подождал, когда тот отдышится, и сорвал скотч.
– Я ничего не знаю! Все знает Бергер! Найди его!
– Лжешь, скотина. Ты еще десять лет назад выкупил развалины Куйбышевской водокачки.
Воронцов непонимающе выпучил глаза.
– А они тут причем?
Иван перевернул нож и наотмашь врезал рукояткой по скуле.
– Это их место. Там они собирались. Там они проводили ритуалы.
– С чего ты это взял? Это же развалины. А они по ресторанам заседали!
– Я нашел там детские вещи, сволочь. И кости.
Круглое лицо Воронцова вытянулось.
– Какие кости? Ты что несешь? Я тут не причем!
– Следакам об этом скоро будешь рассказывать. А мне ждать некогда. Говори сейчас или тебя в камеру на носилках понесут.
Он снова отхлебнул из фляги. Мир вокруг повело.
– Слушай! Я не при делах! – затараторил Воронцов. – Для меня это были просто выброшенные деньги. Но я знаю, кто может помочь. Найди эту… журнашлюху одну, ту, мелкую, с кривыми зубами, ты ее наверняка знаешь, вы учились вместе. Как же ее… – он заелозил, гремя наручниками. – Оля… Оля… Патрацкая, да!
Иван недоуменно отстранился.
– Патрацкая? Нынешний директор телекомпании «Ока»?
– Да! Она у меня занималась этими развалинами. Планы составляла. Каких-то психов наняла стены расписывать. Я вообще туда не лез и ни разу не был. Иди к ней. Она все расскажет.
Иван встал, пошатываясь. Бетонные стены вокруг шевелились и норовили рухнуть.
– Ну, хоть что-то, – проговорил он заплетающимся языком.
Воздуха не хватало. Надо было срочно выбираться на волю.
Он навалился на штурвал, чувствуя, как пол уже уходит из-под ног. Дверь подалась, впуская свежий воздух.
Сзади о чем-то вопил и тряс наручниками Воронцов, но Иван его уже не слышал.
О проекте
О подписке