Сказка о Светлых Братьях и Темной Сестре

У деда Возгаря была длинная седая борода. Каждый вечер он усаживался на лавку у печи, доставал старую роговую расческу и начинал тщательно расчесывать свое богатство. Не торопясь, выверенными направлениями, скользил гребень сверху вниз по белоснежному водопаду, оставляя за собой четыре параллельных борозды.

Векша в ту пору был совсем мал. Зачарованный, он безотрывно наблюдал за дедом. Сидел, мелкий, на полу и заворожено слушал старика, следя глазами за движениями расчески. А дед, старательно выуживая из гребешка отпавшие волосы, рассказывал сказки. Глухой голос его разносился по горнице. Чуть подрагивала ему в такт паутинка над окном. Пахло вареными грибами и сырым тестом.

– В те времена была Тьма и Тишина. Да и времени самого не было. Была только твердь, по которой бродили Тени, и друг другу задавали всяко-разные вопросы:

– Кто ты?

– Кто я?

– Куда идешь?

– Что ищешь?

Много их было в той Тьме, и у каждого были вопросы. И вот некоторые тени научились отвечать друг другу. Говорили предки наши, что только тогда облеклись они в тело и стала их суть наполненной. Мудрость и жизнь стали сеять они вокруг. А те тени, что не ответили друг другу, остались бесплотными и безжизненными. По сей день ходят – невидимые, словно воздух.

Так возникли Предки богов. Когда сие происходило, уже и не упомнит никто, ибо было это так давно, что и слов объяснить не хватит.

Как-то собрались Предки богов вместе и стали думать вещи. И стали вещи создаваться: солнце придумали, твердь, что Уделом прозывается среди нас, мороз и время, воду всякую – соленую и пресную, животных и леса. А когда мысли стали заканчиваться, Предки, довольные, решили уйти дальше думать, а над всем придуманным оставили девятерых учеников надзирать. Чтобы скучно им не было, сделали они их разными и нарекли непохожими именами. Волоса и Зварога, а также сестрицу их Мору одарили одним видом. Других трех – Одера, Химдалла с сестрой Хеллой, сотворили иными. И, наконец, последнюю троицу придумали – Грогга, Барра и Караду. Все были разными, непохожими. Так распорядились Тени.

И вот остались они вдевятером и стали думать сами. Были боги совсем юными, и хотели свою жизнь сами создавать. Братья думали и делали, а сестры наблюдали, как из глины, воды и огня лепили они свои игрушки. Волос со Зварогом людей вылепили по своему образу; Одер с Химдалом – коротконогих свергов, коих мы гномами прозываем; а Грогг-урз и Барр-урз – могучих, подобных зверям, уруков – в точности таких же, как они сами.

Взяли да расселились их творения по Уделу. Стали города строить да меж собой спорить, кто лучше своим Богам служить будет. Братья войной и законами правили, а сестры за ними, как и положено послушным бабам, прибирали. Так и стали смертной дорогой Сумеречные Сестры заведовать – Мора, Хелла и Карада. Но чужих детей не водили по последнему Пути. Только своих. Так и жили тысячи лет, пока не исчезли людские боги-братья, оставив одну Мору.

– А куда боги делись, дедушка? – удивился маленький Векша и даже палец из носа вынул – так ему интересно стало!

Возгарь расческу свою за пазуху засунул. Внука по голове погладив.

– Кто же их знает… Волхвы сказывали, что настало время, когда перестали Светлые Братья на молитвы отвечать. Лишь Мора Могильная Хозяйка людям являлась по-прежнему. Кроме нее, голубушки, нет больше у племен человеческих заступников. Встречает она покойничков и путь им указывает. А иногда в Удел спускается, дабы живым советом помочь. Сказывают еще, что ищет она братьев своих да не может найти.

Дверь в горницу скрипнула. Домашние с поля вернулись. Векша вскочил и к родителям побежал, чтобы дедову сказку им пересказать. Дед улыбнулся и следом за внуком пошел.

Глава IV

Мора молчала, перебирая спицами, а Векша все ждал, когда она заговорит. Боязно было первому к Хозяйке обращаться.

– Альвы тебя зачем оживляли? – вдруг спросила она у Векши. – Как это сделали? Никто до них такого не делал.

И добавила задумчиво, увидев, что Векша плечами пожал:

– Ну, да, откуда тебе знать. Такого отродясь в Уделе не было. И что это за лиходейство такое, чтобы душу свободную в мертвое тело возвращать? Еще безголовый этот – не живой, не мертвый… Откуда пришла к каменноликим такая власть?

Отложила пряжу. Потемнело лицо богини.

– Втянули в заговор против моих детей неразумных свергов и уруков, истребили мой закатный народ, последнего истязали и мучили. Договор нарушили, песьи дети.

В ее голосе была ярость. «Это она не ко мне обращается. Сама с собой говорит. Привыкла, небось. Одна же живет» – догадался Векша.

И пока бормотала Могильная Хозяйка, сама с собой советуясь, присмотрелся Векша от нечего делать к тому, что Мора пряла. Это была простая скатерть. Простая – да непростая: сами собой на белой ткани проявлялись по всей длине искусные рисунки, вместе образующие тонкое письмо. Векша решил не удивляться.

– Нравится? – заметила его любопытство богиня.

– Да, хозяйка, – ответил Векша. Тем более, что скатерть ему и вправду приглянулась.

– Тебе отдам. Но потом, – сказала Мора. – Когда сделаю.

– Где я ее стелить буду? У меня теперь и дома-то нет, – изумился Векша.

– А вдруг будет? – прошептала Мора, склонившись над столом, будто кто подслушать их мог. – Потолковать с тобой хочу, дитя.

Темная Сестра вдруг пристально вгляделась в окно, словно увидела там что-то. Нахмурилась. Векша сидел себе тихонько на лавке. Затем Мора вновь заговорила.

– Альвы тебя от меня два раза забрали. Я знать хочу, как они это сотворили. И ты мне поможешь. Разумеешь, о чем я толкую?

Векша напряг немощные свои мозги, но сделать это было непросто. Почесав затылок, признался:

– Нет, хозяйка, не разумею.

Мора встала со скамьи, обошла столешницу и подошла вплотную к Векше. Неожиданно протянула к нему руку и ласково провела по взлохмаченной макушке толстяка. «А рука-то холодная» – вздрогнул подросток.

– Помнишь, как последним стал из рода людского? Видел, как умерли последние закатные детишки?

Векша кивнул и понурил голову. В памяти его всплыли картины из недавнего прошлого. Село, срубы с резными крышами, частокол с охранными рунами на воротах, праздники медовые да мясные. Печной запах в его доме. Родичи, дедушка, храбрые мужи и любящие жены из племени рядовичей.

…В темноте ворвались в спящие Лукичи альвы. Только свистнули вылетевшие из ночного леса стрелы – и не стало дозорных, что у частокола сторожили. А за передовыми вошли в человеческое селище в полном молчании лютые альвийские воины. Рассыпались по домам и молча, с восковыми своими лицами, резали не успевших проснуться рядовичей.

Миланица Векшу с лавки за шкирку сдернула, и с криком «В лес бежим!» во двор потащила. Там уже рычали золотые псы, рвали мясо пытавшихся собраться вместе людей, а альвы в зеленых кожаных латах прорывались сквозь отчаянно сопротивлявшихся мужиков к центру села – к Большому столбу. Векшин дядя Вторак, бешено скаля зубы, бился с наседавшим на него воином, прикрывая убегающего в сторону леса сына Зоряна. Крякнув, размозжил булавой ничего не выражающее (даже перед смертью!) лицо остроухого, но и сам лишился жизни от лихого удара подскочившего врага.

В отблесках пламени длинноногая и стройная альвийка-лучница, удобно устроившись на коньке избы, деловито, не промахиваясь, пускала стрелы в сторону бегущих из села детей. Свистнет стрела – со всхлипом падает в траву мальчишка. Вторая полетит – замолкнет навеки, уткнувшись в землю, девочка. Дети бежали, хорошо видные в высокой траве из-за светлых рубашонок. Кто-то за руки держался, а кто-то просто ручками размахивал. Всех стрелы догнали. Лишь рыдающая Миланица, бледный Зорян да задыхающийся и потный от бега Векша смогли добежать до кромки леса, нырнув в спасительную мглу. И, уже углубившись в чащу, долго слышали они, как истошно кричат их родичи в охваченном погибелью селе.

А потом вспомнил Векша, как бежали они по лесу. И золотых псов, лающих и рвущих плоть. И крики раздираемой собачьими клыками сестры. И свою смерть, после которой ждал его не покой, а новые муки.

Векша тяжко вздохнул и встряхнул головой, прогоняя страшное видение. Мора грустно смотрела на него, словно чувствуя и прогоняя сквозь себя его страх. Вгляд ее бездонных темно-серых очей пронзал насквозь, впитывая боль и память юного рядовича. И так стало пусто и тоскливо Векше, что захотел он провалиться и ничего вокруг не видеть. Мора отвела глаза и произнесла:

– А теперь слушай, Векшик, что я тебе предлагаю. Придется тебе подумать и выбрать. Здесь уж я тебе не помощница.

Мальчик уныло кивнул.

– Первое… Отпускаю тебе на волю, лети себе степной птицей во тьму и тишину, где вечный покой. Может быть, ждут тебя там. А вслед за тобой и я ухожу, ибо какой прок от Сумеречной Сестры, если встретить ей больше некого?

– А второе что? – спросил Векша, весь вперед подавшись.

– Оживлю тебя, – сказала Мора и выбившуюся из косынки прядь обратно заправила.

Векша даже рот разинул от изумления.

– Неужто так можно?

– Если очень надобно, то можно, – ответила Могильная Хозяйка. В глазах ее мелькнула озорная искорка. – Есть у меня изначальное право вернуть к жизни одного из людского рода. Только одного. И у Светлых Братьев тоже есть, только где их докличешься теперь?

Ошарашенный Векша пожал плечами.

– А что я делать буду? – только и смог, что спросить. В голове его наступила полная неразбериха.

– Что хочешь, то и делай, – сказала Мора. – Хочешь – бегай, хочешь – сиди. Только разузнай, как альвы тебя воскресить смогли. Уж больно мне любопытно.

Векша ошарашено молчал. Выходит, что Могильная Хозяйка предлагает ему, сыну крестьянскому, еще раз пожить? Нет, не верит он в себя. Не готовили его такие подвиги совершать. Страшно снова смертные муки испытать. Кто знает, что еще уготовят ему каменноликие, если он вновь попадется. Да и боялся Векша в глубине души, что развернули остроухие своих коней и обратно скачут, чтобы вновь оживить его. Передумали, может… Кто их знает, нетопырей. А за ними несется вприпрыжку безголовая бестия.

– Когда тебя из моих рук вытащили, – сказала Мора. – Поняла я, что альвы в своих чумлениях научились страшному и великому, что роднит их с богами. Мертвого к жизни возвращать – виданное ли это дело? Стервецы! Разузнал бы ты, Векшик, что да как? А я тебе помогу, чем смогу.

Векша разволновался. Никогда прежде не вставал перед ним такой выбор. Нет, ну там между яблоком и орехом выбрать – это завсегда понятно. А вот между жизнью и смертью? «Я ведь и так умер» – задумался он. – «Вижу, нет тут ничего страшного. Там, где жизнь, страшнее». Боязно ему стало возвращаться туда, с чего все началось. Сама мысль, что ему предстоит вновь увидеть альвов, приводила мальчика в ужас.

Мора продолжала говорить, вновь взявшись за спицы.

– Ни силы, ни ума, ни богатства я тебе не дам, ибо оно все пустое и ничего не стоит в Уделе. А вот подарю тебе одну радость, о которой ты узнаешь сам, если жизнь выберешь. Но уж, поверь, этот дар будет значить больше, чем дружины да деньги. Многие нелюди тебе завидовать станут и дружбы твоей искать, только я тебе советую никому, без особой надобности, себя не раскрывать.

Мора буквально пронзала его глазами. Каким-то глубоким внутренним чувством Векша понял, что старая богиня не готова покинуть мир. Потому и уговаривает его. «Ух, ты» – насупился он про себя и приосанился. – «Выходит, что от меня жизнь самой Темной Сестры зависит? Вот так я». Мора хмыкнула, но мальчик этого не заметил, погруженный в себя. Богиня развлекалась, читая горделивые мысли подростка.

Внезапно в голову ему пришла ясная мысль. За шестнадцать лет короткой своей жизни Векша и вспомнить не мог случая, чтобы воля и желание его власть имели. Ощущал он и огромный камень, который взваливала на него Могильная Хозяйка: шпионить за каменноликими – значит, им вызов бросить. Ни у кого и никогда в людском роде после Великой войны и мысли такой не возникало. Когда-то князья пытались это сделать, и вот чем все закончилось. Трижды умершим Векшей.

Страшно стало ему. Но, кроме страха, почувствовал он в себе что-то яростное, злое, что только начинало жечь его изнутри. Это чувство было ему знакомо – оно рождалось перед дракой с другими мальчишками. Видишь лицо недруга, сжатые кулаки его и внимаешь насмешливым злым словам. А потом возгорается в тебе злость и, сквозь дрожь в коленях, не чуя себе, бьешь изо всех сил по ухмыляющейся роже. Чувство это было древним, зарожденным еще до первых предков Векши. Сильное и соблазнительное, оно требовало, чтобы кричали умирающие, горели вражьи дома и выли от горя и бесчестия их жены.

Поддался Векша этому чувству. Понесло оно его, потащило. И стало ему все понятно и ясно. «Поживем еще» – подумал он. Он глубоко вздохнул и кивнул. Неуверенная улыбка появилась на его круглом, грубо слепленном лице.

Мора улыбнулась в ответ, продемонстрировав белые, без единой крапинки, зубы.

– Я и не сомневалась в тебе, Векшик. Порадовал, мальчик. Нынче же отправлю тебя туда, откуда ты ко мне явился.

Векша помялся, но, все же, спросил:

– А с чего мне начать, хозяйка? Куда деться? Я ведь один-одинешенек остался.

– Сначала из Черного. Леса уходи. Не на пнях же тебе штаны просиживать? А как выберешься, так и решишь, где осядешь, – сказала Могильная Хозяйка. – Я тебе в Ключень, к свергам тамошним советую идти. Не знаю, что ждет тебя, но чую – туда тебе надо. Впрочем, сам решай.

– А каменноликие меня не поймают? Их же в лесу, поди, видимо-невидимо, – спросил мальчик. Только о страшных альвах он и мог думать сейчас.

– Не бойся, Векшик, – сказала Мора. – Они думают, что от всех моих детей избавились. Искать тебя не будут. Да и в лесу их нет давно. Времени немало прошло.

– Как это – прошло? – удивился Векша загадочным словам Хозяйки. Ему казалось, что сидел он в мориной избушке никак не больше часа.

Мора подмигнула.

– Скоро сам узнаешь… Ну, что – готов в Удел вернуться, мальчик?

Векша вздохнул, веснушчатые кулаки сжал для уверенности и головой кивнул – мол, готов. Но не удержался, выпалил:

– Хозяйка, дозволь спросить тебя!

Мора кивнула, весело глядя на смущенного подростка.

– Куда твои братья, Светлые Боги, подевались? – на одном дыхании выпалил Векша.

– Мне не ведомо, – промолвила богиня. – Пошли как-то на охоту да не вернулись. Если увидишь их, передай, чтобы домой возвращались. Ждет их сестра, волнуется. Так и передай, слышишь?

Векша кивнул. Мора поцеловала его в лоб ледяными губами, непослушный вихор пригладила и прошептала:

– А скатерть, что для тебя соткала, получишь вскоре. Передадут. Прощай, голубчик!

Векша давно уже к этой скатерке присматривался, а потому захотел спросить, когда и от кого он ее получит. Но не успел. Лицо Моры стремительно надвинулось на съежившегося мальчика. Губы ее хищно изогнулись, и, вслед за тем, перед Векшей предстало огромное звездное небо. Звезды были над головой и под ногами. А потом он почувствовал, как в сердце стало жарко, и душа его устремилась в бесконечное падение.