5

Раскачиваясь и переваливаясь с колеса на колесо, «скорая помощь» преодолела проселочные рытвины и выскочила на шоссе.

– У нее нет пульса. Сделайте что-нибудь! – потребовал Антон, видя безжизненное матово-бледное лицо Людмилы.

Врач с сочувствием посмотрел на него, тяжело вздохнул и решился.

– Дефибриллятор! – Плоские электроды с толстыми проводами прижались к грудной клетке девушки. Врач оскалился и кивнул фельдшеру: – Давай!

Щелкнул тумблер, тело девушки дернулось под электрическим разрядом.

– Еще раз! – Последовал новый удар током. Неприятно запахло чем-то жженым. – Еще!

После очередного треска врач присмотрелся к пациентке, снял электроды и равнодушно констатировал:

– Сердце пошло, дыхание поддерживаем.

Антон устало прикрыл глаза и с облегчением протер мокрое лицо. «Мы спасли Люду». Он вынул телефон из джинсов, собираясь позвонить Борису, но натолкнулся на безрадостный оценивающий взгляд врача.

– Что такое? Почему вы так смотрите?

– Вы ее муж?

– Нет. Друг. Коллега.

– Вас зовут…

– Антон.

– Видите ли, Антон. Сердце мы запустили, но девушка без сознания. И все признаки указывают на то… – Врач опустил голову и заботливо подтянул простынь, прикрывая обнаженное тело Людмилы. – Красивая.

– Договаривайте, – ожесточился Шувалов, уже догадываясь, куда клонит осторожный доктор.

– Сколько минут прошло, прежде чем вы ее достали из реки? Минут пять, не меньше. И мы приехали спустя четверть часа. Конечно, вы делали всё, что могли, но… Ее мозг был лишен кислорода достаточно продолжительное время. А это означает, что в нем произошли необратимые последствия.

– Вы считаете, что ее мозг умер?

– К большому сожалению, Антон.

– Нет.

– Достаточно четырех минут без кислорода. То, что мы сейчас наблюдаем: сердце, легкие – это имитация жизни. Главное в организме – мозг! Пока жив мозг – жив и человек. Иначе…

– Я прекрасно знаю это и без вас! – жестко отрезал Шувалов. Он всё понимал, но не мог смириться с очевидным. – Она будет жить? Вы ее спасете?!

Врач не отвечал. Хуже того, он перестал что-либо делать и старательно отводил взгляд.

Спор с доктором вернул Шувалова из хаоса трагического происшествия на профессиональную стезю. Все наши чувства, мысли, ощущения, желания и движения связаны с работой мозга. Если он не функционирует, человек переходит в вегетативное состояние или умирает. Хотя мозг составляет лишь 2,5 % веса тела, к нему постоянно, днем и ночью, поступает 20 % циркулирующей в организме крови и соответственно кислорода. Без кислорода мозг гибнет. Защитный механизм крайне невелик.

Шувалов восемь лет занимался нейронаукой и сейчас отчетливо представлял все процессы, происходящие в подкорке и коре головного мозга девушки. Он знал о них больше любого самого продвинутого врача «скорой помощи». Более того, он знал о мозге человека то, что пока было недоступно никому в мире. И эти знания, не смотря на их трагичность, вселяли надежду.

Врач тайком следил за сопровождающим. Он привык к неадекватной реакции родственников пострадавших. Но на этот раз ни уныния, ни истерики не последовало. В глазах пассажира блестела стальная решимость.

Шувалов вытащил телефон и вызвал своего сотрудника, нейропрограммиста Сергея Задорина.

– Сергей, ты мне нужен. Срочно бросай всё и приезжай в лабораторию! Никаких возражений! Срочно! – Чувствуя недоумение друга, он тихо добавил: – С Людой Вербицкой беда. Я прошу тебя, приезжай. И позвони Елене Марковне. Она нам тоже понадобится.

Шувалов повернулся к врачу и потребовал:

– Сообщите водителю, мы едем в Институт нейронауки.

– Какой институт? Я везу ее в больницу.

Антон схватил врача за грудки и зашипел ему в лицо:

– Для тебя она уже не пациент, а тело. И везешь ты ее не больницу, а в морг. А я хочу Люду спасти!

– Уже поздно.

– Замолчи! Я не отступлюсь, даже если мне потребуется выкинуть всех из машины к чертовой матери! Ты меня понял, Парацельс?

– Я буду жаловаться.

– Мне плевать! Мы едем в Институт нейронауки!

Помимо гнева врач увидел в сузившихся карих глазах спутника непреклонную волю и особый вид отваги. «Этот человек добьется своего», – подумал врач и жестом остановил подавшегося на помощь фельдшера.

– Мы отвезем вас в институт. Только хочу заметить, я гораздо ближе к Парацельсу, чем вы к богу.

6

Губы Хисато Сатори изогнулись в хитрой улыбке, в глазах искрилось торжество. Он привык к непонимающим взглядам тех, кто первый раз видит его бесценный груз, но русские отреагировали еще эмоциональнее. Швейцар замычал и попятился, отгоняя дрожащими руками невидимый злой дух. Профессор сощурился, словно не веря, что перед ним человеческая рука, и брезгливо вывернул толстые губы.

– Что вы привезли? – ужаснулся Леонтьев.

Хисато понял, что пора приступать ко второй части представления.

– Потрогайте. – Японец коснулся руки в футляре и любовно погладил ее. – Как настоясая.

– Как настоящая, – эхом отозвался профессор и встрепенулся: – Что вы имеете в виду?

– Это рука-робот. Чудо японской техники.

– Ах, это всего лишь…

– Точная копия руки господина Танака.

– Кто такой господин Танака?

– Кейджи Танака вице-президент нашей корпорации. Его вертолет упал в горах, и господин Танака потерял обе руки. Но господин Танака отень сильный селовек. Он не хотеть быть инвалид. Наши ученые изготовили два рука-робот: правая и левая. Я привез правая. Мы подсоединяли руку к больсому компьютеру. Она работать хоросо. Рука двигаться и дазе чувствовать: горячо – холодно, остро – гладко. Тут сенсоры. Все сигналы идут на компьютер.

– Это замечательно. Мы знаем, японские инженеры – лучшие специалисты в робототехнике. – Леонтьев боязливо прикоснулся к искусственной коже протеза. – Но зачем вы привезли ее в Россию?

– Рука-робот и компьютер – это хоросо, это мы умеем. Но надо соединить руку с человеком. С господином Танака. Надо обеспечить управление руки с помощью мысли!

– Вы хотите подключить искусственную руку к нейронам мозга, ответственным за двигательные функции? – удивился Леонтьев.

– Да, именно так. Мы хотим сделать самый лучший нейропротез в мире. Рука должна не только двигаться, но и понимать: горячо – холодно, и всё остальное. Господин Танака хочет иметь руки, как настоясие, и даже лучсе. Эту руку нельзя порезать или обжечь, ее пальцы крепче, чем васи. А если она сломается, ее можно заменить.

– Создать полноценный действующий нейропротез человеческой руки, управляемый мозгом. – Леонтьев говорил медленно, осмысливая каждое произнесенное слово: – Но это невозможно!

– Почему невозмозно? Ученый так не должен говорить.

– Это дело будущего.

– Сегодня у нас настоясее, а завтра – будусее, – лукаво прищурился Хисато Сатори и закрыл футляр. – Мне надо встретиться с доктором Шуваловым. Метод, который он докладывать весной на конференции, снимает все барьеры для создания нейропротезов. Как это говорят, доктор Шувалов совершил прорыв в науке.

«Вот именно, прорыв, – подумал Леонтьев. – Где прорыв, там обрыв или разрыв. Шувалова вечно посещают озарения, которые еще доказывать и доказывать».

– Мне все-таки кажется, что вы поспешили с поездкой, господин Сатори. Можно было обсудить проблему по телефону, Интернету…

– Пока вы не видеть эта рука, вы не понимать всей серьезности наших планов. Когда доктор Шувалов ее только потрогать…

Леонтьев резко прервал собеседника:

– Мой институт, – он выделил ударением оба слова и продолжил обычным голосом: – сотрудником которого является, в частности, Шувалов, ведет работы по созданию нейропротезов. Мы даже делаем опыты на крысах. Некоторые из них успешные. Но, согласитесь, крыса и господин Танака, это совершенно разные организмы.

– О, Кейджи Танака увазать крыс. Это очень умные зивотные, – одобрительно зацокал японец.

– Я говорю об опытах. Это всего лишь лабораторные эксперименты. Мы не ведем лечебную практику такого уровня. У нас даже нет микрочипов, которые можно было бы вживить в мозг человека!

– Об этом не беспокойтесь. Япония маленькая страна, где любят делать всё отень маленькое. Доктор Шувалов сказать, что надо, а мы делать. Господин Танака не позалеет любых денег. Вы меня понимаете?

При упоминании денег, Леонтьев задумался. Дополнительное финансирование не повредило бы его институту.

– Я визу, мы хоросо понимать друг друга, – одобрительно закивал Сатори. – А теперь помогите мне найти возаимопонимание с этими господинами.

Японец указал на двух суровых охранников, вырвавшихся из зеркальных дверей отеля. Им что-то очень эмоционально объяснял перепуганный швейцар, тыча пальцем в сторону автомобиля.

7

From: hands1980@gmail.com

To: brain1975@gmail.com

Я в Москве. Пытаюсь выйти на Шувалова. Будем действовать совместно, как и договаривались. Жестко и мягко! Метод кнута и пряника еще никто не отменял. В данном случае он самый эффективный. Или тебе ближе понятия плохой и хороший полицейский?

From: brain1975@gmail.com

To: hands1980@gmail.com

Не хочу и думать о полиции. Ты – руки, я – мозг! Мозг может действовать на расстоянии, а руки должны быть рядом с жертвой. Нам срочно нужна голова Шувалова! Для этого сойдут любые методы. Любые! Не останавливайся ни перед чем. Главное – результат!

– О нас вытерли ноги, и мы вот так просто умоемся? – спросил угрюмый фельдшер.

Врач тупо смотрел в пустой салон «скорой помощи». Взбунтовавшийся пассажир только что увез утопленницу на каталке. Врач перебрал в голове всю последовательность своих действий и убедился, что его не в чем упрекнуть.

– Мы действовали правильно, – вслух повторил он главный вывод. – А с этим полоумным претендентом на божественный престол пусть разбираются другие.

Он набрал экстренный номер милиции, торопливо соображая, как назвать похищенный из машины объект: телом или все-таки пациенткой?

8

Каталка с молодой женщиной быстро двигалась по гулкому коридору Института нейронауки. Простынь сбилась. Перед глазами Антона Шувалова, толкавшего тележку, подрагивали красивые ноги, живот, грудь, вздернутый носик и подсохшие белые кудри Людмилы Вербицкой. Но он мысленно видел то, что человеческий организм скрывает и оберегает наиболее тщательно. Он «видел» ее мозг. Сейчас миллиарды нейронов уснули, застыли многочисленные связи между ними, и ни один нервный импульс не рождался в умирающем органе. Еще живой человек лишился своего главного центра управления и превратился в никчемное неподвижное тело с бьющимся впустую сердцем.

Шувалов отказывался в это верить. Недавно он понял, как оживить мозг на стадии глубокой комы. Но это была всего лишь идея, требовавшая глубокой проработки. Однако сейчас время шло на секунды.

У двери с табличкой «Лаборатория № 7» Шувалова поджидал озабоченный молодой мужчина с черной бородкой и с крупными очками на широком носу. Увидев своего лучшего нейропрограммиста Сергея Задорина, Антон без предисловий приказал:

– Открывай дверь.

Каталка въехала в лабораторию, протиснулась между столами, заставленными сложными приборами и компьютерами, и Шувалов втолкнул ее в отдельное помещение за стеклянной перегородкой. Чистый бокс одновременно напоминал операционную и отдел по производству сверхточных устройств. Здесь проводились эксперименты, требовавшие стерильности, и операции над животными.

Задорин в тревожном недоумении разглядывал лежащую без движения девушку.

– Людмила…

– Она утонула. Я ее достал, но не сразу. Сердце и легкие удалось запустить, – коротко рассказывал Антон. – Вот только мозг…

– Что мозг?

– Он пока не работает. Дай ножницы. – Шувалов хирургическими ножницами начал срезать волосы на макушке молодой женщины. – Мы обязаны ее оживить.

– Но если мозг умер…

– Не произноси это слово! Смерть мозга – это процесс, а не миг – до и после! Я же объяснял тебе!

– Теория – это одно…

– Где Репина? – оборвал ненужный спор Шувалов.

– Она скоро будет.

– Я уже здесь! – послышался женский голос.

В лабораторию влетела нейрохирург Елена Марковна Репина. Она была на несколько лет старше Шувалова, но благодаря стройной фигуре и молодежному стилю в одежде, давно разведенная женщина выглядела не хуже многих аспиранток. Только манера говорить: уверенно, емко, а порой грубо и цинично, выдавала в ней опытную женщину. Скинув на ходу плащ и облачившись в салатовый халат, она вошла в застекленный бокс.

– Для чего вызвал, Антон?

– Вот. Надо спасать Люду. – Шувалов, не теряя времени, настраивал приборы. – Она была под водой больше пяти минут.

Нейрохирург ощупала лежащую женщину, раздвинула ей зрачки и направила под веки яркий свет лампы.

– По-моему, мы опоздали. Почему ты сразу не отвез ее в клинику?!

– Бесполезно. Врач «скорой» констатировал смерть мозга.

– И что ты намерен делать?

– Я же сказал, спасать!

– Но это… – Елена Репина расширенными глазами изучала Шувалова. Она собиралась воскликнуть: «безумие», но, видя сосредоточенные приготовления заведующего лабораторией, попыталась мягко объяснить: – Антон, это утопия. Ее спасти невозможно.

Шувалов порывисто обернулся к Репиной.

– Я хочу, чтобы Люда жила. Хочу! И я знаю, что для этого надо делать.

Репина перевела недоуменный взгляд на Сергея Задорина. Тот нехотя уточнил:

– Антон Викторович выдвинул идею, что мозг, как двигатель можно включить и подзарядить. Он вычислил особу зону нейронов. Теоретически.

– И рассчитал силу и частоту электромагнитного воздействия, – добавил Антон.

– Тоже теоретически?

– Да! Разве этого мало? Чтобы вычислить высоту горы не обязательно на нее подниматься! Вес Луны мы знаем без взвешивания на весах!

– Антон, успокойся. Я должна знать, чем буду заниматься.

– Я считаю, что у мозга есть своеобразный стартер. И сейчас я запущу его! Ты поможешь мне вскрыть череп. Бери фрезу и делай отверстие. Вот здесь.

– Но это опасная операция. Необходимо получить согласие родственников.

– Для кого опасная? Для трупа? Ты только что заявила, что Люда мертва. – Шувалов наклонился к монитору компьютера, где появилось изображение мозга в трех сечениях, и обратился к Задорину: – Сергей, надо погрузить электрод в эту точку. Готовь приборы.

– Требуется рассчитать координаты.

– Так что же ты стоишь?

– Но, Антон Викторович…

– На всё про всё – три минуты! Лена, начинай. Дорога каждая секунда.

– Под твою ответственность, Антон.

– Разумеется. Вас здесь вообще не было. Я всё делал сам. Приступай.

Тонкие перчатки, чмокнув, облепили женские пальцы. Репина надела маску и большие пластиковые очки. Зажужжала электрическая фреза. Вскоре к механическому зуду добавилось тонкое пищание распиливаемой кости черепа.

– Отверстие готово, – отрапортовала Елена.

– Сергей, установи приборы.

Задорин закрепил на голове Людмилы стереотаксическое оборудование, состоящее из стальных колец и дуг. Над центром отверстия возвышался тончайший золотой электрод, от него тянулись провода к сложному прибору с двумя экранами и несколькими циферблатами.

– Покажи расчет, – потребовал Шувалов у Сергея.

Тот ткнул в экран ноутбука.

– Без всесторонней компьютерной томографии я не гарантирую точность.

Антон сосредоточенно смотрел на цифры. Над его переносицей прорезалась двойная вертикальная морщина. Он размял пальцы и тихо произнес:

– Теперь я сам.