10
Первый день, Калининград, 14-40

Андреас Станкевичус неплохо знал Калининград. В бытность сотрудником КГБ он приезжал сюда в командировки из Вильнюса, а бывшее советское прошлое позволяло ему хорошо ориентироваться как в хитросплетениях человеческих отношений, так и в подспудных слоях современной российской действительности. Ведь принципиальных изменений в России не произошло. Изменился масштаб. Мелкие прыщики на однородном теле общества взметнулись в горные пики, а малозаметные ямки разверзли пасть бездонных ущелий. Богатые стали богаче, преступники – наглее, чиновники – беспринципнее, артисты – развязнее, а порядочные менты сохранились только в кино, да и то не во всяком сериале.

В карманах Станкевичуса имелось два фальшивых удостоверения на прежнее привычное имя Андрея Станкевича. В одном он значился полковником российской полиции, в другом – подполковником ФСБ. И возрасту соответствует, немного за пятьдесят, и достаточно скромно по нынешним временам. Судя по теленовостям, в России каждую неделю задерживают то псевдогенерала, то лжесенатора. И каждый самозванец хотел что-то урвать или кого-то облапошить. Видимо, для настоящих обладателей таких удостоверений подобные занятия – дело обыденное. Поэтому они и охраняли свои кланы от проходимцев-конкурентов. Станкевич разоблачения не опасался. Его задача была скромнее – добыть информацию.

Агента заокеанской разведки под кодовым именем Чайка интересовали события семилетней давности, произошедшие в номере 308 отеля «Дона». Чем не повод поселиться в нем? Естественно, расспрашивать владельцев или руководство отеля он не собирался. Темная история касалась ФСБ, а эти ребята наверняка имеют свои «глаза» и «уши» среди персонала. Кто-нибудь да капнет. Но всякий отель живет не только официальной жизнью. Какая только шушера вокруг не вертится. Да и среди работяг всегда найдутся обиженные. А кто больше всех знает о постояльцах? Конечно же, горничные. С поиска уволенной горничной и начал свое расследование опытный агент.

Он попросил заменить полотенца. Явившаяся в номер грудастая тетка оказалась словоохотливой. Щедрые чаевые – и через пять минут Станкевич знал, что его путь лежит на городской рынок.

К рыбным рядам Станкевича вывел чуткий нос. Здесь он не удержался и купил копченого угря метровой длины. Литва по указке ЕС ввела ограничения на лов редкой рыбы, а в России запрещенные списки – дополнительный стимул для рыбаков. И ловят, и торгуют, а заворачивая, с особой гордостью объяснят, что это редкая исчезающая порода.

Уже с покупкой Станкевич заприметил пожилую уборщицу и подошел к ней.

– Где найти Соньку Воробьеву?

– Соньку? – уборщица пытливо разглядывала незнакомца.

Можно было сунуть тетке полтинник, но Станкевич и так потратился на дорогую рыбу, поэтому грубо щелкнул милицейской корочкой перед носом уборщицы.

– Где Воробьева?

Уборщица указала на подсобку и забубнила что-то неласковое в адрес ленивой напарницы. Станкевич открыл указанную дверь. Замотанного в бумагу угря он держал наперевес, как бейсбольную биту. В подсобке дородный грузчик тискал подвыпившую бабенку. Он уже опрокинул ее животом на ящики и активно щерудил руками ниже талии. Однако процесс еще не зашел до стадии вагончика и толкача-паровоза.

– Софья Воробьева? – гаркнул Станкевич. – Вы арестованы за кражу личного имущества.

Баба замерла, мужик скосил мутный взор, переваривая услышанное. Станкевич повторил трюк с милицейским удостоверением. Он умел тремя пальцами открывать и лихо хлопать корочками.

– Хотите быть свидетелем? – миролюбиво поинтересовался он у кавалера, застегивающего ширинку. Агенту приходилось одновременно играть роль плохого и хорошего полицейского. Мужик затряс головой. – Тогда покиньте помещение.

Оставшись вдвоем, Станкевич позволил женщине оправиться и заявил:

– Я расследую кражи в отеле «Дона». Есть сведения, что ты…

– Но я уже давно там не работаю, – спохватилась бывшая горничная Сонька.

– Я знаю. Тебя как раз и уволили за кражи. А срок давности еще не вышел.

Сонька молчала. Агент продолжил давление.

– Семь лет назад у одного постояльца украли особо ценное ювелирное украшение. Ты хочешь чистосердечно признаться?

– Я? Нет. Я не брала!

– А свидетели указывают на тебя, Воробьева.

– Кто? Директриса?

– В том числе.

– Да я… Я никогда… Только если деньги открыто лежат. Ну, вы знаете, чаевые.

– Хороши чаевые. Тиснула драгоценное колье и дурочку корчишь.

– Не видела я никакого колье.

– А постояльца потом убили. Это совсем другая статья. – Станкевич грозно навис над растерянной женщиной и резко повысил голос. – Кому ты дала наводку?

– Я ни при чем. Я не занимаюсь такими делами.

– Тогда кто? Кто с ним общался? Ты убирала в 308-м?

– Да.

– Кто к нему приходил?

– Я не знаю.

– А если вспомнить? Может, в следственном изоляторе к тебе память вернется? Если ты по-хорошему не понимаешь, я устрою встряску.

– Проститутка у него ночевала. Ее и трясите, – захныкала перепуганная женщина.

«Уже интереснее, – решил Станкевич. – Можно и ослабить напор».

– Ты ее видела?

– А то. Я уже половину этажа убрала, когда она из номера выходила. Шалава пышноволосая. Она и в другой гостинице работала, где я убиралась.

– Как ее зовут?

– А черт ее знает. Они все там Линды и Анжелы. Нам от них не перепадало. У портье спросите.

– Опиши ее.

– Волосы светлые. Пупок голый. Фигура не очень, бревно. А, вспомнила! Ее Евой кличут. Шевелюра у нее видная, а остальное – так себе.

– Ева, говоришь. Это ее настоящее имя?

– Я в паспорт не заглядывала.

– Ну, ладно, Софья Воробьева. Вернемся к погибшему. Ты видела его тело? Где были раны?

Уборщица шмыгнула носом, вытерла руку о платье.

– Кто ж мне покажет. Это ночью случилось, а я с утра работаю. Начальство велело молчать, чтобы не отпугнуть постояльцев. Нас, горничных, только через неделю в тот номер пустили. Там и убирать было нечего. Все вещи умыкнули, даже матрас с кровати.

– Значит, как выносили тело, ты не видела?

– Не-а. По правде сказать, я наших спрашивала, никто не видел. Там серьезные люди работали. Все в штатском, лица каменные, ментов на порог не пускали. – Воробьева прищурилась. – Э, а вы из каких будете?

– Откуда надо. – Станкевич решил свернуть разговор. Припугнул тайной следствия, пригрозил арестом за дачу ложных показаний и удалился. На первый раз он почерпнул достаточно информации.

11
Первый день, Калининград, 14-55

– Теперь твоя очередь вспоминать, – вывел меня из оцепенения Коршунов. – Ты же наблюдала за Назаровым третьего июля.

– Да-да. – Я не стала делиться неясной ускользающей догадкой.

– Так рассказывай.

– Я устроилась в номере, получила твое задание по электронке и взяла напрокат автомобиль. Мне помогли служащие отеля. Это был старенький «Опель» с затемненными стеклами. Поначалу я расстроилась, а потом поняла, что ничем не выделяюсь на улицах. Калининград – это кладбище немецкого автопрома.

– Скорее дом престарелых, с палатами интенсивной терапии в виде автосервисов. Но для конспирации – то, что надо.

– Я косила под отдыхающую. Поэтому напялила летнюю шляпу с опущенными полями, пестренький костюмчик, лицо прикрыла огромными темными очками, на плечо повесила сумочку, к сожалению, без ствола, и направилась к отелю «Дона». Карту города и области я изучила еще в самолете. Гостиницу нашла сразу. Осмотрелась, прикинула точки обстрела. Выбор был невелик. Чтобы мое поведение выглядело естественно, я зашла в ресторан при отеле, «Дольче вита», и решила пообедать.

– Вот! А мне запрещаешь обедать после самолета. Где справедливость?

– Я действовала по интуиции, и она меня не подвела. В ресторане я засекла Назарова…

– Ну, – поторопил Коршунов.

– Первый контакт с клиентом всегда волнующ. Присматриваешься, оцениваешь. Кто он, как себя поведет, чего ожидать? И самое неприятное… Смотришь на человека и знаешь: скоро он умрет.

– Давай без сантиментов. Как он тебе?

– Назаров выглядел уверенным в себе мужиком, но осторожным. Сидел спиной к стене, лицом к залу. Головой не вертел, но глазки то и дело сканировали пространство. Я поняла, что с ним будет непросто. Не бизнесмен и не бандит, и на чиновника не тянет.

– Это почему же?

– У тех всегда чванливость на морде при общении с обслугой. А этот на задницу официантки не пялился, смотрел в лицо и на движение рук. Он заканчивал обед, поэтому я заказала только салат и сок. Для подкрепления имиджа культурной дамочки – самое то. Как видишь, я не набивала брюхо.

– Ценю твою солидарность.

– Назаров вызвал такси по телефону. Хорошо, что я позаботилась о машине. В общем, я направилась за ним. Как оказалось, Назаров ехал в Светлогорск. Там он отпустил такси и потопал в Центральный военный санаторий. Я узнала это по табличке.

– В этом санатории Назаров отдыхал за шестнадцать лет до этого.

– Он зашел в главный корпус, потолкался у стойки регистрации. О чем спрашивал, не знаю. Ему покачали головой. Потом он заинтересовался лечебными процедурами. Взял со стенда буклет и пошел к морю. На берегу есть лифт, который опускается прямо к пляжу. Он на нем и спустился.

– Мы в курсе, что он спрашивал о свободных номерах. Ему отказали. Но пляж – это темное пятно. Что он там делал?

– Пока он ехал в лифте, мне пришлось побегать. Я спустилась по петляющим дорожкам. В лифт пускают по билетам, едет он медленно. В общем, я успела.

– Назаров тебя не засек?

– Вряд ли. Была отличная погода, много отдыхающих, мне ничего не стоило держаться рядом, но не бросаться в глаза. К тому же запоминающуюся шляпу и жакет я оставила в машине. Вышла в легкомысленном топике.

– Что дальше? – не терпелось узнать Кириллу.

Я задумалась, сосредоточилась. Затвердевшая память, как ледяная глыба под солнцем, дарила отдельные сочные капли, которые никак не хотели слиться в полноценный ручей воспоминаний. Прекрасно помню свою шляпу, босоножки, сумочку. Когда торопливо сбегала к набережной, смотрела под ноги и поняла, что если я хочу казаться отдыхающей, необходимо сделать педикюр. А вот другие детали…

Я сделала резкое движение руками, словно сбрасывала с лица вуаль.

– Знаешь, я хоть и начинающий сыщик, но так расследование не проводят. Что мы здесь видим, кроме смятой кровати? – Мы оба посмотрели на бардак, который учинили в номере. – Поэтому нам и вспоминается та шальная ночь.

– А что ты предлагаешь?

– Надо ехать на место, чтобы освежить память.

– В Светлогорск? Прямо сейчас?

– Конечно! Вызывай такси, – скомандовала я.

12
Первый день, Светлогорск, 16-15

– Вот сюда заходил Назаров. – Я вертела головой в холле Центрального военного санатория. – Здесь все по-прежнему. Назаров подошел к стойке, а я остановилась у стенда «Наши лучшие врачи» и делала вид, что его разглядываю. Вот этот стенд. Да и фотографии, по-моему, те же. Теперь на пляж?

Кирилл кивнул. Мы спустились на Светлогорский променад – приподнятую над песчаным пляжем широкую пешеходную дорожку, тянущуюся вдоль моря. Свежий ветер играл оборкой легкого платья. Обычно я предпочитаю брюки, платье купила ради Коршунова. Впрочем, пусть и другие посмотрят на мои ножки, мне нечего стыдиться. Да и загар не помешает. А вот педикюр теперь точно придется сделать.

Кирилл держал меня под руку. С ним было спокойно. Я вертела головой, воскрешала забытые образы и легко вспоминала.

– Назаров спустился в лифте, прошелся по променаду и присел в летнем кафе. Вот в этом. Мне пришлось тоже пить пиво. Выбрала местное, оказалось неплохое.

– Может, и мне попробовать?

– Только целоваться после этого не лезь. Пиво мне нравится, а вот пивной запах изо рта…

– До вечера далеко, – хитро улыбнулся Кирилл. – Назаров с кем-нибудь разговаривал в кафе?

– Разве что с официанткой, замотанной девушкой. Он посидел минут двадцать, затем устроился на пляже. У него было и полотенце, и плавки, а у меня… Я не подготовилась к такому повороту событий. Что делать? Не торчать же часами в кафешке. Пришлось подняться на торговую улицу, пробежаться по магазинам и срочно купить купальник. Без примерки! Чувствовала себя отвратительно! Не покупка, а безобразие.

– Зачем так переживать?

– Был бы женщиной – понял. Для женщины после тридцати купальник важнее любой другой одежды. Все тебя видят, рассматривают, оценивают. Тут надо скрыть, это подчеркнуть, чтобы не жало и не болталось, а расцветка – отдельная тема. В общем – проблема. А я схватила первое попавшееся – и галопом. Ужас!

– Теперь понимаю.

– Отсутствовала я не меньше получаса, но Назаров никуда не делся. Я расположилась метрах в двадцати от него. Вот здесь, подальше от воды. Мой подопечный к этому времени флиртовал с какой-то дамой. Немолодой – и это меня удивило. Назаров – мужик в расцвете сил, подтянутый, с харизмой, а вокруг столько красоток. На пляже всегда женщин больше, чем мужчин.

– Наверное, желание раздеться и продемонстрировать свои прелести у вас в крови.

– Поговори у меня! Женщины о здоровье больше заботятся.

– Как выглядела та дама? О чем Назаров с ней говорил? – вернулся к главной теме Коршунов.

– Я не могла слышать их разговор, но поначалу он не был веселым. Это точно. Женщина выглядела расстроенной. Назаров активно пытался ее развеселить, даже затащил в воду. Она не оценила такой подход и вскоре ушла.

– Это была случайная встреча?

– Не думаю. Расстались они достаточно нежно. Прикосновение рук, теплый взгляд. Со случайной пассией, которая тебя отшила, так не прощаются.

– Он мог передать ей документы?

– О, господи! Не забывай, тогда я ничего не знала о ваших документах. Я наблюдала за клиентом, чтобы определить его маршруты, привычки и выбрать удобную точку для выстрела.

– И все-таки?

– По-моему, у него был пакет с полотенцем.

– Да в нем можно что угодно спрятать! Что это за дама? Ты можешь ее описать?

– Дама… На время выполнения задания у меня словно включается фотографическая память. Я запоминаю каждую деталь. Но потом лучше все забыть – иначе свихнешься. Я стираю воспоминания.

– Ну попробуй, Светлая.

– У нее была тяжелая грудь и закрытый купальник… Черный, по-моему… – Я задумалась, пытаясь припомнить что-нибудь еще, но вскоре бросила бесполезное занятие и возмутилась: – Коршунов, имей совесть, семь лет прошло!

– А еще говоришь – фотографическая память. Какого размера грудь? Покажи похожую.

Он небрежно скользнул взглядом по моему бюсту и стал высматривать женщин с формами. Ну, гад! У меня грудь маленькая, но не обвисшая. Не стыдно и топлес ходить. От досады я покрутила подбородком и ткнула его локтем в бок. Толчка оказалось мало, он продолжал пялиться на грудастых теток. Я развернулась, чтобы высказать все, что думаю о мужском хамстве, но неожиданно замерла. Мой взгляд смотрел поверх плеча Коршунова.

– Ты чего? – насторожился он.

От променада в море тянулся мостик, который называли Капитанским. На нем работал долговязый фотограф с обезьянкой. Он активно зазывал отдыхающих сделать незабываемое фото. Я вспомнила скрипучий голос, худую фигуру и торчащие из-под бейсболки неопрятные пряди волос. Семь лет назад, потягивая холодное пиво, я имела возможность разглядеть курортного фотографа, назойливо пристававшего к каждому зашедшему на Капитанский мостик. Но тогда он работал с пони.

– Ты хочешь найти ту бабу с большими сиськами? – спросила я Кирилла.

Мой голос был вызывающим. Мужу пришлось оправдываться.

– Возможно, она ключевое звено и выведет нас на документы.

– Тогда пойдем.

– Куда?

Я потянула Коршунова на Капитанский мостик к фотографу. Когда Кирилл догадался о конечной цели нашего маршрута, он зашипел:

– Я не хочу фотографироваться. Мы не должны светиться.

– Молчи. Говорить буду я.

Фотограф заметил потенциальных клиентов и радостно взмахнул загорелой рукой, будто выиграл в лотерею.

– О, молодые люди, у вас исключительный вкус, вы выбрали лучшее время для съемки! Сейчас у моря самый насыщенный цвет, а солнечные лучи дают такие блики, какие не сделаешь ни одним фотошопом. – Он уже держал меня за плечо и ласково заглядывал в глаза: – Экспозиция идеальная, ни убавить, ни прибавить. Становитесь сюда. Мартышку можете взять на руки, она ручная. Ее зовут Бомбини, ей четыре годика. Она не укусит.

– А где же пони? – я с трудом прервала словесную тираду фотографа.

– Пони?

– Я отдыхала тут раньше, и у вас был пони с доброй мордой. Дети любили на нем фотографироваться.

– Вы про Люсьена, – вспомнил фотограф. – Ничто не вечно в этом мире. Да и клиентам хочется разнообразия. Я беру животных напрокат, только на время сезона. Содержать животное целый год совершенно невыгодно. Вы фотографировались с Люсьеном?

– Семь лет назад. Это был замечательный кадр. Вы потрясающий мастер, я там так хорошо получилась.

– Вы не можете получиться плохо. Ваша фигура – совершенство.

Наверняка прожженный плут поет эту песню даже неудачникам шоу «Похудей на 50 килограммов», но все равно было приятно. Пусть Коршунов послушает. Я посмотрела на недовольную мартышку и скорчила такую же гримасу.

– Годы идут. Сейчас я совершенство, а тогда – идеал. Хоть на обложку модного журнала. Но вот беда, фотография сгорела. Пожар на даче, и… все фотки утеряны. А так хочется вернуть молодость, хотя бы лучшие образцы. Может, у вас сохранился кадр?

– Семь лет, говорите? Я обещаю хранить только месяц. Обычно никто не просит повторить снимок.

– У нас необычная ситуация. Недавно я вышла замуж. – Я жеманно прижалась к Коршунову, тот улыбнулся стиснутыми губами.

– Поздравляю.

– И муж хочет узнать, какая я была раньше. А мне нечего ему показать. Вот если бы вы нам помогли и нашли кадры семилетней давности. Муж заплатит любые деньги. Правда, дорогой? – Кирилл мужественно кивнул. Я включила обаяние и шагнула к фотографу неприлично близко. – Вот видите, он согласен. А я даже дату помню. Третьего июля. Попробуйте поискать. Ну, пожалуйста.

Я провела ладошкой по предплечью фотографа, изобразила смущенную улыбку. Мужик поплыл.

– Это непросто. Обычно я даю сыну сменную карту памяти, и он в конце дня привозит готовые снимки. Клиентам нравится получать фотографии день в день. Семь лет назад у нас, кажется, был старый компьютер… Ну да, старый. Потом я купил ноутбук, а старый… Вы знаете, кажется, он у нас сохранился. Можно попробовать, но…