Глава 6

В узкой комнатушке стояло две придвинутых вплотную парты, вокруг на деревянных скамейках сидели слесаря. У окна стоял огромный металлический шкаф с инструментами особой ценности, которые нужно закрывать на ключ. Рядышком, на железной табуретке, шумел чайник на самодельной электроплите из двух огнеупорных кирпичей с толстой спиралью из пружины. На стенах и крышке шкафа спрессовался слой пыли с мазутом, солидолом и толчёным графитом. Задевать рукавом самой промасленной спецовки эти места никому не хотелось. Поэтому на шкаф набросали всякого хлама, ненужного в работе: обрывки извозюканной ветоши, распушённые кончики сальников, прохудившиеся резиновые прокладки, пропитанные мазутом газеты и прочие отходы производства. Помещение освещало несколько ламп дневного света, плафоны которых матово серели на фоне прокопченного потолка.

Слесари азартно стукали по столешнице костяшками некогда белого домино, количество точек можно было определить по ямкам-углублениям. Бригадир называл их «домином для слепых». Но каждая костяшка была настолько привычна взгляду играющих, что только новичок мог путаться и неправильно подсчитывать очки. Из-за непрерывного шума турбин, доносившегося сквозь толстое стекло и железные двери, стука костяшек почти не было слышно. Забивали Козла: двое на двое. Проигравшие обязаны были купить талоны на комплексный обед в столовке ТЭЦ.

– Рыба! – сказал Егор, щёлкнув тремя костяшками, отдуплился с обеих сторон и замкнул линию домино шестёрками.

– Оба, как! – раскрыл рот Лапа. Так звали здоровенного бугая за то, что он мог одной ладонью накрыть блюдце в рабочей столовке.

– А вот так! – заявил дед Никола, играющий в паре с Егором. – Генеральские козлы!

– Вас в Москве так научили? – спросил бригадир Хорьков. Попросту, Хорёк.

– А как же! – улыбнулся Егор, сверкнув белыми на фоне чумазого лица зубами, как у негра. О чём не преминул сказать Лапа.

– Слушай, Лапа! Я там одного типчика из трамвая выкинул! – сказал Егор.

– И чё?

– А то! На тебя похож был, когда умоешься. Тоже тени под глазами!

– От, блин! – неожиданно развеселился Лапа и рассказал: – Один кон, едем с Федей из котельного в автобусе, а к нам – бабы, а нам какие бабы? Скорее домой и на рыбалку, уже готово всё.

– С собой бы их взяли! – перебил Хорёк.

– Какие бабы на рыбалке? – возмутился Лапа. – Бред! Короче, они нам: «Мальчики, мальчики!» – а мы, значит, молчок, не к столу ложка! А они: «Ф-фу, голубые»! Прикинь, а? Вот ведь, развелось! Раньше небо было голубым, а теперь смешно: как это, небо и вдруг голубое?!

– Пацаны вы, пацаны! – сказал дед Никола. – Знаете ли, как оно, раньше было-то?

– А чё, голубые были?

– Были! Красные да белые!

– Этого и сейчас полно, после двух! Хошь, красное бери, хошь белое!

– Ага! Только из красного один томатный сок и остался! – грустно сказал дед Никола, рассмешив мужиков. Будто бы он пил красное!

– Убирайте кости! – крикнул Тихоня. Он заметил мастера. Тот поднимался по решёткам металлической лестницы.

Тихоня обычно сидел у самой двери и смотрел через стекло в цех. Мужчина лет сорока с фамилией Тихонов на кличку не обижался, в игры не играл, в спорах не участвовал – вёл себя точно как Тихоня.

Егор перемешал костяшки. Пойди теперь докажи, что кто-то забивал Козла в рабочее время!

– После обеда сразу отключим подачу пара ко второй турбине! – с порога сказал мастер, по-другому его и не называли. – Надо запорную заменить!

– Зачем? – не понял Лапа. – Там же новьё!

– Дерьмо, а не новьё! Заводской сальник расползся! Говорил же, замените! Теперь как хотите, а концу смены запустите турбину!

Бригада пошла обедать. Лапа как самый молодой, ему только двадцать шесть, спустился вниз, проверить, закрыли ли пар.

В столовке проигравший бригадир взял талоны Егору и деду Николе. Один талон – один комплексный обед. Съедобные только беляши, а отдельно их не продавали. За столом поболтали о Москве. Выяснилось, что умирающих от голода там нет – никто их не возит на саночках к кладбищу. В магазинах очереди за чаем и сахаром, и это всё.

– Во, жируют, а! – возмутился Лапа.

Все его поддержали. Кое-кто истратил талоны на сахар ещё до начала месяца. Но на что нам карамель? И она бродит с дрожжами. С томат-пастой – чуть хуже, но и это не беда! В итоге заключили, что жизнь у них ничем не хуже Москвы.

А посла обеда засели за стол в слесарке. Теперь играть было нельзя, в любой момент мог появиться Мастер.

– Может, пойдём? Чё тут высиживать? Сколь ни парь яйца, цыплят не будет! – предложил бригадир. Он собирался уйти с работы на полчаса раньше, а тут какой-то дурацкий ремонт!

– Нет, – сказал дед Никола. – Рано. Пусть конденсат осядет!

– Да ну его в баню, конденсат этот! – сказал Лапа. – Помаленьку, полегоньку открутим крышку с переходника, пар и выйдет, потом открутим задвижку, и дело в шляпе!

– Ат-тыть, шустрый какой! А техника безопасности? – встрял неожиданно появившийся Мастер. – Пойдёте не раньше трёх!

– Вот где козёл настоящий, а ещё мы – генеральские! Мастер у нас – маршальский! Не мог с утра сказать! – возмущался Лапа тотчас после ухода Мастера.

– Начальству виднее, – сказал Тихоня.

– Да ни хрена ему не виднее! – взорвался Хорёк. – Проторчал в бухгалтерии с тёлками, потом вдруг вспомнил, что турбину не остановил! – вопил Хорёк, умолчав о том, что отключить турбину с утра – дело подсудное.

– Ты полезешь? – глядя в глаза бригадиру, спросил дед Никола.

– Я-то?

– Ты-то! Как бригадный бери ответственность!

– И возьму! – тряхнул подбородком Хорёк. – Значит так, Лапа и Нерослов, – он ткнул пальцем в Егора. – Как самые здоровые – на переходник, а ты, дед Никола – к задвижке!

– Я куда? – спросил Тихоня.

– Ты со мной на подхвате! И туда, и сюда! Идём?

– Под твою ответственность?

– Под мою!

– Не боишься без партбилета остаться?

– Не боюсь! – Хорёк больше всего боялся остаться без расположения тёщи. Только-только наметился путь к примирению, и если он опоздает… подумать страшно, что будет!

– Начальству виднее, – повторил любимую фразу Тихоня и начал собирать инструменты, закончив споры.

Слесари вышли на площадку. Предстояло спуститься на три пролёта вглубь турбинного цеха. Помещение разделялось на три этажа. Со второго до третьего стояли турбины, их цилиндрические корпуса были похожи на паровозы, только в несколько раз больше. В самом низу, на бетонном полу располагалась запорная арматура: насосы, бойлеры, задвижки, переходники. Не смотря на то, что одна из турбин не работала, шуму хватало: друг друга можно было услышать: если только орать прямо в ухо.

Рабочие разошлись, как распорядился бригадир. Хорёк всё поглядывал на наручные часы и прикидывал: сколько времени уйдёт на всё про всё? Выходило, опаздывает! Оставив Деда с Тихоней у задвижки, он рванулся к работающим на переходнике. Похоже, они не спешили. Стоят, приглядываются, будто в первый раз!

– Что уставились, как бараны на новые ворота? Давайте, откручивайте болты с крышки! – заорал он что есть силы.

Рабочие промолчали. Труд предстоял нелегкий. Егор накинул ключ на гайку размером с хоккейную шайбу, запрыгнул на край шарообразной крышки переходника и наступил на ключ сапогом. Лапа взял большую кувалду с приваренной трубой вместо ручки и ударил по длинной рукоятке ключа. Гайка не сдвинулась с места. Со второго удара сошла.

– Есть! – крикнул Лапа.

Егор снял ногу с петли накидного ключа и подал Лапе рожковый.

Лапа крутанул гайку – бесполезно! Пришлось всё повторять заново. Теперь Лапа от души помахал кувалдой. Когда гайка совсем ослабла, Лапа едва не улетел вслед за отбойным инструментом.

– Силушку девать некуда? – проорал ему в ухо Хорёк. – Работай, как следует, не балуйся!

Лапа промолчал. Он уже откручивал гайку рожковым ключом.

– До конца не отворачивай! – взвопил бригадир. – И через одну!

– Почему?

– А как потом обратно крышку ставить? Так до утра провозимся!

Лапа пожал плечами, махнул рукой напарнику. Они принялись за вторую гайку.

Хорёк посмотрел на часы: «Ужас»! Еще тридцать три гайки – не успеть! А может, не надо откручивать их все для того, чтобы выпустить пар? Может, можно как-то рациональнее, но как? Бригадир побежал к деду Николе

– Дед Никола! Сходи к молодняку, подскажи им, как лучше! Я ору-ору, не слышат! У тебя-то голос баще будет! А то они все подряд гайки откручивают! Как потом центровать будем?

Дед Никола молча посмотрел на бригадира. Зачем центровать, если надо выпустить конденсат? Не снимать же для этого крышку весом в четыреста килограммов!

Дед Никола подошёл к работающим.

– Почему через одну откручиваете?

– Хорёк приказал! – ответил Лапа. – Говорит, что не надо все подряд откручивать!

– А у тебя башки-то нет? – крикнул дед Никола. – Скручивай подряд, но половину! Потом просунем лом, чуть приподнимем!

– Это как? – не понимал Лапа.

– Так! Надо крышку чуть приподнять, как в кастрюле, делов-то! С одной половины понадкрутите гайки, в щель выйдет пар, вот и всё! главное, чтобы не в рожу! Понял?

– Ну! – махнул рукой Лапа и накинул ключ на гайку. Дед Никола приказал ему отдохнуть, сам запрыгнул наверх, вручив кувалду Егору.

Дело заспорилось. Егор отбил четыре гайки подряд, устал. Лапа отвернулся, не желая помогать умникам. Егор ещё раз взмахнул кувалдой и чуть не упал. Голова кружилась. Что получается? Он бьёт всем телом, а гайка ни с места! Пот залил глаза, поролоновая подкладка каски уже ничего не впитывала. Но выглядеть слабее Лапы не хотелось. Егор поднатужился, отбил ещё две гайки. Руки его опустились. Дед Никола спрыгнул вниз.

– Давай, Лапа, кверху!

Лапа с удовольствием запрыгнул. Дед Никола ухватил кувалду и в два приёма отбил гайку. Рукой отворачивал Егор. Затем снова. И снова. Руки Егора устали. Как это дед долбит и долбит? Лапа ухмыляется, а Егору неловко. Он смотрел на взмокшую спину Деда и думал. Шестьдесят лет деду Николе, а всё пашет. Лучше молодых. Привык надрываться? Неужели Егор станет таким же? Невесёлые размышления прервал, крик Хорька:

– Долго ещё возюкаться будете? Так и завтра не управимся! И всё Восьмое марта тут проторчим!

– Сделаем! – крикнул в ответ Егор, смахнув с лица грязные потоки пота грубой брезентухой рукава.

– Сделаете, как же! – Хорёк посмотрел на часы, не успеть! Он сплюнул и рванулся к турбине, рассуждая: «Времени прошло порядком, пар должен конденсироваться». К такой-то матери всю технику безопасности! Велико дело – сальники набить! Снять задвижку, заменить прокладку, а потом стой себе, набивай сальники! Нечего тут рассусоливать! Соображениями своими он не поделился ни с кем. Пусть ребята откручивают. Может, как раз выпустят давление, всё легче работать.

Пока Егор сгорал от стыда, глядя на вкалывающего пенсионера, бригадир уже скомандовал Тихоне:

– Откручивай!

– Мужики сняли давление?

– Снимут!

– Ещё не сделали?

– Откручивай, как раз успеешь!

– Так сорвёт же задвижку! Вот, и не остыла ни грамму! – Тихоня потрогал трубу.

– Отойди! – пихнул его Хорёк. – Сам откручу!

Но у самого не получалось. То ключ не тот взял, то гайку сдвинуть с мёртвой точки не смог. Тихоня постоял, посмотрел, да и отобрал инструменты у бригадира.

Когда он открутил болты, сквозь появившуюся щель засвистело. Бригадир подошёл ближе. Увидев, что болты держатся на честном слове, но крышка задвижки как прилипла, он ухватил вентиль и сдёрнул.

Тихоня инстинктивно отпрянул, а Хорёк заглянул внутрь зияющей трубы. Свист нарастал. Тихоня обеими руками пихнул бригадира в лицо, отбросив его назад. Хорёк упал на спину, больно ударившись затылком. Каска треснула треугольником. В негодовании он вскочил, но ничего не увидел. Вырвавшийся на волю пар разошёлся по всему цеху!

– Об-тъегайку! – вскрикнул дед Никола. – Они с ума сошли! Давай лом, быстро!

Егор подал. Вдвоём воткнули ломик в щель под крышкой шара, раздался чмокающий звук, и исчез пар.

– Козлы генеральские! Какой идиот разобрал задвижку? – надрывался дед Никола на бегу. Следом мчался Егор.

У разобранной задвижки, скрючившись в три погибели, сидел Тихоня.

– Ты?

– Я.

– Вот зубы бы тебе пересчитать! – злился дед Никола. Увидев руки Тихони, он умолк. А потом заорал ещё громче: – Немедленно в медпункт! Немедленно! Отведи его, Егор!

– Чего ты руками туда полез, дурак?

– Начальству виднее, – не разжимая рта от боли, сказал Тихоня. Его кисти набухли. Вспузырившаяся кожа на глазах у всех слезала с пальцев. Тихоня размахивал кистями. Слабые потоки тёплого воздуха ненамного притупляли боль. Егор схватил ведро, набрал ледяной воды и нёс его перед пострадавшим, заставляя Тихоню время от времени опускать руки в воду.

– Спасибо, так намного легче! – благодарил Тихоня.

Они дошли до слесарской. Егор позвонил в медпункт. Рабочее время медсестры окончилось. Егор закурил сигарету, сунул её в зубы больному:

– Не думаю, что будет легче, но покури! – он схватил аптечку, распотрошил её.

– Достань бинт! – попросил Тихоня.

– Какой бинт? Ты что? Анальгин вот, хапай горсть, пей!

Тихоня так и сделал. Две минуты спустя, он реже опускал руки в ведро. Егор осмотрел обожжённые кисти.

– Хорошо, что ничего не прилипло из одежды!

– Чё ж хорошего? – криво улыбнулся Тихоня.

– Гнить не будет, вот что! – сказал Егор таким тоном, будто полжизни видел паровые ожоги.

– Может, мазью? – предложил Тихоня.

– Нет! Лучше ещё анальгину! Скоро приедет «скорая», и в больницу!

– Не надо в больницу! – заупрямился Тихоня.

– Дурак что ли? Или боишься?

– Руки не отрежут?

– Да ты что! Кто из-за кожи руки отрезает? Как тебя угораздило пихнуть руки в пар?

– Кожа слезает, – сказал Тихоня, глядя на руки.

– Пускай! Новая нарастёт! – утешал товарища Егор.

– Бригадир сунулся туда лицом, а засвистело сильнее, – начал говорить Тихоня. Егор замер.

– Полулунный клапан задвижки застрял, вот-вот сорвёт! Я и пихнул бригадира в голову, чтобы не обожгло. В это время вырвался пар, вот и результат!

– А зачем ты откручивал?

– Не понимал, что давление дикое?

– Как не понимал? Бригадир приказал.

– Хорёк? Да он же только что от нас ушёл! Ведь видел, что ещё не сняли крышку!

– Он начал скручивать сам. Понимаешь, что бы с его лицом было? Мне хоть руки отрежут, а ему что, голову?

– А перестал бы ты ныть, Тихоня! – разозлился Егор. – Никто ничего тебе не отрежет! А Хорьку надо бы башку оторвать!

– Надо бы! Надо! – в комнату вошёл дед Никола, втаскивая за шиворот ничем не пострадавшего Хорька. – Ах ты, Хорёк, козёл генеральский! Какого хрена полез снимать задвижку?

– Выдержка хорошая, пар должен конденсироваться! Да и вы должны были успеть снять крышку! Это Лапа там сачковал!

– Я-то чё? – не понял Лапа. – Пахал, как робот!

– Ах ты робот долбанный! – Хорёк вырвался из рук деда Николы. – Я за тебя теперь в тюрьму пойду! Вот сволочь! Еще я тебе талон покупал!

С этими словами он кинулся на Лапу. Тот выставил перед собой кулачище, бригадир наткнулся на него и отлетел назад. Он упал, но тут же вскочил, ухватил монтировку и бросился на обидчика. Лапа шагнул вперёд, ухватил Хорька за горло, сжав огромные ладони. А Хорёк всё долбил и долбил его по каске монтировкой. Пальцы Лапы сжимались, лицо бригадира синело.

Враз оба дерущихся потеряли пол под ногами – это дед Никола уцепил их за вороты и швырнул в разные стороны.

– Одного человека покалечили, теперь друг друга? Замереть обоим!

Деда послушали. Они так и сидели, куда упали, когда зашёл Мастер с фельдшером «скорой помощи».

– Под суд пойдёшь! – гаркнул он на бригадира.

– Меня судит только партия!

– На партбюро и пойдёшь! Производственный травматизм, да видано ли?!

– Хотел как лучше, понадеялся на некоторых, – пробурчал бригадир. – Лапа предложил выпустить конденсат, – уже прошептал он.

– Я-те понадеюсь! Покалечил человека! Будешь до гроба ему платить! Надо же, взял из здорового мужика инвалида сделал!

– Хватит тебе, Мастер, – сказал улыбающийся Тихоня, узнав от фельдшера, что ему не отрежут руки. – Хоть этот год на Восьмое марта посуду жене мыть не буду!