Цитаты из книг автора «Сёрен Кьеркегор»

Они молчаливы, тихи, строго ограничены и тем не менее красноречивы, как музыка колосса Мемнона

читая у Платона известное место о любви

Поцелуй – символическое действие, теряющее всякое значение, раз чувство, выражением которого он служит, отсутствует.

Письма – вообще неоценимое средство для того, чтобы произвести на девушку сильное впечатление

любви много степеней. Корделия быстро проходит их. Теперь она садится иногда ко мне на колени, руки ее мягко обвивают мою шею, голова покоится на моем плече. Глаза ее скрываются за опущенными ресницами; грудь ослепительно бела и блестяща, как мрамор – взор мой не мог бы остановиться на ней, соскользнул бы, если б грудь слегка не волновалась… Что выражает это волнение? Любовь? Может быть, но скорее – лишь мечту о ней: смутное желание… Ей не достает пока энергии: ее объятия нежны и воздушны, как веяние ветерка; ее губки прикасаются мягко и осторожно, будто она целует лепестки цветка; поцелуи ее бесстрастны – так небо целует море, кротки и тихи – так роса освежает цветы, торжественны – так

Ей, видимо, хотелось поскорее поговорить со мной, но я устроил так, что мне пришлось провожать домой одну даму, и волей-неволей бедная Корделия должна была дожидаться сегодняшнего свидания – впечатление успело, следовательно, глубже врезаться в ее душу. Вот такими-то способами я всегда и живу в ее мыслях, она всегда ждет от меня какого-нибудь нового сюрприза.

Да, подобный способ доставки писем производит поразительное действие

Лесть, однако, – опасное оружие, и обходиться с ним надо очень осторожно. Иногда приходится ставить самого себя очень высоко, оставляя, впрочем, свободной самую верхнюю ступень, иногда – очень низко. Первое ведет к цели преимущественно в духовных отношениях, второе же – в эротических

Я царствую над своими страстями! Я держу их в тесном заключении, как Эол – бури, лишь изредка давая волю то одной, то другой.

Я придаю своему сердцу новую форму по образцу ее сердца… Художник рисует на полотне черты возлюбленной, скульптор лепит ее формы; моя работа тоже нечто вроде скульптуры, конечно, в духовном смысле. Сама Корделия не знает, что сердце ее служит мне моделью; я пользуюсь им тайно, и это – единственное лукавство с моей стороны; в этом смысле можно, пожалуй, сказать, что я украл сердце Корделии, как Рахиль украла сердце Лавана, тайно похитив его домашних богов.