И вот этот день наступил. Маничка заступил на свое суточное оперское дежурство. Как обычно, после отбоя, когда дорожники начали "строиться", капитан Сеньков занял свой пост на табурете под окнами хаты 155. Все шло, как обычно. Во все стороны летели "бандяки" с сигаретами, чаем, конфетами и колбасой. Так прошло часа два. Маничка, стоя внизу, уже нетерпеливо перебирал ногами, как боевой конь в ожидании звука трубы, зная, прям "селезенкой чувствуя", что вот-вот полетит серьезный груз.

Седой позвонил дорожнику из соседней хаты 156 и сказал, что сейчас пойдет бутылка, но, чтобы тот не спешил забирать, а затягивал медленно, если что, то все вопросы может прокричать в окно. Итак, операция началась…

– Один пять шесть, – крикнул Седой в окно.

– Говори, – раздалось в ответ.

– Принимай, только не торопись, она полная, – прокричал Седой.

И началось… Маничка внизу напрягся, запрыгнул на табурет, схватил свой "волшебный шест" и как Маугли приготовился к "большой охоте". И вот из окна хаты 155 показался кисет, да не просто кисет, а с бутылкой. Расстояние между окнами 155 и 156 было примерно метров семь. Дождавшись, когда кисет с бутылкой проехал половину расстояния, Манечка с удалью гарпунера-китобоя, схватил его крючком и резко дернул вниз. Веревка выдержала, но кисет с бутылкой сорвался и упал на землю.

Бросив свою "волшебную палочку", забыв про табурет, Маничка с видом жизнерадостного дебила помчался в свой кабинет, который находился в штабе, на втором этаже. Он бежал и чувствовал, что бутылка полная. Особенно радовало Сенькова то, что внутри что-то гремело.

– Значит в самогон корочек от цитрусовых добавили, для вкуса, аристократы" – строил в уме логическую цепочку капитан, – следовательно, груз шел для блатных, вот я их обломал, – радовался Маничка. Пробежав мимо юной сотрудницы, которая сидела в будке пропускного пункта, Сеньков, перепрыгивая через две ступеньки бросился наверх.

Надо пояснить, что на первом этаже штаба располагался контрольно-пропускной пункт (КПП), откуда был выход "за забор". Каждые сутки на дежурство заступала девушка – сотрудница, которая регулировала поток посетителей, открывал и закрывал двери с электрическими замками. Сегодня дежурила Света, юное создание, лет 24. Света работала в СИЗО уже третий год, носила звание младшего сержанта, мечтала выйти замуж за полковника и ненавидела Сенькова за его беготню целыми ночами в кабинет и обратно. Если у них совпадали дежурства, то для Светы это было мученье – Сеньков бегал туда-обратно (эдакий неугомонный Маленький Мук-скороход) всю ночь, она постоянно открывала и закрывала ему двери и капитан своей беготней отрывал девушку от ночных мечтаний о замужестве.

– Опять самогон поймал, подумала сотрудница, глядя в спину капитана и вернулась к своим мечтам, в которых она выходит замуж уже за генерала и живет счастливо. Не успела Света примерить на себя статус генеральской жены, как сверху раздался вскрик, – Мама! Потом что-то нецензурное и следом кто-то стал орать, как будто его режут. Этот крик, – Ааааааа!!!.... Резал уши и нагонял ужас…

Света сразу подумала, что кто-то из "постояльцев" СИЗО выбрался из камеры, пробрался в штаб и теперь убивает Сенькова ложкой с заточенной ручкой, мстя за отъятый самогон. Девушка нажала "тревожную кнопку" и стала кричать в рацию: " ГБР (группа быстрого реагирования) срочно в штаб, Сенькова убивают!"

Где-то в караулке раздалась сирена и ГБР, точнее свободная смена сотрудников, натягивая на бегу бронежилеты и каски, как стадо носорогов помчалась к штабу. Пробежав мимо побледневшей Светы сотрудники толпой влетели на второй этаж и увидели …

Напротив, своего кабинета, дверь которого была закрыта, прислонившись спиной к стене стоял Сеньков. Это был уже не тот капитан, спокойный и уверенный в себе профессионал, каким его привыкли видеть сотрудники. Перед ними стоял перепуганный мальчишка, которому обещали Деда Мороза, а показали "бабайку". Руки у него тряслись, он что-то пытался сказать и показывал на закрытую дверь кабинета. Судя по мимике и каким-то обрывкам фраз Манички, в кабинете находилось несколько человек с не очень добрыми намерениями.

Сотрудники, пожалев, что не взяли с собой щиты, приготовили дубинки, дабы отражать атаки злоумышленников и начали осторожно открывать дверь…

Первое, что увидели ГБРовцы – это лежащий на полу стул. Судя по всему, его уронил капитан, когда выскакивал из кабинета. И больше в кабинете никого не было. Ну, как, никого… Никого из людей.

На столе лежала пустая двухлитровая бутылка, обернутая черным полиэтиленовым пакетом. А по столу бегали мыши. Создавалось впечатление, что мышки внимательно изучают документы с грифом "Для служебного пользования", играют карандашами, другими канцелярскими принадлежностями, ну или просто гуляют по столу. Эдакая мышиная бюрократия, причем на людей они не обращали никакого внимания. Ну какие могут быть люди, если их только что выпустили из их мышиной тюрьмы, в виде бутылки.

История закончилась благополучно для всех. Маничке вызвали врача, тот сделал Сенькову укол и капитан проспал до утра на кушетке в санчасти. Утром в кабинет загнали двух шнырей из хозобслуги и мыши были благополучно изловлены и выгнаны с чужой территории.

Капитан Сеньков умерил свой пыл и больше за самогоном не охотился. Правда недели через две подошел к хате 155 и подозвал Яву к кормяку. Разговор был короткий.

– Позовите Гаврилова (Седого) и Чернова (Сынка), разговор к ним есть. И сами поприсутствуйте, Степанов (фамилия Явы), – резко сказал Маничка.

– Не буду, гражданин начальник, их звать, они заняты, – весело отозвался Ява.

– Чем это заняты? – недовольно пробурчал капитан.

– Мышей дрессируют, – серьезно ответил Ява.

Услышав про мышей, Манечка побледнел, ругнулся, вспомнил чью-то бабушку, захлопнул кормяк и ушел. Больше к хате 155 он не подходил, даже в те дни, когда дежурил…

А Седой и Сынок стали своеобразными легендами, которые сумели наказать самого Манечку. И до сих пор эту историю рассказывают друг другу арестанты, приукрашивая ее все новыми и новыми подробностями.