В следственный изолятор Петелина явилась в форме майора юстиции, предъявила служебное удостоверение, расписалась в журнале посещений, и ее проводили в комнату для допросов. Вскоре туда привели скованного наручниками Семена Белькевича по кличке Резак. Рослый лысый мужчина с усами в виде подковы и развитыми мышцами возглавлял праворадикальное объединение «Набат». Белькевич обвинялся в совершении убийств мигрантов на почве национальной ненависти и вражды в составе организованной группы.
Резак пребывал за решеткой уже четвертый месяц. Его соратники по «Набату» находились на свободе. По версии Петелиной дружки Резака могли убить студента Миронова, как опасного свидетеля бойни на стройке.
Увидев привлекательную женщину в форме, Белькевич приободрился:
– У меня новый следователь? Наконец-то!
– А чем прежний плох? Возможно, я еще хуже, – решила подыграть Петелина.
– Ха! Женщины слушают, а не диктуют условия. Надеюсь, меня, наконец, выслушают и поймут.
Желание выговориться надо поощрять, решила следователь и задала общий вопрос:
– Гражданин Белькевич, как, по-вашему, за что вы арестованы?
– За стремление сделать Родину чище и лучше. Мы боремся за чистоту расы, чтобы на наших улицах были славянские лица и православные храмы.
– Какие методы борьбы вы используете?
– Болтовня и митинги не помогают, власть нас не слушает. Сами видите, на наших улицах всё больше чужаков. Поэтому мы вынуждены прибегать к радикальным мерам. Запугать и выгнать мигрантов – вот наша задача.
– Мигранты понятие широкое. Кого именно надо выгнать?
– Всех без разбора: таджиков, узбеков, киргизов и кавказцев заодно! – запальчиво ответил Резак.
– Как вы определяете, кто неугодный мигрант, а кто наш родной россиянин?
– Ха! По морде, по языку. Меня тошнит, когда слышу на улице тарабарскую речь.
– А если они сопротивляются?
Белькевич посерьезнел:
– В этом-то и проблема. Пока враги разрозненны, с ними можно справиться. Но если они объединятся, нам будет туго. Надо гнать чурок пока не поздно!
Петелина не стала спорить. Она пыталась выглядеть понимающим собеседником, провоцируя Резака на откровенность. Следователь выложила перед Белькевичем снимки убитых в бытовке рабочих.
– Позавчера на стройке в Москве убили четырех граждан Таджикистана. Если рассматривать массовую резню как акцию устрашения, то это сильный ход. Это сделали ваши единомышленники?
Белькевич внимательно рассмотрел снимки и остался доволен:
– Мир не без добрых людей. Но мои парни из «Набата» так не поступают.
– Только что вы заявляли обратное.
– Вы не читали мой манифест, – насупился Резак.
– Много дел. Просветите, – попросила следователь.
– Мы не лезем на стройки и грязные производства. Пусть чурки там вкалывают. Но если они вышли в наш мир, на наши улицы, в наши кафе, клубы, подкатывают к нашим девушкам – тогда держитесь!
– Белькевич, вы четыре месяца в заключении. Кто-то из ваших соратников мог проявить инициативу, отступить от принципов.
– Да уж, слишком долго я здесь. Но ножи не наш метод, – покачал головой Белькевич. – Достаточно биты.
– А как же прозвище – Резак? Такое впечатление, что вы им гордитесь.
Радикал нехотя признался:
– Хотелось выглядеть крутым, а то в школе Семой звали. Мы подлавливали мигрантов на улицах, запугивали, избивали, снимали на видео. Я, по сути, видеоблогер, нужна была подпись под роликами. А Резак – звучит круто!
– Видеоблогер? – усомнилась майор юстиции. – Вы признались, где закопали тело дворника из Узбекистана. Там его и нашли.
– Ребята перестарались. Дворник дохляком оказался, помер. Пришлось спрятать тело. Но я заявляю, что пальцем его не трогал, просто снимал.
– Другие тоже пальцем не трогали – только дубинками и ногами. А вы руководили.
– Сдался вам этот дворник! – разозлился Резак. – Приехал в столицу на всё готовенькое. Гнать таких надо, пусть наши люди работают.
– Курьера и продавца вы тоже убили, чтобы освободить место для безработных соотечественников?
– А вам глаза не мозолят сотни курьеров-азиатов? Шныряют туда-сюда, на наших девушек пялятся, шлюхами их считают. Может, они наркоту развозят.
– Мотив понятен – ненависть по национальному признаку, – спокойно констатировала Петелина. – Значит, вы не отрицаете убийства мигрантов из Средней Азии?
– Нет, я ни при чем! – спохватился Белькевич.
– В уголовном деле есть ваше признание.
Резак провел ладонью по железному столу, посмотрел на серые бетонные стены, окно с решеткой и с горечью в голосе произнес:
– Это тюрьма, тут свои законы.
Он подался вперед к Петелиной. В глазах появилась мольба и надежда. Резак сменил бахвальство на откровенность:
– Вам честно скажу, прежний следак уговорил признаться. Типа, ты хотел быть крутым? Станешь! Хочешь уважухи? Получишь! Мокруху повесим на подельников, а слава тебе. Так и получилось. О Резаке стали писать журналисты. У меня авторитет в камере и от администрации поблажки.
Петелина не оправдала надежды подследственного. Она ответила жестко:
– Курьеру Азису Тахирову ножом перерезали горло. Выходит, не только дубинки шли в ход. Резня для Резака не в новинку.
– Да не я это! Сказал же, признался ради авторитета. На суде буду отрицать.
– У следствия есть доказательства. Вы убежали с места убийства с подельниками. Вас зафиксировала видеокамера неподалеку. В урне нашли куртку с пятнами крови убитого курьера. А когда вас арестовали, было установлено, что куртка принадлежит вам.
– Всё не так!
– А как?
Белькевич заерзал на стуле и опустил взгляд:
– Мы били курьера втроем. Он отбивался, огрызался на своем языке, короче, оказался сильным, сука. Вырвался и хотел убежать. Но… – Резак судорожно потер горло, словно ему было трудно говорить.
– Что произошло дальше? – прервала молчание следователь.
Резак говорил и показывал жестами:
– Кто-то прошел мимо, припал к нему сзади, взмахнул рукой и кинул на меня. Я оттолкнул. Смотрю, курьер лежит без движения. Наклонился – из перерезанного горла кровь толчками.
– Вы думаете, судья поверит в эту сказочку?
– Так и было! Мы побежали, а тот с ножом ушел не спеша, как-то странно ушел.
– Что значит странно? – по инерции задала вопрос Петелина, хотя не верила Белькевичу.
– Хромал черт. И откуда он взялся на мою голову. Мне куртку пришлось выбросить.
Услышанное заставило следователя задуматься. Когда врут, не сообщают характерных примет, по которым можно отсеять подозреваемых.
– Что еще можете сказать о хромом?
– Лица не разглядел. А по фигуре – среднего роста, среднего телосложения. Блин, я был в шоке!
– Возможно, ваши подельники запомнили его лучше. Кто был с вами?
– Я не стукач, – заявил Белькевич и выпятил грудь.
Петелиной на телефон пришло сообщение от Астаховской. «Лена, ты была права, просматривается серия. Сегодня поговорим или мне завтра зайти?»
Речь шла про серийные убийства. Такую информацию лучше обсудить сразу и не по телефону. Астаховская теперь жила вместе с Лопахиным. К патологоанатому у следователя тоже были вопросы, и она написала в ответ: «я скоро заеду к вам».
Петелина засобиралась и вызвала конвоира.
Резак возмутился:
– Вы куда? Зачем приходили? Я думал, вы мне поможете. Вы же женщина! Мы не трогали женщин. Мы только одного закопали, а на меня уже троих повесили. И еще могут. Я не хочу в камеру!
– Белькевич, я не ваш следователь. Я веду другое дело.
– Ах ты сука!
Резак вскочил, громыхнув наручниками. Его урезонил вбежавший конвоир.
По пути к дому Астаховской Петелина позвонила свидетельнице Марине Локтевой. Хотя она оставила девушке визитку, но надежды на ее звонок было мало. По опыту следователь знала, свидетели, пережившие шок, часто вспоминают подробности происшествий, но не горят желанием связываться с полицией.
Так и оказалось. Девушка уже спокойно говорила об убийстве студента, а на вопрос о подозреваемом сообщила:
– Я вспомнила, почему назвала его инвалидом.
– Почему?
– Он хромал.
– На прохожего налетел студент на самокате? – уточнила Петелина.
Снующие по тротуарам электросамокаты раздражали многих, и вспышка ярости после столкновения могла стать мотивом убийства.
– Я не слышала крика или ругани, – уверенно ответила Марина. – Тогда бы я подняла взгляд раньше и отскочила от упавшего самоката.
Петелина согласилась с доводом девушки и задала новый вопрос:
– Марина, вы заметили нож в руке этого человека?
– Я не видела его рук. Только спину. Он ушел, хромая.
– То есть, человек, который хромал, даже не обернулся на ваш крик и не посмотрел на упавшего студента.
– Кажется, так.
Последовали обычные вопросы. В чем он был одет? Какого роста? Цвет волос? Ответы Марины были малоинформативными. Среднего роста, не худой – не толстый, одежда какая-то невзрачная темных тонов, а на голове капюшон. В одном девушка была уверена на сто процентов – человек, удалявшийся от убитого студента, хромал.
На хромого убийцу указал и Белькевич. Но тот случай с убийством курьера таджика произошел год назад. И даже если человек хромал тогда, это не означает, что он хромает до сих пор. Хотя способ убийства и типаж подозреваемого совпадают, выводы делать рано. Сколько таких средних по росту и телосложению. А главное – выбор жертв совершенно разный.
С этими мыслями Елена Петелина пришла на квартиру Астаховской.
Людмила Владимировна встретила гостью немного смущенно. На ее лбу и уголках губ были наклеены полоски пластыря телесного цвета.
– Фейс-фитнесом только что занималась, – объяснила Астаховская и перешла на шепот: – Такова наша женская доля, в тонусе надо держать не только ягодицы, но и мышцы лица.
Елена недоуменно наморщила лоб. Старшая подруга тут же ей указала:
– Вот с этим я и борюсь. Ты морщишь лоб, когда думаешь, а тейпы помогают избавиться от вредной привычки. Разглаживаешь лоб, наклеиваешь и привыкаешь не морщиться понапрасну.
– Так просто?
– Что ты! Приходится постоянно работать с мышцами лица. Язык к нёбу – подтягиваешь подбородок. Лоб в окно – против вертикальных морщин. Лошадь – упражнение для губ.
– Лоб в окно? – удивилась Елена и постаралась не морщить лоб.
– Такое название. Потом объясню. – Людмила Владимировна громко позвала мужа: – Ваня, у нас гостья. Через пятнадцать минут время раздачи вечерних калорий закончится.
Елена впервые была у старшей подруги после того, как Астаховская объединилась в семью с Лопахиным. По работе бывший следователь и судмедэксперт были знакомы много лет, поэтому быстро притерлись друг к другу, зарегистрировали брак и, кажется, были счастливы.
– Идем на кухню, Лена. Поделюсь своим ужином: салат из свежих овощей и ряженка.
– И всё?
– А как иначе сохранить фигуру. Тридцать лет один и тот же размер, – похвасталась шестидесятилетняя женщина.
Елена невольно оценила себя в зеркало, пройдя мимо шкафа-купе. После родов она вернула прежний вес и фигуру, но любое излишество по вечерам тут же прилипало к бокам.
Из комнаты появился Иван Иванович, всю жизнь работавший патологоанатомом. Он с хитринкой посетовал:
– Сейчас многие работают удаленно. Я бы тоже работу на дом взял, но Мила не в восторге от моих тишайших клиентов.
– Не порти аппетит дамам, хирург без обезболки. Для тебя приготовлена куриная грудка. Мужчина все-таки.
– Только ряженку не предлагай. Раз у нас гость, откроем вино, – бодрился Иван Иванович.
– Вино у нас по субботам. А Лена за рулем. Ведь так? – Людмила Владимировна многозначительно посмотрела на подругу.
У Астаховской порядок в семье, как в архиве, поняла Петелина. Семейный быт разложен по полочкам и подчинен строгим правилам.
– Мне чай, – ответила она.
– Стать фуа-гра моей печени не грозит, – посетовал Лопахин, намекая на печень перекормленных французских гусей.
– Лучше скальпель в руке, чем в животе, – парировала Астаховская и пресекла дальнейшие шуточки: – Лена пришла к нам по делу, а не на батл престарелых юмористов.
– У вас мило, – только и оставалось сказать Петелиной.
За чаем Астаховская разложила на столе листки с записями и поделилась выводами:
– Я проанализировала убийства мигрантов из Средней Азии и выделила те случаи, которые совпадают со способом убийства на стройке.
– Там было два типа удара: боковой режущий по шее и удар под ребра в печень, – напомнила Петелина.
– Шансов выжить никаких, – профессионально подметил Лопахин.
Астаховская кивнула и продолжила:
– Из сорока жертв, убитых холодным оружием, двадцать два человека зарезаны именно этими двумя способами. Одиннадцать ударом в шею, одиннадцать под ребра в печень.
– Это могли быть два разных убийцы, – предположил Лопахин.
– Вряд ли. В четырех эпизодах погибли сразу двое, одного убили одним способом, другого – другим.
– Пятьдесят на пятьдесят, как на стройке.
– И это еще не все совпадения. Убитые в печень были с порезанными лицами.
– Отвлекающий удар, – прокомментировал Лопахин. – Жертва хватается за лицо, и живот беззащитен.
– Более двадцати однотипных убийств, и никто не связал их в серию? – ужаснулась Петелина.
– Большинство раскрыты. В каждом эпизоде отдельный убийца. Железный Феликс постарался.
– Дорецкий и по массовому убийству в «Венском квартале» уже отчитался. Двоих подозреваемых задержал.
– А ты сомневаешься в их виновности?
– Теперь еще больше. Курьер Азис Тахиров в вашем списке есть? – спросила следователь.
Астаховская посмотрела записи и подтвердила:
– Да. Убит режущим ударом в шею.
– Сегодня в СИЗО я говорила с Семеном Белькевичем, известным среди журналистов по кличке Резак. Железный Феликс приписывает это убийство ему. Исходя из косвенных улик я бы тоже так поступила. Но Резак описал настоящего убийцу. Тот прихрамывал.
– И что это значит?
– Хромоту подозрительного прохожего припомнила свидетельница убийства студента Миронова.
– Убийство студента не укладывается в серию убийств мигрантов, – возразила Астаховская.
– Дело в том, что Миронов был на строке «Венского квартала» и мог видеть убийцу.
– И тот убрал свидетеля?
– Пока это только моя версия, – призналась Петелина.
– Тогда Дорецкий задержал не тех. Хотя у него улики.
Елена молча пожала плечами.
– Губы не выпячивай, – поправила ее мимику Астаховская, придвинула листы и спросила: – Что будешь делать с этим, подруга?
Петелина профессиональным взглядом просмотрела выдержки из уголовных дел и спросила:
– Ограбления в серии убийств просматриваются?
– Нет. Телефоны, карманные деньги убийца не трогал.
О проекте
О подписке