Все персонажи, предметы и названия являются вымышленными, любые совпадения с реально живущими или жившими людьми случайны.

© Панченко Сергей

© ИДДК

Глава 1

Два дня я пребывал в каком-то коматозном состоянии. Полная отрешённость от реальности, напоминающая первые дни после того, как очнулся в больнице. Обстановка тоже здорово напоминала казённую, хотя и очень экзотическую. Меня навещали какие-то люди, явно неземного происхождения. Я так решил не только из-за их непонятного языка, но и безукоризненной внешности, словно все они прошли искусственную трансформацию тела. Из-за этого все казались мне на одно лицо, кроме Айрис. К слову, она не баловала меня своим вниманием, будто испытывала какую-то неловкость. Я решил, что она испытывает угрызения совести, бросив меня умирать, и никак не решится на серьёзный разговор.

А я не держал на неё зла. Во-первых, я был уверен, что её вины в этом нет. Не мог я представить себе, что она смогла бы хладнокровно бросить меня или же наоборот, испугаться до такой степени, чтобы сбежать, не справившись со своими эмоциями. Нервы у Айрис, как я успел неоднократно убедиться, были крепче каната. В первый день она принесла мне какую-то коробочку, поставила передо мной и кивнула в её сторону с хитрой улыбкой.

– Это то, о чём я тебе рассказывала много раз.

– Рука того парня? – припомнил я ей каннибальский опыт.

– Если бы. – Она громко сглотнула слюну и рассмеялась.

Я открыл коробочку и вынул из неё пластиковое блюдо с пятислойным разноцветным желе. Мне оно напомнило сложное праздничное заливное, которое готовила на праздники моя мать. Верхний слой – желе из вишни, средний – белое молочное желе, и нижний жёлтый слой из апельсинов. Мне нравилось, даже очень. Здесь цветов было больше. Белого не было вообще, вместо него в центре находилась чёрная прослойка, по виду совсем непищевого цвета. Кроме жёлтого и красного имелся ещё фиолетовый и зелёный цвет.

– Красный – энергия, жёлтый – витамины стройности, зелёный – здоровье, фиолетовый – для работы мозга, – пояснила мне Айрис, брезгливо сморщив нос.

– А чёрный? – Я заметил, что она пропустила этот цвет.

– А чёрный для того, чтобы эта гадость не вызывала у тебя запор. Пробуй. – Она развернула коробку и показала, как из неё выдавить вилку и нож. – Материал коробки съедобный, но вкус на любителя.

– Спасибо. Я не голоден, но попробую из любопытства.

Прежде чем положить отрезанный кусочек желе в рот, я понюхал его, совсем как Айрис в первые дни на Земле. Пахло странно, чем-то напоминало комбикорм с витаминами для домашней скотины. Возможно, так оно и было. Я положил вибрирующий кусочек желе в рот и придавил языком к нёбу. Раздавившиеся слои желе оставили на языке вкусовые ощущения. К моему удивлению, поносимая Айрис еда оказалась намного вкуснее, чем можно было ожидать.

– Нормуль. Зря ты так о ней отзывалась.

– Ты серьёзно? – Айрис передёрнуло, будто я хорошо отозвался о вкусе экскрементов. – Я знала, что ты извращенец, но не настолько же. Хотя в первый раз она может быть и ничего, но когда двадцать с лишним лет одно и то же…

– Согласен. Кстати, а где наша машина?

– Наша машина, – повторила Айрис, закатив глаза от удовольствия. – Как здорово, что ты её так назвал.

– Что поделать? На пассажирском сиденье до сих пор остались вмятины от твоей попы.

Айрис шмыгнула носом и прикрыла глаза ладонями.

– Даже не обидно, – произнесла она не своим голосом. – А почему спросил?

– В бардачке лежала жвачка и пакет с крекерами. Бросил, чтобы на ходу хрустеть, но они мне быстро надоели.

– Ты серьёзно? – Глаза Айрис сразу просохли и загорелись знакомым светом, когда ей приходила возбуждающая воображение мысль.

– Просто я думал, что ты сразу всё проверишь.

– Какая я тупая стала. Мне срочно надо на Землю. – Она поднялась, чтобы уйти.

– Айрис, – остановил её я. – А мы… Между нами ещё есть отношения?

– Минус сто баллов за касание и минус пятьсот за половой акт. А у меня осталось всего четыреста семьдесят. – Айрис посмотрела на меня взглядом, в котором хотела увидеть моё понимание.

– А в кредит не дают? А может, у меня здесь есть какая-нибудь сумма?

– У тебя пока ничего нет, кроме этой гадости, – Айрис кивнула на желе. – Я скучаю по нам, которые были там. Здесь такого не будет, не позволят. Тут всё регламентируется и все на виду. И мы… А ты сам что думаешь?

– Что я думаю? У меня в голове такая круговерть, что пока ни одна внятная мысль в ней не появилась. Я подавлен, потерян и до сих пор не уверен, что живой. Я подумал, что ты могла бы стать моим проводником в вашем мире, как я был для тебя в моём. Для начала.

Айрис глубоко вздохнула.

– Тебя сегодня обучат нашему языку, а завтра вмонтируют в тело нейроинтерфейс, чтобы ты смог покинуть эту комнату. Заранее предвкушаю твоё удивление. Ладно, пойду заберу твои гостинцы. Минус десять баллов за распространение контрабанды.

– Если бы меня забрали на три часа раньше, ещё и пицца осталась бы.

– Раньше было нельзя.

Айрис мысленным приказом открыла дверь и вышла из комнаты. Дверь бесшумно вернулась на место. Её ответ озадачил меня. Она хотела сказать, что моя вероятная смерть стала причиной спасения?

Спать лёг, облачившись в серебристый костюм, от которого к голове во время сна приросли отростки. Проснулся с ощущением умения разговаривать на чужом языке. В этот день Айрис приходила дважды, но каждый раз не в одиночестве. Какие-то совершенного вида люди общались со мной на своём языке. Поначалу мой речевой аппарат коробило от непривычных комбинаций положения языка, но постепенно произношение улучшалось. Процесс совершенствования произношения напоминал накачивание надувного матраса, долгий и нудный. Я устал к концу дня, но был доволен собой. Отношение Айрис меня немного расстраивало. Она не шла на контакт, которого я ждал. Была учтивой, заботливой, но держала дистанцию, которую я очень чётко чувствовал.

Хорошо, что впечатления новизны нивелировали мои душевные муки. Если вдуматься, я же был на космической станции, о которой коренные жители Земли ни сном ни духом. Я прикоснулся к чему-то неизведанному – далёкому, космическому. Выучил язык, на котором разговаривало большее количество людей, чем все вместе взятые проживающие на родной планете. А сколько меня ещё ждало открытий? Неизведанное окрыляло и возбуждало интерес. Хотелось скорее переступить порог комнаты, в которой я был заточён.

Когда ко мне зашли двое мужчин старше тех, что появлялись раньше, я сразу понял, что их цель не просто поболтать. С ними было кресло на магнитной подушке, похожее на стоматологическое. Один оказался повыше ростом и выбрит, второй с бородой, но оба при этом выглядели щеголевато.

– Облачитесь в костюм, – попросил гладковыбритый.

Совершенное одеяние само расправилось по моей фигуре. Мужчина с бородой коснулся моего костюма, и в этот же миг к моей голове примкнули отростки. По телу разлилась нега, словно в кровь впрыснули слоновью дозу эндорфина и серотонина.

– Вам сделают вживление в тело нейрочипа для коммуникации с сетью станции. В первые часы возможно головокружение и лёгкая головная боль из-за перестройки восприятия. Вы готовы?

Я кивнул, потому что был готов к чему угодно, лишь бы это чувство сладкой неги не покидало меня. Оказалось, что это нужно вместо наркоза. Меня усадили на стул. Его механизм прижал мою голову к находящемуся на уровне верхнего отдела позвоночника устройству, которое принялось копошиться где-то в районе основания черепа. Боли не было, я даже испытывал лёгкую эйфорию, как от массажа. Мужчины наблюдали за процессом, но не вмешивались. Наверное, хирургия на станции полностью лежала на железных плечах автоматов.

Неожиданно я почувствовал, как моё зрение дало сбой. Я квакнул что-то испуганное.

– Не переживайте, происходит процесс сочленения нервной ткани зрительного нерва с чипом. Без этого вы просто не сможете ориентироваться на станции.

– Это типа интернета в голове? – спросил я пьяненьким голосом.

– Не знаю, что такое интернет. Не думаю, что ваше общество приблизилось к уровню технологий космической станции, но могу гарантировать, вы будете удивлены.

– Я вообще удивлён, что вы существуете. Когда Айрис свалилась мне на голову и начала что-то рассказывать о человечестве, живущем в космосе, я решил, что она ку-ку. Травма после падения. У нас там знаете какие дебаты на тему, есть ли жизнь вне Земли или нет. Друг друга готовы поубивать, чтобы доказать своё, – меня несло, как после ста грамм крепкого алкоголя, – а вам чихать, что думают на родной планете о жизни вне Земли.

– Нам не чихать, просто нет смысла вмешиваться. Вы же сами прекрасно понимаете, что будет, если мы официально заявимся на Землю.

– Что? – Я честно не представлял себе этого.

– Вы же сразу захотите на содержание. Начнёте требовать космические технологии, чтобы не работать и жить припеваючи. А ваши так называемые элиты начнут просить себе особых льгот, чтобы по-прежнему быть над остальными. Или начнёте выпрашивать технологии, чтобы держать другие страны в страхе перед их применением. Проходили, и не раз. Некоторые районы вселенной до сих пор опасны для посещения из-за чьей-то глупой инициативы включить материнские общества в состав космических цивилизаций. Дикари с пушками опасны. Лучше выдёргивать по одному созревшему для контакта человеку и интегрировать его в наше общество.

– Как меня?

– Вы – особый случай.

– В каком смысле?

– Вы уравновесились с Айрис. Считайте себя экспериментом, который определяет, способна ли полноценно существовать в нашем сообществе взаимоуравновешивающая пара.

– Так мы будем вместе?

– Именно. По одному вы слишком деструктивны.

– А она знает об этом?

– Нет. Она до сих пор находится на воспитательном уровне с ограниченной возможностью коммуникации. Вы же знаете её не хуже нас.

– Я думал, что знаю её лучше. За время, что мы были вместе, она сильно изменилась. А вы знаете, по какой причине она вернулась на станцию?

– Разумеется. С нашим уровнем доступа можно знать всё обо всех. В разумных пределах. – Бородатый замолчал.

– Ну и? – Я хотел знать причину.