Читать книгу «Бизнес-класс» онлайн полностью📖 — Семёна Данилюка — MyBook.
image

На втором, директорском, этаже, куда поднялись они, царила праздничная суета: кабинеты были раскрыты, и меж ними сновали принаряженные, благоухающие парфюмом женщины. Мужчины курили по углам, с деланным безразличием переговариваясь на отвлеченные темы. Но то один, то другой подходил к окну, вглядываясь в темноту. Хотя, конечно же, охране была дана строгая команда предупредить о приезде Фархадова.

Центром оживления и местом, куда беспрестанно заглядывали сотрудники, была приемная, где распоряжалась всем и всеми решительная, утомленная всеобщей нерадивостью и бестолковостью секретарша. Надменная и неприступная, как все ценимые, вхожие к большому начальству секретарши.

При виде цветущего от удовольствия Симана она кисло улыбнулась:

– Скоро обещал быть. Пройдите пока в Зал заседаний. Когда появится, приглашу.

– Фархадов недоволен банком, – чутко расшифровал ее холодность Симан, выходя из предбанника. – Обиделся, что мы требуем срочного возврата денег.

– А он хотел, чтоб мы поднесли их ему на День рождения?

Хачатрян хоть и смолчал, но позволил себе искоса зыркнуть: ирония в отношении крупнейшего клиента ему не понравилась.

В зале заседаний, используемом сейчас как зал ожидания, скопились люди. Наряду с холеными юношами с такими же, как у Хачатряна, букетами, много было бородатых, неухоженных мужиков в дорогих, но неловких на них «тройках», – бригадиры с буровых, управляющие филиалами, подрядчики. У некоторых костюмные брюки были заправлены прямо в унты. Оживление среди них носило, как показалось Коломнину, характер несколько искусственный. Из-под него угадывалась общая озабоченность. Появление Симана почему-то вызвало среди присутствующих интерес. Его окружили. Оттиснутый, предоставленный себе Коломнин принялся оглядываться. Стены по периметру были увешаны вставленными в рамки фотографиями. И на всех запечатлен был в разные годы своей жизни и в разных обстоятельствах Салман Курбадович Фархадов – открыватель сибирской нефти.

Одна из них особенно привлекла внимание Коломнина. Сидящий у костра тридцатилетний южанин в робе и болотных сапогах с горячечным взглядом, нетерпеливо устремленным сквозь камеру в тайгу.

– Впечатляет, точно? – к Коломнину подошел невысокий широкоплечий человек. Как и остальные, был он в костюме. И костюм как будто подогнан по коренастой фигуре. Но только при каждом движении возникало ощущение, что как только двинет он плечищами чуть поэнергичней, сукно тут же треснет. Да и самому ему, видно, так казалось, потому что то и дело неуютно подергивался. Подошедший с удовольствием вгляделся в фото. – Огромного масштаба человечище был.

– Был?!

– Ну, то есть это же на пике, когда он только шел к цели. И как шагал!.. Нет, и сейчас крупно дышит. Да сам убедишься. Просто иная жизнь настала. Так сказать, обыденность. Понимаешь? Из былины в повседневность, в сию, можно сказать, минутность – это всегда непросто. Он повел шеей, нервно поддернул узел галстука.

– Достало, еж твою! Как в хомуте. Кстати, Резуненко мое фамилие. Виктор.

– Коломнин. Из банка «Орбита».

– Догадался. И даже знаю, с чем приехал. Потому и подошел. Разговор к тебе имею. Можно сказать, конфидансный. Насчет «Нафты».

– Симан Ашотович не помешает? – Коломнин заметил, что встревоженный Хачатрян принялся пробираться к ним.

– Может, и нет, – Резуненко изобразил легкую заминку, из которой стало ясно: лучше все-таки тэт на тэт. – Давай так. Тебе когда на мозги как следует накапают, отзвонись. Подброшу информации. Он всунул визитку и, махнув с безразличной приветливостью подоспевшему Симану, отошел к поджидавшей в стороне группе.

– Чего он хотел? – неприязненно поинтересовался Хачатрян. – Небось, гадость какую на Фархадова лил?

– Да нет. Наоборот.

– Значит, темнит. Он при Тимуре «Нафте» поставлял трубы для бурения. А год назад отодвинули, – передали заказ «дочке» Паркойла. Сам понимаешь, – другой уровень связей. Вот и злобствует. Много этих обиженных. А у кого их нет? Кто дело делает, на того всегда компромат сыщется. Только развесь уши, – такого напоют!

Симан аж побледнел от негодования, – то ли о Фархадове говорил, то ли о себе.

– Приехал! Приехал! – послышались выкрики. Кто-то из самых ретивых побежал вниз.

Приободрились и в Зале ожидания. Банковские юноши принялись встряхивать букеты. Буровики и подрядчики потянулись к приготовленным коробкам.

Но оживление вспыхнуло разноголосицей у открывшегося лифта, прошумело мимо и затихло в приемной. Прошло еще с пять минут, пока в Зал вошла секретарша, нашла Хачатряна:

– Симан Ашотович! Вместе с московским товарищем пройдите к Салман Курбадовичу.

Взглядом подавила легкий ропот:

– Остальным поздравляющим велено подождать.

Под завистливыми взглядами конкурентов зардевшийся Симан, подхватив Коломнина, устремился через приемную, заполненную сотрудниками, в заветный кабинет президента компании.

Меж двойными дверями Хачатрян глубоко выдохнул и впорхнул в объемистый кабинет – весь из себя в лучезарной улыбке. Не задерживаясь у входа, он немедленно, мимо орехового овального стола для совещаний, устремился в дальний угол, где в глубоком кресле восседал седоволосый, с дикими, будто куст крыжовника, бровями старик. Коломнин, только отошедший от его прежней фотографии, не мог не заметить, что голубые пронзительные глаза за прошедшие годы изрядно выцвели. Но это и не были стариковские глаза: в них достаточно еще оставалось и голубизны, и угадывающейся грозности.

Чуть сзади, справа и слева от кресла, вырисовывались два мужских силуэта, подчеркнуто строгих в своей неподвижности, – будто почетный караул.

В отличие от зала заседаний, здесь на стене, прямо за креслом президента, была лишь одна фотография – о чем-то задумавшегося молодого красивого азербайджанца. Не трудно было сообразить, что это и есть Тимур. В нем не чувствовалось неистовости отца. Но угадывалась так ценимая женщинами мягкая уверенность. Глядя на него, Коломнин с тоской понял, как должна была любить его Лариса. И лишний раз подумал, что их встреча в Таиланде скорее всего была лишь эпизодом для отчаявшейся женщины.

Впрочем, эта фотография не была единственной в кабинете.

Многочисленные – по стенам – шкафы наряду с кубками, медалями, сувенирами оказались заполнены цветными фото, на которых нынешний Фархадов был изображен в окружении знаменитостей: Фархадов, принимающий орден от Горбачева; Фархадов и Ельцин – во время поездки последнего по Сибири; Фархадов в окружении приглашенных из Москвы кинозвезд; Фархадов и Вяхирев, обнявшись, в Газпроме. Одна привлекла Коломнина особо: Фархадов и Гилялов. Чуть сзади расположились еще несколько человек, среди которых, как всегда, хитровато улыбался Слав Славыч Четверик.

Из некоторой забывчивости Коломнина вывел сладостный голос Хачатряна, который, подойдя вплотную к креслу, с чувством принялся произносить здравицу.

– Ладно, ладно, давай без дежурных славословий, – осадил его Фархадов, сделав жест подняться из кресла. И тотчас стоящие сзади люди подхватили его под руки. Но не так, как подхватывают немощного старика. Казалось, это и не поддержка, а скорее очередной знак глубокого уважения. Впрочем руки оба убрали лишь после того, как Фархадов окончательно встал на ноги и даже разогнулся, с некоторым усилием преодолев пригнувшую с годами сутулость. – А это что с тобой за молодец?

– Позвольте представить – Сергей Викторович Коломнин. Начальник банковской службы экономической безопасности. Тоже вот прилетел вас поздравить.

– Ну, зачем может прилететь экономическая безопасность я и сам догадываюсь, – усмехнулся Фархадов, внимательно разглядывая гостя. – Но имейте в виду, хоть вы и любимый банк, – не дадите кредит: поссоримся.

– Кредит?! – невольно переспросил Коломнин. Его задача была выяснить, как вернуть прежние деньги. Обсуждать выдачу новых – к этому он был не готов и потому невольно перевел взгляд на зардевшегося Хачатряна.

– Может быть, этот разговор стоит перенести на завтра? Сегодня у вас такой день, – поспешно сгладил остроту ситуации тот.

– Обычный день. Немножко неприятней, чем другие. Вот через год на семидесятипятилетие, если доживу, – тут да! Налетят. Даже сейчас подумываю, не махнуть ли недельки на две в тайгу по старой памяти? С ружьишком.

– Да что ж это вы такое говорите, Салман Курбадович?! – неожиданным фальцетом возмутился высоченный пятидесятилетний мужчина с припухлым лицом. – Это что, ваш личный день? Это для всей российской нефтегазовой отрасли праздник. Да что там? Для всей России.

– Так что, дорогой дядя Салман, придется денек-другой пострадать! – охотно поддержал его другой «караульный» – невысокий молодой азербайджанец. И речь, и движения его были быстры и порывисты. Причем всякая фраза, и всякое движение как бы наталкивались на предыдущие и оттого выглядели скомканными.

– А уж насчет того, чтоб не дожить: и слушать-то неудобно, – вторя им, огорченно зацокал Хачатрян. – Да поглядите на себя: вы еще нас всех переживете. Каждый раз выхожу от вас и думаю: господи! Ну почему ты не дал мне толику той энергии, что бушует в Салман Курбадовиче. Это ж горы можно свернуть.

– Так и сворачиваем! – напомнил ему высокорослый. – Какие горы под руководством Салман Курбадовича сворачиваем. Коломнин, более привычный к скрытой, изощренной лести, принятой в банке, с некоторой растерянностью посмотрел на Фархадова и натолкнулся на встречный, следящий за его реакцией взгляд.

– Будто дети малые, – посетовал Фархадов. – Не остановишь, так и будут галдеть. Ну, довольно пустых слов. Или полагаете, я за свою жизнь мало лести наслушался? И от каких людей! Начнете хвалить, на дело времени не останется. А мне за оставшиеся годы дело надо успеть сделать. Что с сыном начинали.

Едва произнес он слово «сын», как остальные умолкли и разом перевели скорбные лица на фотографию.

– Кстати, познакомьтесь с моими ближайшими помощниками, – припомнил Фархадов. Он подманил к Коломнину молодого азербайджанца. – Казбек Мамедов. Мой зять и продолжатель, можно сказать, дела.

– Очень приятно, – поздоровался Мамедов голосом, в котором можно было расслышать всё, кроме удовольствия. Своим видом он как бы давал понять: знаю, что приехал ты с неприятностью. Но обидеть дядю Салмана не дам!

– А этот говорливый господин – наш финансовый бог.

– Мясоедов Григорий Александрович. Финансовый директор. Рад буду служить, – рука Мясоедова оказалась наподобие большой, хорошо взбитой подушки.

– Болтлив, как женщина. Но дело в общем-то знает, – не стесняясь присутствием сотрудника, охарактеризовал Фархадов. – Вот с ним завтра главный разговор будет. Он у нас все расчеты ведет. Думаю, миллионов пять-десять нам для начала хватит.

От этих небрежных «пять-десять» Коломнина бросило в краску, и он даже собрался ответить некой умеренно язвительной фразой. Но тут дверь раскрылась, и с папкой в руках вошла секретарша.

– Поздравительные телеграммы, – объявила она.

– Ишь сколько. Делать людям нечего, вот что скажу, – неодобрительно поцокал Фархадов. – Уберите с глаз, Калерия Михайловна. Длинный палец его однако пробежал по пачке, как бы измеряя толщину, и даже слегка поворошил.

– Есть и от Богданова. И от Алекперова. Само собой, от Гилялова, – чем хороша вышколенная секретарша, тем, что научилась отвечать на незаданные вопросы. Она кротко вздохнула. – Простите, Салман Курбадович. Но там приглашенные заждались.

Последняя, исполненная укоризны фраза Калерии Михайловны почему-то была обращена к Хачатряну.

– Подождут, никуда не денутся. Все готово?

– Как вы приказали – накрыто в Нефтяном доме, – подтвердил Мясоедов. – Лично проследил.

– Хорошо. Тогда отвезите всех туда. Я попозже. Вас тоже приглашаю, – обратился он к Коломнину. – Откажете – обидите.

– Не откажу, – в тон ему кивнул Коломнин. И тут же ощутил недовольство присутствующих: видимо, сказанное выглядело здесь дерзостью.

– Да! Салман Курбадович, – напомнила о себе секретарша. – Звонила Лариса Ивановна. (Коломнин вздрогнул) Просила передать, что приехать в Нефтяной дом не сможет.

– Как это не сможет?! – взволновался Фархадов. – У меня День рождения. А любимая невестка не сможет. Нет уж! Мой праздник – ее праздник. Вот ведь упрямая женщина! Не может она! Знаю, у внучки грипп. Но надо же и развеяться. Молодая все-таки. А заперла себя эдакой затворницей. Никуда не вытащишь!

Подозвал нетерпеливо Мамедова.

– Езжай за Ларисой, Казбек. Скажи, я …

– Велел?

– Зачем велел? Просил.

– А если упрется? Знаете ее.

– А если не уговоришь, так и сам не возвращайся! – величественным жестом он выпроводил зятя. – Остальных прошу в мою машину.

Как и следовало ожидать, Нефтяной дом оказался клубом, первый этаж которого был приспособлен под торжества. Обширный зал по периметру был уставлен «фуршетными» столами с закуской. Освобожденный для танцев паркетный центр сиял безупречной полировкой.

К моменту приезда виновника торжества сами торжества шли вовсю. Во всяком случае общий вопль, встретивший вошедшего патриарха, был явно обильно подогрет. И не только холодными закусками.

Приветствия на время заглушили даже голос с эстрады, на которой извивалась приглашенная из Москвы певица. Но лишь на короткое время. Обещанные деньги певица отрабатывала добросовестно, так что говорить приходилось, склоняясь к уху собеседника.

Фархадов, дошедший до центрального, возле эстрады, стола приветственно взмахнул рукой, предлагая продолжить веселье. И очень скоро общий гул возобновился. Многие потянулись танцевать.

– Ну, Салман Курбадович, сегодня от ста грамм не уклонитесь, – Мясоедов ухватил потную, из холодильника рюмочку. – Не имеете просто-таки права.

– Я на все имею право. Он мне еще о правах напоминать будет, – отреагировал нахмурясь Фархадов. Обвел тяжелым взглядом смешавшихся гостей. Натолкнулся на Коломнина. И – взялся за рюмку. – Но сегодня выпью!