Проделав несколько замысловатых поворотов, автобус вдруг остановился, открылись двери и пассажиры радостно хлынули наружу, на свежий воздух, так как в салоне стало ужасно душно.

Рядом с автобусом стоял самолет. Ту-104 было написано на белом корпусе. Длинные крылья, в основании которых у самого фюзеляжа располагалось по турбине. И эти турбины громко гудели, так что закладывало уши. Возле самолета суетились какие-то люди – грузили багаж, тянули какие-то толстые шланги, еще что-то. Время от времени подъезжали какие-то машины.

Народ молча стоял, чего-то ждал. Посветлело и от этого почему-то стало прохладнее. Стояли и Сережа с мамой, ежась и плотнее закутываясь в кофточки.

Наконец подъехал трап – машина с лестницей наверху. Народ покорно уплотнился тесным полукругом и замер в ожидании чего-то, о чем ни Сережа ни его мама еще не знали. Стояли минут десять. Наконец на трап поднялись две девицы в синей униформе. Здесь они долго разговаривали с другими девицами, спустившимися из самолета. Потом – еще более долго – с работниками, которые суетились вокруг. А потом – наконец-то! – народ вдруг потянулся по ступенькам наверх, в самолет, и сильно уставшее от ожидания сердце Сережи наконец-то бешено забилось. Вот он, в толпе, упираясь в чью-то спину, в утренних прохладных сумерках медленно продвигается вперед, крепко держа руку мамы, чтобы не потеряться. Продвигались на один-два шага и останавливались. Вот они, наконец-то, добрались до трапа. Девица в униформе, стоявшая на второй ступеньке, жестом всех остановила, глядя вверх, на очередь, столпившуюся перед дверью самолета. Сережа посмотрел на свою маму. Она пожала плечами. Девица в униформе, выждав, пока трап очистится, повернулась к пассажирам.

– Посадочный талон, – лениво процедила она.

И мама тут же принялась суетливо рыться в своей сумке, в бумажках и документах. Пассажиры, у которых посадочные талоны были наготове, недовольно протискивались мимо них, оттесняя в сторонку. Наконец мама нашла. Волнуясь подала – вместе с документами. Девица, даже не посмотрев, равнодушно кивнула и мама, крепко взяв за руку своего сына, решительно ступила на качнувшийся трап, и сердечко Сережи тут же томительно сжалось – что ждет его впереди?! Явно что-то волнующее, захватывающее, неизведанное?!

Они неуверенно поднимались по шатким ступенькам, и то, что трап слегка покачивался с непривычки их пугало. Вот они подошли к овальной двери самолета. Нагнулись, входя.

– Доброе утро, – вежливо приветствовала их стюардесса, стоявшая в тесном чистеньком тамбуре.

– Доброе утро, – тут же поспешно ответила мама, останавливаясь и выпрямляясь в ожидании дальнейшего.

– Доброе утро, – вторил маме Сережа, замирая рядом, отчаянно волнуясь и тоже не зная, что же делать дальше!

– Покажите ваш посадочный билет, – попросила стюардесса абсолютно нормальным, человеческим голосом – не то что девица на трапе.

Талоны были крепко зажаты у мамы в руках и она тут же их протянула. Девушка быстро взглянула, слегка наклонившись.

– Двенадцатый ряд направо. Сверху вы увидите бирки с номерами мест. Ваши места – у иллюминатора, – произнесла она, ободряюще им улыбнувшись, и Сережа и его мама вдруг как-то сразу расслабились и наконец-то перестали напрягаться.

– Спасибо, – искренне поблагодарила мама и свернула направо – в салон самолета.

Сережа – за ней. Они оказались в узком проходе. Высокие мягкие кресла – три слева и два справа. Белые накидки под головами. Круглые иллюминаторы. Все поражало белизной, чистотой и чем-то неземным, нереальным. Что-то тихо гудело. Впереди народ шумно рассаживался, убирая ручную кладь в специальные отделы, расположенные над креслами.

Мама первой направилась по узкому проходу – вдвоем здесь уже не пройти. Смотрела направо, лихорадочно ища, где же указаны номера кресел, и, не находя их, принялась считать ряды, загибая пальцы. Потом наконец-то разглядела белые бирки вверху – там где ручная кладь. Остановилась.

– Вот эти вроде бы наши, – произнесла она, но будучи наученная горьким опытом, тщательно сверила то, что написано в их талонах, с тем, что было отпечатано на белых бирках.

Потом удовлетворенно кивнула и Сережа тут же быстренько уселся у иллюминатора, радостно уставившись наружу. Впрочем, иллюминатор располагался несколько неудобно – не сразу у сиденья, а немного дальше, и поэтому, чтобы посмотреть в него, приходилось наклоняться вперед. Впрочем, все эти мелочи нисколько не задевали Сережу. Он с интересом осматривал пульт вверху: Надо же – вентиляция! Надо же, вызов стюардессы. И надо же – индивидуальная лампочка! Он был безмерно счастлив, что уже сидит в самолете и скоро оторвется от земли и взлетит. И Сережа наконец-то узнает, что это такое – полет, когда земля далеко-далеко у тебя под ногами! А потом узнает, что же это такое – жаркие страны! А потом увидит загадочное море. Будет в нем плавать! Увидит дельфинов! Увидит крабов, бегающих по песку! Водоросли, рыбки! И все эти видения сильно волновали ребенка. Волновали так, что ради них он готов был сносить любые невзгоды и неприятности.

Пассажиры кое-как расселись, распихав свои дорожные сумки по отделениям вверху и под своими сиденьями. Наконец все притихли. Сережа в нетерпении ждал продолжения – ну когда же взлет?! Но ничего не происходило. В иллюминаторе он видел, как по трапу то спускались, то поднимались люди. Но вот наконец трап медленно отъехал и Сережа заволновался – ну вот, наконец-то! Сейчас – ввысь!

Но… Сначала стюардесса закрыла двери. Потом энергичнее взревел двигатель и долго так работал. Потом над входом загорелась надпись -'Пристегните ремни' и все пассажиры принялись дружно щелкать ремнями. И Сережа с мамой сначала суетливо искали эти ремни, которые, как оказалось, просто свисали на пол с боков кресел, потом они перепутали их между собой, и поэтому не могли застегнуть, а потом долго и растерянно разбирались, как их надо правильно застегивать, пока подошедшая стюардесса вежливо и корректно не показала им, как все это делается. А потом – наконец-то! – громада самолета неторопливо сдвинулась с места. Но вопреки ожиданиям, он не взлетел сразу же, а медленно поехал куда-то по бетону. Ехал он долго, то и дело сворачивая в разные стороны, и Сережу откровенно утомила эта езда.

Между тем мама достала из сумочки два леденца. Один подала Сереже.

– Уши будет закладывать, – пояснила она. – И укачивать. Тошнить будет. Конфеты помогут.

И Сережа понял назначение бумажного пакета, заткнутого в сетку, прикрепленную к спинке впереди стоявшего кресла.

Он торопливо развернул леденец, сунул его в рот, поискал, куда бы сунуть фантик, по картинке на рукоятке кресла вроде бы разобрался, выдвинул коробочку из подлокотника, запихал туда скомканный фантик и снова с жадностью уткнулся в иллюминатор.

В какой-то момент самолет вдруг замер и его двигатели взревели гораздо сильнее. Он весь страшно затрясся. И Сережа снова заволновался в ожидании чуда. Двигатели все ревели и ревели, самолет все трясся и трясся, и было видно как сильно трясутся его крылья, и Сережа даже испугался – а вдруг они отвалятся? Но в салоне никто не волновался, не бегал в панике по проходу, и значит все было в порядке, значит так было и надо. Вдруг самолет, словно сорвавшись с цепи, резко устремился вперед, вжимая пассажиров в спинки кресел. Он разгонялся и разгонялся, трясясь гораздо сильнее, и Сережа, глядя в иллюминатор на виднеющееся крыло, все-таки снова принялся сильно бояться, что крыло сейчас треснет и отвалится. Вон оно какое тонкое на конце, и вон как оно сильно раскачивается!

Вдруг нос самолета приподнялся, тряска мгновенно прекратилась, и земля в иллюминаторе принялась стремительно уходить вниз. Сердечко мальчика сжалось в комочек от абсолютно новых, доселе неизведанных ощущений! Замерев, он, сильно наклонившись вперед к иллюминатору (что в таком положении было совсем уж неудобно) в восторге смотрел за тем, как стремительно удаляется земля, и как все вдруг там, внизу, становится игрушечно маленьким. Его мама в это время закрыла глаза и замерла в ожидании наступления тех проблем, про которые ей рассказывали знающие люди, торопливо рассасывая леденец.

Уши у Сережи вдруг заболели, но он заметил, что как только начинал глотать слюну, выделяемую из-за леденца, все эти ощущения тут же проходили.

Нос самолете существенно задрался вверх и это тоже очень сильно волновало ребенка.

И он, все также стремительно подавшись вперед и немного вверх, неотрывно смотрел в иллюминатор, вниз на землю, то и дело глотая слюну.

Вот внизу промелькнули дома. Вот – дачные поселки, которые становились все меньше и меньше. Вот промелькнули первые мелкие облачка – совсем рядом, перед самыми глазами – что уже было чудом. Вот облаков вдруг стало больше. А вот вообще ничего не стало видно в иллюминаторе – сплошная белая пелена. А вот вдруг небо прояснилось, но внизу, под крылом самолета – сплошные облака, словно небрежно разбросанная вата. И почему-то очень сильно захотелось спрыгнуть на нее и от души побегать по этим огромным ватным горкам.

Мир для ребенка открывался все с новой и с новой стороны.

В дороге у них были две промежуточные посадки. Одна – в Тюмени, другая – в Минеральных водах.

В Минеральных водах они почему-то очень долго сидели в местном аэропорту.

Причину задержки пассажирам не объявляли, и они, в душе волнуясь от неизвестности, просто слонялись по аэропорту или сидели на свободных местах.

И эта задержка также была внове для Сережи. Оказывается, можно не только беспрерывно лететь к намеченному месту, но также можно долго-долго сидеть в промежутке, по неизвестной причине.

Здесь, в Минеральных водах, по Новосибирским меркам было довольно жарковато и Сережа впервые осознал, что он на самом деле перемещается в малоизвестную ему область более жаркого климата. И что эта область существует на самом деле, а не только на экранах "Клуба кинопутешествий".

Здесь же они дождались наступления сумерек.

От изматывающего ожидания пассажиры Новосибирского рейса порядком устали, с надеждой вслушиваясь в голос диктора, когда только раздавался шум микрофона.

Но вот, наконец, объявили посадку на их рейс и пассажиры радостно потянулись к указанному сектору. Снова автобус, снова поднимались по трапу и показывали посадочные талоны. Снова погрузились в салон и быстро расселись. Быстро пристегнули ремни и дружно замерли, полностью готовые к отлету.

Самолет снова разогнался, взлетел (внизу хорошо были видны огни города) и наконец-то взял курс на Симферополь. Их затянувшееся путешествие подходило к концу.