– Я найду его, – сказал он. – Я обязательно найду его, папа.
Итак, Динозавр. Отныне Иван Петрович Сидоров, этот псевдостроитель и квазиинженер, будет именоваться только так и не иначе. Лучшего имени не достоен.
Но как подобраться к логову? На этот вопрос ответа у спецагента не было. Он решил не ломать попусту голову, которая к тому же работала с перебоями, – зубная боль не позволяла мыслям собраться в группу, состоящую более чем из трех единиц. Для начала – к стоматологу, а там, глядишь, что-нибудь дельное и посетит.
Матвей отомкнул сейф и достал оружие. «Парабеллум» в кобуру, «лилипута» за резинку носка, нож в один карман, наручники в другой. Полный набор. После сегодняшнего покушения надо быть во всеоружии. Закончив экипировку, он вышел из кабинета.
«Жигуленок» завелся с полоборота. Быстров вырулил на площадь и влился в поток автомобилей. Он мог бы без труда вырваться вперед, обогнав гордые иномарки, но не сделал этого. Ни к чему лишний раз демонстрировать возможности его машины, под капот которой умельцы из технической службы Управления умудрились засунуть форсированный «фордовский» движок.
Он посматривал в зеркало заднего вида и очень скоро понял: его «ведут». Слежка была организована умело, но не настолько, чтобы ее не заметил специалист его класса. А может быть, его недооценивают… Напрасно. Однако знать преследователям об этом пока рано, и потому Матвей не предпринял никаких шагов, хотя оторваться ничего не стоило. Ему было любопытно, что они будут делать дальше.
Его «довели» до поликлиники. Как бы не замечая «хвоста», Быстров вошел в здание. У кабинетов сидели измученные страданиями люди. Хотя у Матвея была предварительная договоренность, пришлось подождать. По «закону подлости» боль стала утихать, и он подумал, что явно поспешил: обычно он до последнего откладывал визит к зубному врачу, а сегодня – такая вот незадача.
Наконец его вызвали. Незнакомая медсестра глядела букой.
– Удалять?
– Наверное, – обреченно сказал Матвей. – А где доктор?
– У руководства. Дайте-ка я посмотрю. Если и вправду удалять, сделаю укол. Пока подействует, и врач придет. Садитесь.
Стараясь унять дрожь в коленях, Быстров подошел к креслу, сел и, не дожидаясь приказа, открыл рот.
– Шире! – Минуту спустя, заставив пациента пару раз охнуть, «бука» вынесла вердикт: – Надо рвать!
– Может, не надо? – жалобно спросил Быстров, не надеясь, впрочем, размягчить гранитный камушек, заменявший женщине сердце.
– Надо. – «Бука» набрала из ампулы в шприц какой-то жидкости и произнесла сакраментальное: – Шире!
Игла вонзилась в десну. Матвей почувствовал жжение, потом свет в его глазах померк, и он провалился в черное небытие.
Как долго длилось беспамятство, он не знал. Приходил в себя агент трудно, плутая по бесконечным тропинкам пробуждающегося от тяжкого сна сознания. Перед глазами кружился хоровод лиц: мама, отец, «бука»… Вот протопал гигантский тиранозавр-рекс… И тут возникла первая ясная мысль: «Я же на работе».
Быстров открыл глаза. Над головой мерцала тусклая лампочка. Он попытался подняться, но тут же со стоном расслабил мышцы.
– Смотри-ка, очухался! – прогнусавил кто-то. – Слушай, лежи тихо и не рыпайся.
Матвей не принял совета и рванулся. Бесполезно. Его точно спеленали. Даже головы не повернуть. Он скосил глаза и увидел кирпичные стены с влажными потеками грунтовых вод и мордатого мужика, сидящего на стуле. Мужик держал на коленях поднос с бутербродами и чавкал.
– Я, кажется, ясно сказал. Не дергайся! – Мордатый осклабился, показывая желтые от никотина зубы.
Впору было взвыть от обиды и беспомощности. Быстров обругал себя последними и предпоследними словами. Надо же так вляпаться! А еще специальный агент! Как же он мог забыть, что уколы обезболивающего имеют право делать только стоматологи-хирурги, а никак не медсестры. Или и впрямь перед кабинетом зубного врача человек теряет львиную долю интеллекта? Да-а, провела его «бука», как слепого кутенка провела.
– Где я?
– В санатории! – хохотнул Мордатый. – Мы тут пальчиками занимаемся, – доверительно сообщил он. – И горлом. Враз заговоришь!
Быстров ощутил спазм в желудке.
– Что вам от меня нужно? – прохрипел он.
– А еще дикцией. Устраняем дефекты! – Мужик запустил руку в карман и вытащил пассатижи. – Для начала вырвем ноготки…
«Причем тут цветы?» – подумал Матвей. Желудок опять дал о себе знать. Быстров поморщился.
– …потом пару суставчиков расплющим, – не переставая жевать, продолжал Мордатый. – Зачирикаешь, как птичка.
– Я не соловей, чтобы каждый день петь одним голосом, – процитировал Льва Толстого Матвей.
– Шутки шутишь? – угрожающе произнес мужик, видимо, по-своему понимающий наследие классика. – Вот намотаем…
Быстров не понял, что именно и на что конкретно собирался намотать Мордатый, потому что раздался скрип несмазанных петель, и мужик вскочил, едва успев подхватить поднос.
– Все в порядке? – спросил женский голос.
– Оклемался, – отрапортовал Мордатый, смахивая крошки со рта.
В поле зрения Быстрова появилась давешняя «бука».
– Что вы знаете о кальмаре?
– Ничего, – удивился Матвей. – Хотя… «Морской моллюск из класса головоногих…». – Он неплохо помнил энциклопедический словарь.
– Упираетесь? В таком случае мы будем вас пытать, – проинформировала спецагента «бука». – Степан!
– Я готов! – тут же отозвался мужик.
Матвей взглянул на него. Он тоже хотел … .
Матвей взглянул на Мордатого. Он тоже хотел бутерброд. Да и не удивительно, с утра маковой росинки во рту не было. Впрочем, к маку и его производным, даже к песне «Красные маки» в исполнении Юрия Антонова, он относился с предубеждением. Поэтому Быстров внес коррективы, заменив маковую соломку, то бишь росинку, на черствую корочку хлеба, что, однако, сути не меняло. Есть хотелось ужасно!
Спецагент с завистью смотрел на мордатого Степана, представляя, как вырывает у того поднос со снедью, подхватывает ломоть хлеба, на котором распластался кружок колбасы, и…
Прожорливый садист по-своему истолковал взгляд пленника.
– Чо зыришь? – прохрипел он. – Ща мы тебя маненько мучить будем. – Из кармана широких клетчатых штанов, некогда столь любимых подмосковными ребятами, в просторечии называемых «люберами», вновь появились пассатижи. Озарившись сладострастной улыбкой, Мордатый клацнул ими. – Не жалко ноготков-то?
Угроза никак не подействовала на Быстрова: за свои ногти он не переживал – они уже давно были накладными. И вообще, в данный момент его больше занимала другое: про какого такого кальмара ему толкуют?
– Не перестарайся только! – предупредила заплечных дел мастера лжемедсестра, стараниями которой Матвей Быстров, спецагент со стажем, оказался в этом сыром подвале, на этом разделочном столе, беспомощный, спеленутый ремнями.
– Что вы от меня хотите? – спросил он.
– Вопрос тот же: что вам известно о кальмаре?
– Моллюск из класса головоногих… – снова стал цитировать Быстров. – Ареал обитания…
– Да он издевается над нами!– взревел Мордатый. – Всю совесть растерял. Кальмара моллюском назвать!
– Спокойно, Степа, не шуми, – осадила подручного Бука. – Зря вы упорствуете.
Ноздрей Матвея коснулся изысканный аромат косметики. По достоинству оценив парфюмерные пристрастия Буки, он тем не менее не проникся к ней симпатией. С преступниками у него разговор короткий!
– Вот что я вам скажу, драгоценная вы моя, – начал он. – В силу какого-то странного стечения обстоятельств, чудовищного недоразумения, вы пытаетесь получить от меня сведения, носителем которых я не являюсь. Должен с прискорбием констатировать, что мои знания о кальмарах ограничиваются статьей энциклопедического словаря 1979 года издания, а также неприятием кальмаров как ингридиента для салата «оливье». А посему…
Быстров говорил и говорил, одновременно напрягая и расслабляя мускулы. Веревки не поддавались.
Бука явно не была очарована его красноречием, и все же кое-чего Матвей добился. Отсрочки!
– Даю вам пятнадцать минут на размышление. Подумайте о незавидной судьбе инвалида. Прикиньте, стоит ли молчание здоровья. Хорошенько подумайте! – Лжемедсестра повернулась к томящемуся в ожидании своего часа палачу. – Присмотри тут.
С этими словами она исчезла из поля зрения спецагента и, судя по скрипу дверных петель, из подвала тоже.
– Ну, погоди! – процедил Мордатый.
– Ты погоди! – ответствовал Быстров.
Он опять напряг мускулы – нет, не получается, и криво усмехнулся, выказывая свое презрение стражу. Обрюзгшая физиономия мужика пошла пятнами. Он что-то проворчал себе под нос, придвинул стул, сел и вновь зачавкал. Бутерброды с невероятной быстротой исчезали с подноса, проваливаясь, как в бездонный колодец, в окруженную многодневной щетиной пасть.
Быстров отвел глаза. Зрелище набивающего утробу тюремщика было неудобоваримо. Да и другие у него сейчас задачи. И первая из них: как обрести свободу? Что делать?
Непрошенным ему вспомнился одноименный роман Чернышевского. Ах, какой замечательный ответ дал автор на поставленный вопрос. Увы, сейчас спецагенту надо было думать не о свободе духа, а о свободе тела. Иные времена, иные нравы!
Глаза Матвея шарили по потолку, точно ожидая, что на нем вдруг возникнут письмена, указующие путь к спасению. Опять-таки тела.
Вместо слов появилась узкая полоска света. Щель медленно расширялась, и Быстров понял, что кто-то осторожно открывает давно примеченный им люк, с которым он, опутанный веревками, не связывал никаких планов.
Что это? Шампанское? Пару раз качнувшись у края люка, зеленого стекла бутылка отправилась в полет. Бросавший точно рассчитал траекторию, имея в виду совершенно конкретную цель. Целью оказалась голова мордатого Степана.
Расколовшись о весьма твердую поверхность, бутылка лишила тюремщика возможности двигаться, говорить и соображать. И не мудрено!
Последовав на пол вслед за подносом с бутербродами, Мордатый застыл бесформенной неподвижной грудой, усыпанной осколками и залитой благородным напитком.
– Вы живы?
– Конечно, – успокоил спрашивающего Быстров. Он терялся в догадках, кто этот неизвестный, пришедший ему на помощь. Но изумление его стало поистине безграничным после того, как спаситель с акробатической ловкостью свесился из люка, прыгнул и выпрямился, явив свой облик.
Это была девушка!
– Сейчас я вам помогу.
Через минуту веревки были распутаны. Матвей со стоном приподнялся.
– Кто вы?
– Это потом. – Девушка отвела со лба роскошные белокурые волосы, и Быстров увидел, что она очень красива – той красотой, что не приемлет оговорок.
– Как вы себя чувствуете?
– Самочувствие нормальное, – бодро ответил Матвей, немного лукавя. Ему сегодня вообще не везло: сначала зубы, потом желудок, а теперь вот … .
– Самочувствие нормальное, – бодро ответил Матвей, немного лукавя. Ему сегодня вообще не везло: сначала зубы, потом желудок, а теперь вот мышцы. Надо полагать, потянул, когда пытался веревки порвать. Позорник несчастный!
Это было не совсем верно, поскольку в данный момент несчастным себя Быстров не считал. Знакомство с такой привлекательной девушкой, пускай даже при столь необычных обстоятельствах, это ли не удача? Впрочем, знакомство еще не состоялось…
– Как вас зовут?
– Марина.
– Морская… – сказал Матвей, желая блеснуть знанием латыни.
– Лисичкина моя фамилия.
– Очень приятно. А меня Матвей Быстров.
– Я знаю.
– Знаете?
– В противном случае меня бы здесь не было.
Матвей соскочил со стола. Ноги подкашивались, но усилием воли он заставил себя держаться с должной выправкой.
– Благодарю за спасение. Только… Чем обязан?
– Вы мне ничего не должны, – отрезала девушка, сверкнув прекрасными зелеными глазами. – Я с другого человека долг хочу стребовать. И за спасение вы рано благодарите. Мы еще отсюда не выбрались.
– Это верно, – кивнул Быстров. Он шагнул к стальной двери подвала и задвинул засов. – Так лучше.
Девушка с иронией смотрела на него.
– Выломают. Что сделаете?
Матвей нагнулся, приподнял брючину и достал из-за носка пистолет, незамеченный тюремщиками.
– Посмотреть – игрушка, а работает как большой. – Он подбросил «лилипута» на ладони. –Так что проникнуть сюда, без моего позволения, будет затруднительно.
– А отсюда?
– Вы хотите уйти?
– Нет, здесь останусь. До конца жизни!
– Я не про то… Что же вы тогда меня спасали?
– Да я с вами уйти хочу, понимаете?
– Со мной? Куда?
– На волю!
Груз ответственности, и без того внушительный, стал и вовсе тяжким. Теперь на его попечении еще и эта Лисичкина. Им предстоит на пару выбираться из этого мрачного узилища.
Матвей тверже сжал в руке пистолет. В этот момент кто-то толкнул дверь, но та, разумеется, не шелохнулась.
– Степан! Ты чего заперся? Приказ нарушил? Замучил насмерть?
Охранник все так же недвижимо лежал рядом со стулом, с которого сверзился следом за подносом с бутербродами. Было совершенно очевидно, что говорить он сейчас не в состоянии. А когда-нибудь? Матвей нахмурил брови.
– Оклемается, – сказала девушка. – Вот если бы я его «советским полусладким», а то – спуманте. Очухается!
– Ошибаетесь, – сказал Быстров. – Он мертв.
Лисичкина побледнела:
– Не может быть!
– Очень даже может. Классическая асфиксия. Подавился бутербродом и задохнулся. Прямой вашей вины в его смерти нет.
– А косвенная? Хотя, черт с ним, воздух чище будет.
– Вы из «зеленых»? – живо поинтересовался Быстров. – Боретесь за экологию?
– Я воюю с хищниками!
– Я слышал, они тоже нужны природе… – начал Матвей, но его слова потонули в грохоте ударов, обрушившихся на дверь.
– Открывай, Быстров! – усердствовал мужской голос. Ему вторил женский: – Откройте, не то хуже будет!
– Сообразили, что не все тут чисто, – кивнул на дверь Матвей.
– Тебе не уйти! – продолжала грозить женщина, голос которой Быстров распознал безошибочно. Это была лжемедсестра. Впрочем, надо отдать Буке должное: укол ею был сделан весьма профессионально. При иных обстоятельствах Матвей обязательно похвалил бы ее за «легкую» руку.
О проекте
О подписке