Глава 2

Вечерело. Сумерки были такими же странными, как и все прошлые события. Солнце уходило за горизонт не в том месте, где обычно. Отец Анатолий любил встречать закат, лежа на шикарной кровати в своей спальне. Отблески солнца в окнах настраивали его душу на поэтический лад. В такие минуты он или читал, или сочинял стихи самостоятельно. Например:

 
К одной измученной вдове
Нашел лазейку черт паскудный
Прикинувшись крутым перцем,
Напел ей песнь под небом лунным…
 
 
А ей того и надо было
Чтоб кто к груди ее прижал,
И сердце, деньги и свободу —
Всё обменяла на… кинжал.
 

По его собственному мнению, стихи отличались простотой, но несли в себе большой душевный заряд и нравоучение. Они были сродни дворовым песням о надрыве души под грузом несправедливых обстоятельств. Стихи батюшка еще стеснялся показывать публике, но втайне ждал сигнала, когда можно будет издать сборник под псевдонимом. Он долго придумывал себе другое имя, но потом оно само сложилось, и звучало очень поэтично: Ноталь Каштанский.

Батюшка убрался в доме. Электричество так и не подали. Становилось темно. Перед тем как отойти ко сну, отец Анатолий решил подышать свежим воздухом. Для травмированной психики нужны были полезные процедуры.

Втайне ему хотелось, выйдя на улицу, снова увидеть родной поселок. Соседей, которые вечно мешали ему. Коров, бредущих домой из стада и оставляющих на асфальте лепешки. Детей, пинающих мяч и гоняющих по улице котов. Отец Анатолий соскучился по ним и желал их видеть так сильно, как никогда раньше.

Поселка не было. Сильный запах леса снова ударил в нос. Лягушачий хор в тишине наступивших сумерек стал еще сильнее.

– Да что же такое со мной?! – Батюшка исторг из себя крик, в котором был и вопрос, и готовность к покаянию. – Верни все назад!

Лягушачий хор, казалось, услышал его и замер. Стало совсем тихо. Отец Анатолий воспринял тишину как знак свыше. Господь услышал его. Приободрившись, он пошел в сторону ворот, собираясь покаяться за ними во весь голос. Его бодрую походку остановил треск переломившегося дерева. Он увидел, как верхушка ольхи пошла вниз. Благородный порыв поутих, и вспомнились слова непрошеных гостей предупреждающих об опасности. Батюшка решил повременить с покаянием и спешно вернулся в дом. Перед тем как закрыть дверь, ему показалось, что он услышал еще какие-то странные звуки.

С лестницы на третьем этаже открывался хороший вид на территорию перед домом. Отец Анатолий замер перед ним, высматривая в сгущающихся сумерках источник шума. Что-то мелькнуло перед забором – крупное, как корова, но более стремительное. Святой отец перекрестился на всякий случай. У страха глаза велики. Он ведь еще не уверен, есть ли то, что он видит на самом деле или же это плод разыгравшегося воображения, как при белой горячке. Алкоголики тоже видят странные вещи: то хомячков живущих в руке, то инопланетян, натянувших на себя человеческую шкуру. Отец Анатолий считал свои галлюцинации схожим помешательством. Что-то в последнее время он серьезно налегал на спиртное.

За десять минут сидения у окна больше никакого движения не случилось. Батюшка решил пройтись по дому и зажечь свечи. Тьма нервировала и пугала. Вначале он разжег лампадку под образами, потом – три свечи в кухне, на каждом пролете лестницы и в своей спальне. Ночь почти наступила. Отец Анатолий открыл окно в спальне, чтобы проветрить ее перед сном. На дворе было тихо-тихо. Батюшка оперся о подоконник и высунул голову наружу.

– Ничего… – успокоил он себя, – завтра все будет, как раньше.

Словно в ответ на его слова, с улицы раздался мощный рык. Отец Анатолий посмотрел вниз и на своей клумбе, где росли розы, увидел нечто. Он не мог сравнить это ни с чем. Существо было невероятно страшным. Прежде всего, пугала морда. Она была похожа на сатанинскую маску и вполне бы сгодилась на церковную фреску с муками ада. Огромные клыки вместо всех передних зубов были такой длины, что губы не могли их прикрыть. Тварь кровожадно щелкала ими и не сводила с батюшки взгляда маленьких глаз, угольками светившихся из углубленных глазниц. Немаленькие мышцы бугрились под темной кожей и перекатывались под ней. Тварь делала вид, будто собирается прыгнуть с клумбы прямо в окно спальни.

И она прыгнула. Мощная когтистая лапа ударила по подоконнику. Прыжка немного не хватило, чтобы запрыгнуть в окно. Тварь сорвалась вниз. Стальные когти разорвали подоконник на лоскуты. Отец Анатолий закричал и заметался по спальне. Страх породил в нем смятение. Он открыл и закрыл шкаф-купе, попытался спрятаться под кровать, но понял, что живот не позволит ему это сделать. Внизу раздался грохот и звон разбитого стекла, и спустя мгновение – знакомый рык. Святой отец в полубезумном состоянии мог действовать только инстинктивно.

Это и спасло ему жизнь. Инстинкт самосохранения упрятал его в тайную комнату, которую он специально спроектировал для хранения своих богатств. Отец Анатолий спустя несколько минут смог отчетливо понять, где он находится. Задницей нащупал пачки денег и угловатые коробки с драгоценностями. Обшарил руками стены. Нащупал выключатель. Включил свет, испугался его и сразу же выключил. Ему показалось, что неведомая тварь обязательно увидит его сквозь щели.

Топот тяжелых ног раздавался то совсем близко, то удалялся. Время от времени тварь крушила обстановку в доме. Раздавался звон и грохот.

«Только не телевизор», – думал батюшка.

За огромную изогнутую панель он отдал полмиллиона.

Святой отец молился, нашептывая молитвы. Когда тварь приближалась, его собственный шепот казался ему громким криком. Он замолкал, закрывал уши руками и старался не шевелиться. Тогда становился слышен стук сердца. Оно било в набат, сотрясая стены дома. Когда страх владел душой отца Анатолия, он терял ощущение времени. После череды состояний он совсем перестал понимать, сколько прошло времени с того момента, как он спрятался в своем убежище.

Снова начались рези в животе и тошнота. Ко всем невзгодам добавилось острое желание сходить в туалет «по-большому». Батюшка оттягивал этот процесс, как мог, но в какой – то момент понял, что больше оттягивать не может. Сходить в штаны он психологически не мог. Тварь где-то затихла. Святой отец собрал из пачек денег круглый колодец высотой в пять пачек. Скрепя сердце, нарвал на его дно из самых мелких купюр подстилку.

– Не думал я, что таким образом буду использовать свои деньги, – сокрушался батюшка.

Ему еще невдомек было, что цена его бумажкам была нулевой.

Наполненный туалет изрядно пованивал. Пришлось нарвать еще купюр и забросать ими «ароматное» содержимое. Когда шаги твари послышались рядом, отцу Анатолию показалось, что он слышит, как часто монстр гоняет носом воздух, словно принюхивается. Он испугался, что его дерьмо сможет выдать надежную «прятушку». Монстр поскреб когтями рядом, но двери не обнаружил.

Самочувствие ухудшалось. В животе горели свечи, поджаривая сердце. Мозг в полной темноте создавал причудливые галлюцинации: то сова выпрыгивала из тьмы и проваливалась в глаза, то распускались огненные цветы и стояли перед глазами, то усопшие, которых когда-то отпевал отец Анатолий, громко смеялись над ним. В какой-то миг батюшка приходил в себя, осознавал, где он, и ему становилось страшно, что в беспамятстве он шумел. Потом он снова проваливался в яркое и шумное беспамятство, основным ощущением в котором была боль.

Сквозь тяжкое состояние он услышал стрельбу и крики, а потом голоса:

– Нет его здесь! Не продержался!

– А кого тогда пас этот рубер?

– Может, и не пас. Видел, домяка какой? Я бы и сам пожил в таком.

– Что ты хотел? Слово Божье дорогого стоит.

Отец Анатолий захотел крикнуть, но не смог. Из горла вырвалось змеиное шипение. Одной рукой он нащупал выключатель. Яркий свет вызвал резь в глазах. Батюшка подполз к двери, нажал кнопку замка и из последних сил толкнул дверь.

– Фу – у–у – у–у – у, вонища!

– Знатная заначка!

– Не иначе, хотел на тот свет забрать.

– Ага, на остановке ждал, когда подойдет транспорт до Бога.

Батюшка почувствовал, как ему снова заливают в рот знакомую вонючую жидкость. С каждым глотком по телу разливалось приятное ощущение силы.

– Он три дня без живца протянул. Бутылка не тронута была.

– Никто не проверял. Может быть, вдыхая собственное дерьмо, мы становимся намного выносливее?

Отец Анатолий почувствовал себя настолько лучше, что решил открыть глаза. Перед ним были все те же охотники.

– Во! Оживаешь, святой отец? Напугала тебя тварь?

– Кто это был?

– Рубер или мутант четвертого порядка, смотря чьей классификации придерживаться.

– Чего живец не пил? Еще полдня – и сдох бы.

– Я вам не поверил, про живец. Подумал, что шутка злая. Тухлятиной воняет.

– Все так, поначалу, загибаются, готовы сдохнуть, чем пить эту дрянь, а потом, как поймут, что она на ноги ставит, готовы друг у друга из глотки рвать. Ты хоть понял, что она тебе помогла?

– Кажется, да.

– Ты – крестник наш. Доказал, что жизнеспособен, можешь вступить в наш отряд. Отряд рейдеров.

– Возьми себе новое имя.

– А что, старое не подойдет?

– Со старым нельзя. Из человеческих имен выбирать нельзя. Выбери черту характера, которая больше всего характеризует тебя, – из нее можно сделать тебя имя. Вот я, Мотор, был автослесарем. Не черта характера, но дает понять всем, что я понимаю в моторах. Это – Глобус. – Мотор показал на молодого парня. – Учитель географии. Все понятно. Это – Сапер. Это его второе имя – перекрестили, когда у него проявилась способность чувствовать ловушки. Очень важный человек в команде. Наконец, Бугай, хотя он просит звать его Астериксом.

На Бугая последний представленный совсем не походил. Роста он был невысокого, в годах, а вот седыми усами больше походил на сказочного героя.

– Почему Бугай? – выдавил из себя вопрос еще не оклемавшийся батюшка.

– Умеет собраться и в нужный момент стать таким мощным, как бугай. Да я бы даже бугаю фору дал. Наш Бугай ударом кулака мнет броню танка.

– Да не ври уже, а то поверит, – возмутился Бугай-Астерикс.

– Да чего уж там, руберу ты засветил нормально.

– А ты, богоугодный человек, чем, кроме отвратного запаха, можешь похвастаться? Как нам окрестить тебя?

– Он и сам кого хошь окрестит.

Мужики заржали.

– Есть у тебя что-то, о чем можно будет судить о тебе? – переспросил Мотор.

– Я стихи пишу. Псевдоним у меня есть – Ноталь Каштанский.

Мужики замерли, а потом прыснули смехом.

– Нет, не пойдет.

– Может, Каштан? – предложил Глобус.

– А как понять, что из себя представляет Каштан? Таскать каштаны из костра? Чем еще они знамениты?

– Тогда – Поэт.

– С таким именем долго не протянешь. Поэты у нас не в цене.

Отец Анатолий, все еще страдая от плохого самочувствия, никак не мог взять в толк серьезность разговора. Ему было плевать на то, как к нему будут обращаться неизвестные люди. Его больше всего беспокоило то, что он непонятно где оказался. Кто эти люди, придумывающие ему кличку? Что за тварь преследовала его, и когда все это закончится?

С каждой минутой становилось легче. Отец Анатолий нашел в себе силы сесть.

– Идти можешь? – спросил Мотор.

– Я попробую. – Святой отец приподнялся на трясущихся ногах. – Кажется, могу.

– Идем на кухню, за полчаса ставим тебя на ноги и уходим. Скоро перезагрузка.

Обстановка в доме была в плачевном состоянии. Все разбито, раскидано. На стенах – борозды от когтей. Отец Анатолий заглянул в гостиную, где стояла дорогая панель. Она лежала на полу, выпрямившаяся под тяжелым весом монстра. Сам монстр лежал в кухне. Батюшка испуганно замер, боясь переступить. Тварь, даже мертвая, вызывала у него страх. Мужики прошли мимо нее, словно не заметили.

– Не бойся, теперь она безопасна. Неплохой улов принесла она нам.

Отец Анатолий не понял, о чем речь.

Глобус и Сапер обчистили все шкафы и нашли несколько банок консервов. В основном это были экзотические фрукты, к которым батюшка питал слабость. Из серьезной еды была только банка с говяжьими языками, одна банка датской ветчины и мидии в красном вине.

– В холодильнике есть алкоголь? – спросил Глобус.

– Да.

– Зажмите носы, я быстро.

Он открыл дверцу, ловко ухватил две бутылки коньяка и тут же закрыл. Этого хватило, чтобы по кухне разнёсся тошнотворный запах разложения.

– Тебе алкоголь нужен и хороший перекус, иначе так и будешь, как овощ, вялиться. Наяривай! – Сапер открыл все банки с мясной едой и придвинул к святому отцу.

Мотор нашел три большие стопки и разлил бутылку коньяка по ним.

– Ну, для обеззараживания. – Он первым вылил в себя теплый коньяк.

Отец Анатолий через силу выпил теплый напиток. Страшная мертвая тварь на его кухне не способствовала хорошему аппетиту. Через полминуты он почувствовал, как алкоголь переборол отвращение и разжег в нем нечеловеческий голод. Содержимое банок быстро исчезало в его немаленьком животе.

– Я придумал кличку для батюшки. – Глобус шутливо посмотрел на друзей. – Рахит?

Отец Анатолий чуть не подавился. Ему показалось, что это был намек на то, что он хомячит в одиночестве.

– Угощайтесь, – миролюбиво произнес он.

– Мы сыты, – ответил Мотор. – Да и натощак легче идти. В стабе поедим от пуза. А тебе надо. Организму нужны ресурсы, чтобы перестроиться.

– В смысле? – не понял отец Анатолий.

– В том смысле, что ты теперь не такой, как прежде. Ты попал в Улей, или Стикс, как принято здесь называть, и, к счастью, оказался устойчивым к заразе, превращающей людей вот в это. – Мотор показал на дохлую тварь. – За это он наградил нас хорошей регенерацией и некоторыми сверхчеловеческими способностями. За это мы должны иметь при себе живец, чтобы не склеиться. Это ты уже понял. Видел, как недостаток живца чуть было не убил тебя, а потом быстро вернул тебя к жизни?

– Зачем этот Улей? Откуда он взялся? – Отец Анатолий мало что понял.

– Сие есть тайна. Теорий много, но какая из них правдоподобна, никто не знает. Улей – лоскутное одеяло из кусков разных мест, кластеров. Они регулярно обновляются и приносят с собой людей, которые быстро делятся на мутантов и иммунных. Первых намного больше.

– Я ничего не понимаю. Зачем это нужно?

– Пожив тут, этот вопрос ты станешь задавать гораздо реже. На первое место придет вопрос, как не сдохнуть и где достать споранов для живца.

По выражению лица святого отца можно было понять, что рассказанное не слишком ему понятно.

– Ладно, человеку, всю жизнь рассказывающему одну небылицу, труднее всего поверить в другую. Как говорится, поживешь – увидишь. А имя тебе придумать надо. Не стоит брать в отряд человека без имени.

– На первый раз можно назвать кем угодно, а потом, когда проявится характер, можно и перекрестить, – предложил Сапер. – Я ведь был Трусливым, поначалу.

– Ты хочешь сказать, что батюшку можно назвать Вонючим?

Отец Анатолий покраснел. Он принюхался к своему запаху, пока сидел в тайнике.

– Я знаю, как его назвать: РЭБ, – предложил Глобус.

– Почему РЭБ?

– Радиоэлектронная борьба. Если его не отдушить, он будет прикрывать нас ароматным облаком. Все мертвяки первое время говном пахнут, пока штаны не потеряют.

– Как ты, отец, смотришь на новое имя? – Мотор посмотрел на смущенного батюшку.

– Зовите, как хотите.

– Вот и отлично! Будешь у нас Рэбом, почти Рэмбо. Добро пожаловать в отряд!

– А можно мне ванну принять и переодеться.

– Ванну – нет, а переодеться – да.

В разоренной спальне новоиспеченный Рэб нашел свой любимый немецкий пиджак и настоящие американские джинсы, державшиеся на его животе при помощи офицерской портупеи. Рясу скомкал и выбросил в окно – от нее действительно смердело. Прежде чем одеться, он обтерся влажными салфетками. После этого он почувствовал себя намного лучше. Оделся в чистое и спустился вниз.

– Ни дать ни взять, мануфактурщик Савва Морозов.

– Ладно, в первом же стабе справим тебе нормальный камуфляж. Оружие есть?

– Нет. – Взгляд бывшего священника упал на распятье, вырезанное им в бессознательном состоянии в церкви. – Только это.

Он поднял крест с прикрученным к нему ножом.

– Серьезная штука! – иронично произнес Мотор. – Возьми ее только в том случае, если она греет тебе душу. Понимаешь?

– Это как?

– Подумай про крест, представь, что ты его выбрасываешь. Почувствуй, какие движения в душе происходят от этих мыслей.

Рэб был уверен, что людям просто нечем было заняться, поэтому они придумывают глупости. Тем не менее, он представил, что уходит из дома, а крест остается. Неожиданно душу защемило, как от расставания с чем-то важным. Представил, что вернулся, чтобы забрать крест, и по душе растеклось тепло.

– Греет, – удивленно произнес Рэб.

– Тогда бери. Это твой талисман.

Бугай посмотрел в окно и озабоченно произнес:

– Туман появляется. Пора сваливать.

Рэб встрепенулся. Острая ледяная игла кольнула сердце. Ему стало не по себе от мысли, что сейчас ему придется покинуть свой родной дом – свою гордость и один из смыслов жизни. Уйти неизвестно куда, с незнакомыми людьми. Чувство было похожим на то, когда он попал на пункт сбора перед отправлением в армию. Сотня неизвестных людей, другой мир и тревожные ожидания будущего. Если бы не тварь в кухне, Рэб остался. Ее туша, хоть и дохлая, вызывала ужас и отвращение. С живыми людьми рядом было спокойнее.