Для лидеров американской Революции институт брака имел несколько смысловых значений: как основная метафора согласного союза и добровольной верности, как необходимая школа управления страстями и как основа национальной нравственности и добродетели. Размышления на тему различия свойств мужской и женской природы, особенно популярные в конце XVIII— начале XIX века, полагались на утверждение о том, что женской половине общества естественно присущи эмоциональная гибкость, сердечная аффектация, природная восприимчивость к хорошим манерам, забота о семейном очаге; тогда как для граждан мужского пола естественны преимущества в уме и рассуждении, силе, политической активности, а также прерогативы материального обеспечения своей семьи.
Хорошие манеры считались приобретаемыми качествами, с трудом воспитываемыми в зрелом возрасте, и включали в себя как положительные черты характера человека и его моральный облик, так и то, как эти качества проявляются в общении с другими людьми, распространяясь вовне (этикет). Близкое общение между мужчинами и женщинами во время ухаживания и в браке, по мнению американских философов и моралистов, должно было особенно благотворно послужить к умягчению природной грубости мужчин, улучшению свойств их характера, облагораживанию их нравственного облика.
Поскольку замужняя женщина большую часть своего времени проводила дома, по законам житейской логики ей естественным образом вменялось в обязанность воспитание хороших манер в детях.16
С первых лет колонизации Америки переселенцы становятся главной проблемой для коренного населения, их притеснителями, их врагами. Сопротивление экспансии было неизбежно, наличие огнестрельного оружия предрекало будущую победу колонистов. И хотя силовое воздействие не было единственно возможным способом ассимиляции индейских племен, возникали определенные сложности.
Для христианских миссионеров и представителей власти брачные практики индейских племен были чужды и олицетворяли распущенность. Поскольку в Соединенных Штатах семейным отношениям уделялось огромное внимание, любые формы брака, отклоняющиеся от идеала на дюйм влево или вправо, подрывали устои государственности и были потенциально опасны для нации.
Как описывает один из представителей органов власти по взаимодействию с коренными жителями, «некоторые индейцы имеют несколько жен, живущих в разных городах, порою на значительном расстоянии друг от друга», упоминает «легкость, с которой они могут в любой момент разорвать брачный договор». Браки заключались в сложной взаимосвязи родственных уз, допускались добрачные отношения, матриархат, полигамия, разводы и повторные браки. Мужчины индейских племен занимались преимущественно охотничьим промыслом, а женщины сельским хозяйством, что решительным образом отличалось от гендерного разделения белых американцев, у которых мужчины обрабатывали землю, а женщины заботились о доме.
Но самым весомым отличием от переселенцев было отсутствие у индейцев частной собственности – а ведь именно владение собственностью и наследование ее было закреплено за англо-американским институтом брака. И федеральные, и местные власти искали возможности реформировать эти непривычные практики и постоянно стимулировали, а иногда и принуждали индейские племена перенять модель христианского моногамного брака как необходимое условие цивилизации, нравственности и государственности.17
Если взаимоотношения с коренными народами американского континента у переселенцев складывались по принципу вытеснения или ассимиляции, ничего подобного не наблюдалось в отношении рабов-афроамериканцев. Последние не имели никакой возможности заключать официальные браки и не получали поддержки со стороны властей и местного населения колоний. В рабовладельческих южных штатах брачное сожительство между рабами было допустимо только с разрешения хозяина, который в любой момент мог разлучить супругов, переместив одного из них на другую территорию без возможности видеться и совместно растить детей.
Насколько были сложны отношения рабов с их господами, настолько же проста была церемония заключения брачного союза. Желающие объявить себя супругами перепрыгивали через черенок метлы, наискосок перегораживающий дверь в дом – этот прыжок и символизировал начало семейной жизни. Рабы, исповедующие христианство, могли ходатайствовать о предоставлении им возможности провести церемонию, в которой бы участвовал служитель церкви. В самих же церковных приходах по отношению к рабам-христианам существовал примечательный компромисс: насильственное разлучение мужа и жены приравнивалось к смерти обоих. Таким образом, для принудительно разлученных рабов было допустимо вступить в повторный брак и получить благословение священника.
Отдельной темой для разговора являются смешанные браки, отношение к которым общественности также всегда было двойственным. Союзы между представителями европейской белой расы и коренными жителями континента чаще всего были неофициальными (сожитие), и признавались судами штатов законными при условии их соответствия нормам поведения христианской общины, то есть одобрение могли снискать только долговременные моногамные отношения.
Браки между афроамериканцами и белыми американцами, напротив, были всегда вне закона, наказуемы гигантскими по тем временам штрафами или тюремным заключением. И если среди представителей южной рабовладельческой элиты не считалось зазорным иметь половые отношения с рабами или рабынями, то готовность жениться на них или выходить замуж расценивалась как высшая степень непотребства и вызывала презрение и гнев общества.
После провозглашения Декларации независимости пройдет еще почти сто лет, прежде чем афроамериканцы получат законное право заключать брачные союзы, и потребуются еще десятилетия для преодоления инерции прецедентного судебного права, продолжавшего эхом выносить решения, расово дискриминирующие бывших рабов.18 Но к середине XIX века слова «свобода» и «свадьба» для афроамериканцев зазвучали словно «Аллилуйя» Генделя – в одной блестящей мажорной тональности.
Каковы бы не были усилия законодательной власти и отдельных государственных деятелей, огромные территории Соединенных Штатов при небольшой плотности населения предрасполагали к определенной свободе устоев брачного сожительства. В таких условиях одним из главных факторов, регулирующих исполнение (или неисполнение!) законов на местах, становится само общество. Местное население имело значительно больше возможностей для доступа к обстоятельствам жизни той или иной семьи, того или иного члена общины, чем представители закона. Даже в городах с большим количеством населения ситуация была похожей вплоть до середины XIX века.
Общество могло быть благосклонным – и тогда браки, к примеру, между индейцами и белыми американцами, а также между их потомством заключались неофициально, даже если и были запрещены законом, по молчаливому согласию соседей. Либо, напротив, оно могло быть жестоким – тогда паре приходилось выносить все тяготы и невзгоды, связанные с обращением активных членов общины в высшие инстанции. Судебные решения на уровне штата говорят об идентичности нравственных ориентиров суда и общественного мнения, где общим знаменателем всегда были христианские нравственные нормы.19
Вопрос заключения брака для белых жителей американского континента как изначально, так и в дальнейшем находился исключительно в правовом поле – государство и местные власти давали определение тому, кто может вступить в брак, а кто не имеет на то оснований, а также кто может совершать церемонию бракосочетания.
Однако, поскольку для общественности самым важным действием при заключении брака было согласие сторон жениться друг на друге и их взаимные обещания, слова церковного служителя или судьи (магистрата) имели намного меньший вес для пары, чем одобрение или неодобрение соседей. Поэтому огромное количество браков не было заключаемо официально; в наши дни это неверно называется устойчивым термином «гражданский брак», а во времена англо-американского общего права это называлось «само-брак» (self-marriage).20
В североамериканских колониях к началу XVIII века будущим супругам становится возможным без затруднений найти легитимного светского или церковного служителя, который мог бы провести церемонию бракосочетания. Но вплоть до 1750-х годов церемония должного вида еще не становится традицией, которая была бы повсеместно укоренена. Неофициальный брак не исчезает на севере, а в южных англиканских рабовладельческих колониях, более того, продолжает оставаться совершенно нормальной практикой до второй половины XIX века. Как и в прежние времена, пары обменивались клятвами при свидетелях, сходились и жили вместе. Беременность или деторождение служили всего лишь подтверждением уже состоявшегося ранее союза.21
Читателю может показаться, что и эта подглавка в книге лишняя и для понимания причин возникновения обряда белой свадьбы можно было бы обойтись без нее. Уверяем вас, что это не так!
Наличие только лишь согласия, как единственно необходимого условия вступления в брак, отметало любые другие формальности – не в этом ли кроется причина огромного разнообразия типов и жанров американских свадебных церемоний в наши дни? К зависти россиян американцы сегодня могут жениться где угодно, когда угодно и церемонию может провести кто угодно (при наличии соответствующей лицензии) – лицезрение унылых работников ЗАГСа не вменяется американским гражданам в обязанность и не ломает структуру свадебного дня.
Многонациональность переселенцев объясняет те смешения народных обычаев и традиций, которые можем наблюдать в XVII—XIX веках на североамериканском континенте.
К примеру, корни афроамериканской традиции «прыжка через метлу» (так называемые «besom weddings») мы найдем в Уэльсе – этот обычай был одним из десятка других, переплывших Атлантический океан.22 Германские иммигранты привезли с собой свадебные танцы, во время которых гости платили жениху и невесте за право потанцевать с ними – еще одна традиция, сохранившаяся до сих пор. С большой долей вероятности французы подарили Западной Европе, а затем и Америке ритуал «шивари́», своего рода шуточные серенады для новобрачных, особенно громко и с удовольствием распеваемые соседями ночью под окнами тех, кто женился неподобающим образом; например, если вдова слишком скоро после смерти мужа переменила черное траурное платье на свадебный наряд. Соседи и друзья могли «отшиварить» молодоженов, если были не удовлетворены свадебным приемом или отсутствием свадебного зажигательного танца в исполнении жениха. Нарочито фальшивое и громкое пение сопровождалось боем в кастрюли и прочую подвернувшуюся под руку утварь.
Говоря о многообразии и неоднородности свадебных традиций в Америке XIX века, невозможно пройти мимо одиозной фигуры Мартина Лютера, инициатора движения Реформации в Европе в начале XVI века, одним из краеугольных камней для которого стало именно отношение к целибату и к брачному союзу: Лютер осознанно женился не на мирянке, а на беглой монахине. Протестанты горячо оппонировали католикам, чье учение превозносило безбрачное житие над супружеским и обязывало клириков к произнесению монашеских обетов, за что, в числе прочих причин, протестанты были анафематствованы Тридентским собором в 1563 году.
В предисловии к краткому руководству для пасторов Лютер писал:
«Много стран, много обычаев. Так как супружество есть дело мирское, пасторам и служителям церкви надлежит не влиять на что-либо, связанное с браком, но допустить каждому городу и области продолжать совершать привычное им».
Как говорится, во всяком подворье – свое поверье. Из вышесказанного мы видим, насколько четко Лютер разграничивает гражданскую и религиозную составляющую свадебного обряда; женитьба, по его мнению, есть акт исключительно светского характера, благословляемый служителем уже по его завершении.23
Бракосочетание, согласно инструкциям Лютера, состояло из трех основных событий, или этапов. Первый этап: унаследованные от католиков устные и письменные оглашения о предстоящем бракосочетании (banns of marriage*) в течение трех воскресных служб подряд, во время которых священнослужитель просил у прихожан молитвенной поддержки намеревающихся вступить в брак. В том случае, если женитьбе могло препятствовать что-либо, прихожанам вменялось в моральную обязанность сообщить об этом до свадьбы.
Второй этап: собственно бракосочетание. Действие происходило перед входом в церковь. Структура обряда была схожа с параллельной частью римско-католической церковной службы, однако во многом упрощена. Брачующимся задавались вопросы о согласии вступить в брак. После этого невесте одевалось кольцо или происходил обмен кольцами. В окончание служитель провозглашал молодоженов мужем и женой.
Третий этап: благословение перед алтарем в храме. Католическая брачная месса была исключена протестантами полностью. Благословение пестрело цитатами из Писания и заключалось молитвой о молодоженах.
Выделение светского и религиозного слагаемых в формуле брачного союза, начертанной Мартином Лютером, а также полная свобода интерпретации церемонии бракосочетания в рамках той или иной протестантской общины или традиции – все это в значительной степени благоволило будущему разнообразию и стилевой пестроте свадебных церемоний в Соединенных Штатах, от момента их возникновения и до наших дней. И если Римско-католическая церковь и Английская церковь в Средние века обладали религиозным авторитетом и законными полномочиями вершить браки на земле и на небесах, на североамериканском континенте в XVIII столетии не было единого видения свадебного ритуала как в среде католиков, так и между разрозненными группами протестантов.24
О проекте
О подписке