Кто первым додумался пользоваться мандаринами, Хроники колонии умалчивают. Достоверно известно лишь только то, что это произошло где-то 230—250 Осенних Ветров назад – как раз в этот период вышел из строя Кулинарный Корабельный Автомат, служивший до того безотказно трём поколениям колонистов – с самого основания колонии. Но то, что к его восстановлению причастны Жики, известно каждому. По преданию, именно стайка Жиков притащила к Кораблю первый мандарин, из которого ими же и была извлечена крохотная копия Кулинарного Автомата… К тому времени в колонии умерло от голода и обезвоживания – не считая рожениц, Первых мам – уже больше половины её жителей. И нежданный подарок Жиков буквально спас людей от смерти.
С тех пор мандарины стали «стратегическим продуктом» колонии, как нам постоянно говорят в школе. Колонисты научились сначала находить мандарины, а потом и самостоятельно высаживать их на делянках. Притом, что в самих посадках не было ничего сложного – достаточно было закопать в почву определённого цвета на глубину около полуметра лоскуток предварительно замоченной в воде мандариновой кожуры. Конечно, всё было просто, если забыть про то, что на всей планете нет ни одного озерца, ни одной речушки или ручья. Даже грозовые тучи в сезон Красной Луны несут в себе лишь мельчайшие сероватые частицы почвы. Но вот именно эта самая сероватая пыль и представляет из себя микроскопические энергетические капсулы, каждая из которых содержит в себе несколько молекул воды. И извлечь эту воду можно только с помощью очень сильного электроразряда…
Из растительности, кроме мандаринов, на моей планете есть ещё и леса – этакие скопища невысоких, в рост среднего человека, шарообразных растений, стоящих на обыкновенном песке. Внутри этих шаров из переплетённых веток, которые выходят из макушек толстеньких коротких стволов, живут Жики. Изредка эти леса кочуют с места на место, смешно подпрыгивая на этих своих толстых стволах, которые сжимаются и разжимаются как пружинки, и старательно обходя мандариновые делянки, почва на которых как раз и состоит полностью из энергетических капсул с водою. Жики во время этих перемещений сидят внутри шаров, крепко присосавшись своими ладошками с присосками к веткам и хором жикают. Тогда на многие мили вокруг слышно их знаменитое «Жии-жик-уу…»
По вполне понятным причинам на такой почве планеты – что на сухом песке, что на мандариновых делянках – привезённые на Корабле семена привычных колонистам растений не прижились – откуда взять такую прорву воды для их полива? Конечно, генераторная станция Корабля могла бы обеспечить водой посадки, извлекая её из атмосферы, почвы или из тех же энергокапсул – что и делалось, правда – недолго, до открытия мандаринов. И затрачивая на это резервные энергоресурсы накопителей Корабля без перспектив их возобновления. Но после того, как Жики принесли колонистам первый мандарин, нужда в этих растениях как-то сама собой отпала – и увидеть их сейчас можно только в гидропонической оранжерее Корабля…
Отец как-то в разговоре с наследственным Пилотом Корабля дядей Стивом, отцом пропавшего Ивана из третьего-прим класса – не подумайте чего, я совершенно случайно услышал часть этой беседы – спросил его о возможности поднять Корабль. Дядя Стив сказал что-то резкое и непонятное на своём родовом языке, а потом ответил, что это возможно только в том случае, если собрать весь слой энергокапсул со всех делянок планеты и загрузить его в реактор. Только так можно зарядить на четверть накопители, которых, может быть, и хватит на работу гравигенераторов для взлёта, и на прыжок к ближайшей звёздной системе. И – всё. И показал пальцем куда-то вверх влево…
Что такое «звёзды» – я теоретически знал.
Когда я только пошёл в первый класс, нас, первоклашек, водили в корабельную рубку. Там, на огромном проекционном экране, нам продемонстрировали Путь Корабля, который состоял из семнадцати прыжков – от далёкой планеты под названием Земля до моей родной планеты. Чёрное пространство, в котором оказывался Корабль между прыжками, было усеяно огромным количеством разноцветных блёсток, завитушек и тонких струек – почти таких же красивых и завораживающих, как искорки и разводы на теле искупавшегося в мандариновом соке в сезон Красной Луны. Вот такие искорки и блёстки и зовутся звёздами. А завитушки – галактиками.
На нашем небе ни тех, ни других не видно, так как над нами оно никогда не бывает чёрным или, хотя бы, фиолетовым. Бывает желтым, зелёным, красным. Бывает даже радужным – в Трёхлуние, в новое начало сезона Осенних Ветров. Но тёмным или чёрным – только на противоположной стороне планеты в это самое Трёхлуние. Но в это время не найдёшь ни одного психа, кто согласился бы побывать там…
Папа мне как-то говорил, что система, где мы живём – совершенно невозможная и неправильная. Мало того, что под двухметровым слоем песка и энергокапсул на делянках – сплошной металл на несколько миль вглубь. К тому же – место центрального светила в системе занимает наша планета, совсем малюсенькая по сравнению с тремя Лунами, которые кружат вокруг неё по разным сумасшедшим орбитам. И являются, по сути, очень крохотными звёздами, которые по очереди и освещают постоянно нашу планету.
Я тогда не поверил папе – какие же Луны звёзды? Вон они какие огромадные! А звёзды – это такие крохотные сверкающие точки…
В общем, я понял, что отец почему-то не хочет говорить мне правду – и придумывает всякие небылицы. Ну и пусть! Может, часть его работы наследственным Безопасником и заключается в том, чтобы не говорить всей правды…
Я благополучно забыл и об этом разговоре с отцом, и о его беседе с дядей Свеном – меня тогда больше беспокоило возникшее вдруг повышенное внимание к Джей.
После похода за мандаринами, когда я увидел её в новом, чуть просвечивающем, голубом сарафане, мне вдруг стало ясно, что более красивой девчонки в нашем посёлке я не видел. Пусть у неё и маленькая – как у детсадовских малышек – грудь. Всего-то третий размер. У той же Карины из моего класса, которая, по словам отца, уже полсезона «неровно дышит ко мне» и чаще других девчонок, под самыми разными предлогами, приходит к нам, обычные, пятого размера, две молочные железы… А мне всё вспоминалось, как мы с Джей сидели рядом после удачного собирания и хватали из мандариновой миски горячие куриные ножки – и наши пальцы касались друг друга, а моё правое плечо – её левого плеча…
Наверное, я становлюсь взрослым – подумалось тогда мне. А значит, совсем скоро мне нельзя будет ходить на делянки и собирать мандарины. Ведь их сбором могут заниматься только дети. Взрослым мандарины не даются почему-то – они прячут свои разведывательные щупики и уходят в глубину, до самого металла, если вдруг какой взрослый хоть одной ногой пересечёт еле видимую границу делянки. Да и Жики на взрослых не садятся – только на детей…
Так что надо бы в самое ближайшее время ещё хотя бы пару раз сходить за мандаринами.
И Джей взять с собой…
Утро сезона Красной Луны всегда приходит неожиданно. Ещё вчера вечером по горизонту катился – будто недозрелый мандарин – желто-оранжевый шарик Жёлтой Луны, а утром на его месте уже оказался ярко-бордовый, большой, раза в два больше своей предшественницы, шар Красной Луны…
Только я успел открыть окно, как ко мне в комнату влетела синяя молния. Жик! Не может быть! Жики никогда не залетали ещё в наши дома. Даже под открытые навесы они не залетали.
А тут – ко мне в комнату! Ну и дела!
Отца дома не было – как обычно, утром он делает обход всего посёлка, а потом идёт к Кораблю.
Я протянул ладонь к кружащему под потолком Жику – и тот немедленно спланировал на неё. Я поднёс ладонь с сидящим на ней Жиком к своей шее – и он сразу же перебрался на неё и вцепился ладошками в моё плечо. Аккуратно повернув голову, я задержал дыхание и посмотрел на это удивительное чудо природы.
Жик сидел на плече. И не шевелился. И молчал. Не жикал даже. Было такое ощущение, что у меня на плече сидит не живое существо, а слепленная из необлучённого пластиката, каким в детсаду дети лепят всякую всячину, мёртвая фигурка.
Я дотронулся до него указательным пальцем.
Жик слегка вздрогнул – и вдруг обхватил палец всеми своими четырьмя ладошками. Нижняя часть его тельца слегка завибрировала и, изгибаясь, начала постукивать по моему пальцу.
Меня накрыла тёплая волна дружелюбия и участия, почти такая же, какую испытываешь на делянке, танцуя вместе с усевшимися на тебе Жиками.
Я закрыл глаза. Вспыхнувшая в моём сознании картинка была настолько реалистична и ярка, что я невольно открыл глаза, чтоб убедиться – я нахожусь в своей комнате, а не там, где показал мне Жик. Потом снова зажмурился.
Я видел, как три небольших челнока для планетарных перелётов – по форме почти такие же, какой и на нашем Корабле, только больших размеров – опускаются на поверхность планеты в переливчатых шарах давно уже устаревших силовых коконов, прямо на большущий лес Жиков. Пламя их посадочных дюз уже выжгло его центральную часть. Вокруг челноков бушевали огромные смерчи – но они не причиняли пришельцам ни малейшего вреда. Туча Жиков, поднявшаяся в воздух, металась между челноками, пронизывая синими молниями силовые коконы, будто тех и не было вовсе. Около обгоревших остовов деревьев лежали белые, шевелящиеся под струями горячего воздуха от двигателей, лепестки. Это были останки погибших Жиков! И их было очень много…
Когда челноки встали на свои опорные ноги, из люка одного из них, наступая на белые лепестки, вышли две человеческие фигурки в сверкающих красными сполохами в свете восходящей Красной Луны скафандрах. Одна из фигур обернулась к люку и махнула рукой. И из чрева челнока вытолкнули – я не поверил своим глазам – четверых пропавших ребят из третьего-прим класса. Иван, Свен, Ромеро и Джамаль. Четвёрка, которая угнала единственный исправный слайдер – им при обходах пользовался отец – прямо из хозпристройки к нашему дому! И из-за этого у отца случились крупные неприятности – его даже Совет женщин хотел лишить звания наследственного Безопасника…
У Ивана всё лицо было в кровоподтёках, а руки и ноги связаны. Ещё бы! Он в школе был главным задирой, хотя и с обострённым чувством справедливости. Иван никогда не дразнил тех, кто попал под мандариновый фонтан. Он защищал детсадовских малышей, когда кто-то из более взрослых ребят или девчонок обижал их или мог отнять игрушку…
У Свена и Джамаля руки тоже были связаны, но пут на ногах и синяков на лицах не было. А Ромеро прихрамывал, и правая рука у него была забинтована от запястья до локтя.…
Увиденное ошарашило и потрясло меня.
Я вновь открыл глаза, как бы стараясь огородиться от того, что передал мне Жик.
В комнате было по-прежнему слегка сумеречно, как и при моём пробуждении. За окном уже почти в самом зените полыхал алым цветом диск Красной Луны. Но мне казалось, что это красные языки пламени от горящего шарообразного леса Жиков. И нос всё ещё чувствовал запах горелой древесины и горячего чужого металла…
Жик всё так же крепко обнимал мой палец и дрожал. И я понял – это дрожь страха и боли. Дрожь от потерь и бессилия.
Я осторожно погладил Жика. Дрожь чуть уменьшилась, и он, отлепив от моего пальца свои верхние ручки с ладошками-присосками, почти в точности повторил мой жест, погладив в ответ мне ладонь…
Снаружи под тяжёлыми знакомыми шагами скрипнули пластиковые ступени, и распахнувшуюся дверь загородила огромная фигура в скафандре высшей защиты, который, насколько я знаю, отец надевает только раз в неделю, во время Генерального обхода. В обычные ежедневные обходы он пользовался ремонтным.
Из переговорного устройства послышался тревожный голос отца:
О проекте
О подписке