5

Рублев тихонько зашел в обшитый мореной доской кабинет директора фабрики «Юный коммунар». Не сразу разглядел затерявшуюся за огромным столом Манану Юзефовну Осипян. В ярком желтом блузоне она напомнила Рублеву махонькую канарейку, забившуюся в угол огромной клетки. Впрочем это была вполне бойкая канарейка. Покусывая неизменный мундштук, она неприязненно вслушивалась в монотонный мужской голос из селектора. Посторонний звук в кабинете насторожил ее, и она приподняла замыленные усталостью глаза. Но, кажется, Рублева не заметила. Невидящий взгляд ее скользнул вдоль стен, затем, не меняя выражения, сквозь вошедшего и, описав круг, остановился на чем-то, лежащем на столе. Увиденное волшебным образом смыло с нее усталое безразличие и вернуло взгляду знакомую задиристость.

– Ты, вот что, не увиливай! – с кавказским акцентом перебила она бубнящего абонента. – Передо мной график и будь добр – соблюди!.. И нытьё оставь! Выполни сначала. Мужчина ты или как? Завтра жду в одиннадцать с рапортом о выполнении. А вот к нему уже можешь смело присовокупить докладную на снабженцев. Право ныть, его тоже заслужить надо. Будь!

Азартно бросила трубку. Прищурилась, кажется, только теперь заметив гостя.

– Всегда, как разволнуюсь, так – акцент просыпается, – пожаловалась она, перейдя, к слову, на безупречный русский. – И откуда? Из своих сорока четырех лет…

– Быть не может!

– Оставьте это! Все мои анкетные данные знаете, – Осипян вытряхнула из мундштука окурок, продула, ввернула новую сигарету и с аппетитом затянулась. – Так вот тридцать из них в России прожила. И ведь все равно – то и дело выскакивает откуда-то без спросу кавказский говорок. Как кашель.

Она в самом деле зашлась сухим кашлем хронической курильщицы.

– Вам бы курить поменьше, – осторожно посоветовал Рублев.

– Увы! Теперь точно – поменьше осталось. Жизнь потихоньку-потихоньку к закату наклонилась, – она хмыкнула. – Так что, показали вам наше хозяйство? Побывали, так сказать, в горниле?

– Да. Спасибо. И в музей ваш знаменитый сводили. Могучее впечатление. Настолько все отлажено. – То-то что отлажено. А цену этой отлаженности понимаете? Годами синхронизировали. А вот разломать – в минуту можно.

– Требуется наша помощь?

– Не приведи Господь! – шумно испугалась Осипян. – Здесь мы и без вас расстараемся. Вы нам только не мешайте! Христом прошу. Все, что от вас требуется, – тылы мне гарантировать, пока я работаю. Чтоб знала, что сзади, с черного хода, никто не подберется. А вместо этого сами норовите нож в спину воткнуть. Понимаете о чем я, любезный Иван Васильевич?

Любезности в ее густом голосе как раз не чувствовалось. – Хорошенького Вы о нас мнения, – Рублев натянуто улыбнулся.

– Как раз такого, какого заслуживаете.

– Манана Юзефовна! Что-то вы совсем, погляжу, не в духе, – несмотря на потуги Рублева перевести разговор в легкое, шутливое русло, тон кондитерши становился все более неприязнен. – Я, конечно, понимаю, бывают дни особых дамских настроений. Но все-таки… – Дни дамских настроений закончились еще неделю назад, – во взгляде Осипян мелькнул проблеск лукавства. Ей неожиданно понравилось, что безукоризненно вежливый председатель банковского совета вышел из себя. – Кстати, я для вас здесь не дама, а директор кондитерского холдинга, в котором банку принадлежит контрольный пакет. И, насколько знаю, банк собирается этот пакет спустить, даже не удосужившись поставить меня в известность.

– А чтоб не сдали, вы выкрали из банка реестр дочерних компаний, – в тон ей «выстрелил» Рублев.

– Какой реестр? У вас что, реестр пропал?! – поразилась Осипян. – А документы по моему холдингу тоже?!

Она выскочила из-за своего командирского стола, ухватила ручкой Рублева за ворот и – потянула к себе.

– Я тэбя спрашиваю!..

– Да нет же. Ваши документы на месте. Хранятся в сейфе, – обескураженный Рублев не без труда высвободил рубаху.

– И на том спасибо, – Осипян, тяжело дыша, опустилась рядом. – Ох, вы и разгильдяи! Еще хуже, чем думала. Это какой же бардак надо развести, чтоб из-под носа целые базы данных уводили.

Она с любопытством глянула на понурого председателя банковского совета. Подтолкнула вдруг его локтем:

– Слушай, а с чего вы взяли, что это для меня выкрали?

– Старое правило. Ищи интерес.

– Ну, вы даете! – Осипян, похоже, так удивилась, что не очень и обиделась. – Напрягите извилины: зачем мне ваш реестр? Сколько у банка дочерних компаний и участий?..Двести, триста?

– Много больше.

– А таких холдингов, как мой, тоже сотни? Или все-таки, дай Бог, с десяток? – Таких единицы, – Рублев принялся загибать пальцы. – Да, пожалуй, такого больше нет.

– Так вот и соображайте, вы ж профессор. Сами говорите, ищи, кому выгодно. Мне-то какой смысл утянуть ваш реестр? Или все после этого забудут, что банку принадлежит кондитерский холдинг на триста пятьдесят миллионов долларов? Может, в депозитарии сама собой сотрется соответствующая запись? Ан дудки! Нет у меня возможности втихую от вас, сволочей, сорваться. Хоть и хочется. А вот какой-нибудь леспромхозик, или цементный заводик, или коттеджные земли в Подмосковье в сутолоке заиграть вполне можно. Вот в каком направлении искать надо. Логично, нет?

Рублев неохотно кивнул. – Я об этом не подумал, – признался он понуро. – Не специалист, знаете ли.

– А вы, похоже, ни в чем не специалист, – не пожалела его Осипян. – Только пальцы веером разводить горазды, – мы достигнем, мы преодолеем! Замполит вы, – вот кто. Ох, похоже, влипла я с вами.

– Слушайте, что вы всё по мне, как трактором, ездите? Могли бы как-то и… не так агрессивно. В конце концов, нравлюсь я вам или нет… – Нет!

Рублев хмыкнул:

– За откровенность отдельное спасибо. Но я все-таки ваш партнер и пришел по вашему приглашению. Остались же законы восточного гостеприимства!

– Это правда, – Осипян быстро поднялась.

– Что?

– Что разговор назрел. И что гость тоже… Вы на машине?

– Да, – опасливо подтвердил Рублев в ожидании новой выходки. – Только я сам за рулем.

Вчера Подлесному удалось доподлинно установить, что единственным объектом готовящегося покушения выбран президент банка Керзон. Узнав об этом, Рублев отказался не только от охраны, но и от шофера.

– А водить-то вы хоть умеете? – Осипян с сомнением пригляделась. – Ладно, придется рисковать. Подвезёте меня до министерства пищевой промышленности. По дороге и пообщаемся – на нейтральной территории. Воленс-неволенс – но о чем-то договориться нам действительно надо. Чтоб раз и навсегда.

По сырому Гоголевскому бульвару в негустом потоке машин со стороны Воздвиженки неспешно двигался личный «СААБ» Рублева.

Прямо перед машиной через дорогу нахально перепорхнула беззаботная студенческая стайка в вязаных шарфах и с воздушными шариками.

– Совсем мы с вами с этой работой от жизни отстали. Москва-то к Новому году готовится, – завистливо подметила Осипян.

Дома на противоположной стороне бульвара были увешаны рекламными щитами – «Снежное шоу Славы Полунина», «Новый год в Арлекино. Включено всёёёё!», «Москва – Токио. 31 декабря. Новогодняя ночь в Гостином дворе».

– Где отмечаете? – спросил Рублев, дабы заполнить паузу.

– Как всегда. Дома, с сыном. Если не сбежит стервец. Пятнадцать исполнилось. Так что – может, и вовсе одна.

Рублев скосился влево и вдруг – столь резко вывернул машину к обочине, что едва не врезался в ползущий впереди «Жигуленок».

– Это к чему бы так? – желчно поинтересовалась повисшая на ремне безопасности Осипян. – Может, я и была с вами недостаточно вежлива. Но не настолько, чтоб мордой о стекло.

Она проследила за взглядом своего спутника и – прервалась обескураженно.

– Неужели…Второв? – глазищи ее широко раскрылись. На заиндевевшей бульварной скамейке спиной к ним нахохлилась одинокая рыхлая фигура.

– Думаете, это он? – Манана почему-то перешла на шёпот.

Рублев неуверенно кивнул. Еще какое-то время посидел за рулем, словно сомневаясь: – У него через месяц после…ухода из банка обширный инсульт случился. – Да, я слышала.

– Похоже, недавно выписали. Хотите подойти?

– Нет. Боюсь, – Манану передернуло. – Я лучше здесь.

Рублев кивнул, перебежал дорогу, перебрался через низенькую витую решетку и принялся со спины подступать к сидящему: сначала – стараясь окончательно убедиться, что не ошибся, затем – колеблясь, стоит ли затевать разговор. Но уже знал, что не удержится и все равно подойдет. Он выбрался на аллею и остановился перед опершимся на трость, углубленным в себя человеком.

Ни хруст снега, ни громкое дыхание рядом не вывели сидящего из состояния задумчивости. Лишь после паузы он неохотно, с усилием поднял лобастую голову.

– Т-ты? – вяловато удивился он. – З-зачем? Слова давались ему с трудом. Левая, перекошенная книзу половина рта не поспевала за правой.

Рублев сглотнул слюну: инсульт совершенно изуродовал знакомое до деталей лицо.

– Проезжал мимо. Увидел. Ну, как ты, Володя? Слышал, что болел. Чем сейчас занимаешься?

– С Б-богом беседую. А вы, з-знаю, все там же. Об-борону держите, – сквозь гримасу пробилась знакомая усмешка. – Держим, – коротко подтвердил Иван Васильевич.

– Страстот-терп-пец ты наш. Не устал т-треп-пыхаться-то?

– Кому-то надо.

Второв раздраженно насупился:

– И как?

– Непросто, конечно. Но – появились перспективы. За тебя у нас Керзон.

Иван Васильевич принялся было рассказывать о банковских событиях, но заметил, что собеседник нахмурился, и – прервался.

– Про наших что знаешь? – спохватился Рублев. – Рассказать, кто где?

– Н-нет. И… не инт-тересно.

Глаза Второва в самом деле подернулись пленкой безразличия.

Разговор не заладился. Рублев переступил ногами, собираясь попрощаться.

От Москвы-реки донесся тугой гул церковного колокола Храма Христа Спасителя.

Взгляды обоих пересеклись. И оба поняли, что припомнилось им одно и то же: заливистый звон церкви Всех Святых на Кулишках – под банковскими окнами.

– Да-а, – выдохнул Второв. – Част-то в-вот думаю: для ч-чего все б-было? Для чего столько всего, чтобы вот так кончилось?..

Он потряс головой, раздраженный внезапной для самого себя откровенностью, и, боясь услышать ответ, нетерпеливо замахал здоровой рукой:

– Н-ну, иди, Иван В-васильич. П-поговорили и…иди.

Рублев повернулся.

– Ив-ван В. в… – окликнул его Второв. – Ты в-вот что…д-держись т-там.

– Постараюсь, – благодарно кивнул Рублев. – Может, тебе что надо? Помочь хоть чем?

– Иди же ты, н-наконец! Что ж так н-не п-понимаешь-то?! – с ненавистью выкрикнул Второв.

Рублев кивнул тягостно и пошел к машине.

Возле ограды обернулся на громкий женский крик. – Нашла-таки! – с противоположной стороны к скамейке спешила женщина в накинутом пальто. Рублев вгляделся: это была бывшая жена Второва. – И что ж ты такой непослушный! Как дорогу-то перешел, Господи? Ведь задавили бы. Как свят, задавили бы!

Она подбежала к сидящему, который, откинув в сторону негнущуюся ногу и навалившись на трость, с усилием поднимался.

– Да не мучайся, помогу. Пойдем потихоньку. Там и бульончик готов. И сериал твой скоро начнется.

В хлопотливом голосе ее причудливо перемешались страдание и радость. Когда-то они разошлись, потому что на неё его не хватало. Теперь он принадлежал ей – без остатка.

Вернувшийся в машину Рублев склонился на руль.

– Страшно-то как, – пробормотала Осипян. – Вчера еще глыба. А сегодня – вот так. У него хоть деньги на жизнь остались?

– Что? – Рублев поднял голову. Он был захвачен своими мыслями. – Да, конечно. Для чего только? Вот есть миллион, есть десять, есть сто! Ведь, строго говоря, прожить безбедно достаточно и миллиона. Но нет, ты стремишься к десяти. А лучше – к ста и более! И так бесконечно. Почему?!

Он требовательно посмотрел на Осипян.

– Деньги. Вечная цель человечества, – пожала плечиком та. Банальный вопрос вызвал банальный ответ.

– Да вот не цель же! – Рублев рассердился. – Вот плохо и мелочно, если цель. И заведомо обречено. Потому что тебя же они и сожрут. Никто не рождается шлаком! Шлаком становятся! Понимаете?

Увидел, что она не понимает.

– Да где тебе! Баба и есть баба, – раздраженно выкрикнул человек, еще за минуту до того бывший безукоризненно вежливым профессором. – Мы вот с ним, с Володей начинали. И цель-то была! – не находя слов, Рублев потряс руками. – Великая! Империю финансовую создать! Чтоб на всю страну! Технологии научные поднять и через банк – запускать в промышленность! Вроде как обновление через стволовые клетки. Как американцы через автомобили поднялись, а мы чтоб через инновационное финансирование! И в роли сердечника наш банк. Над нами сперва смеялись. А мы-то двигались! И вполне могли достичь своего. Могли же! – он с невольным укором глянул на ковыляющую по бульвару фигуру. – Вот где цель! А деньги что? Средство. А потом у Володи произошла вроде как подмена цели. Захватило его всевластие. Все больше и больше захотелось! Уже неважно, для чего. Важно достичь. И как с высоты рухнул, так сразу и надломился. Я так про эту его болезнь думаю. Денег-то на дожитие у него преизрядно.

Он виновато повернулся к спутнице. На него с живым интересом смотрели огромные глаза-маслины.

– Что-то я тут в запале брякнул лишнего?

– Да. И слава Богу. – Она успокоительно положила ладонь на его руку. – Даже не думала. Недооценила я вас. Не замполит вы. Политрук. Мне только любопытно: как же вы дальше-то с таким замахом жить собираетесь? – Да все то же. Буду держать позицию. И ради того, чтоб сохранить банк, на все пойду!

– На всё? – Осипян вновь насупилась. – И мой холдинг продать?! Только начистоту.

– А что остается? Чтоб не утонуть, нам придется сбрасывать балласт.

– Балласт! – выкрикнула она с прежней злостью. – Лихо! Цель у него, видишь ли, великая! А что со мной будет, и в голове не лежит? А то, что холдинг мой – это пятьдесят процентов росийской кондитерки? Причем лучшие пятьдесят. Это вам невдомек? У меня только на «Юном коммунаре» оборот по двадцать миллионов рублей в день. Рентабельность десять процентов! И это когда весь рынок рухнул!

Рублев обескураженно тряхнул головой:

– Манана Юзефовна, успокойтесь. Заверяю, что переговоры с покупателем будем проводить цивилизованно, с вашим участием. Еще и получше нас хозяина вам подберем!

– Да уж хуже некуда! – огрызнулась Манана. – Слушайте, вы что, всерьез полагаете, что без вас на мою кондитерку женишков не хватает? Зарятся. Каждый день обхаживают. Факсами и любовными телеграммами засыпают. Между прочим, у вас за спиной. Другого боюсь, чего вы, похоже, не знаете или вам до того дела нет. Она ухватила его за пуговицу.

– Обаяют-то заграничные «кондитеры». «Марсле», не к ночи будь помянут, особенно домогается. Только нужно им на самом деле уничтожить всё, что нами наработано, да на моих площадях свои «Сникерсы» да «Марсы» паленые гнать. Еще бы – такой рынок на халяву под себя подмять! А я, милостивцы мои, всю жизнь на российскую кондитерку проработала. У нас такие эксклюзивы, какие Западу и не снились. Только раскручивай. Еще девятнадцатого века технологии сохранились. Да хоть сливу в шоколаде возьмите. А халва взрывная, что во рту тает? Я сама над ней десяток лет работала, прежде чем до секрета дошла. А грильяж в шоколаде? Основу до сих пор старухи месят. Ни весов, ни дозаторов. Пробовали секретец утянуть, ан – хрена с два! Вся рецептура на кончиках пальцев. И что? Всё в утиль прикажете? Цель у него, видишь ли, великая! А не получится если? Затравит вас Онлиевский. Порвет на куски. И – нет цели! А то, что за это время российскую кондитерку за здорово живешь уничтожите, так это ничего? Спишется? Да? Хотели как лучше? Да?… Да оставьте себе свой дурацкий платок!

Она зарыдала, уткнувшись лицом в «бардачок». Обескураженный Рублев погладил ее по подрагивающей спине.

– Да ладно вам. Еще же ничего не случилось, – бормотал он. – Пока только наметки. Еще раз просчитаем, прикинем. Не чужие!

Осипян подняла опухшее лицо.

– Я просто оглашенная баба, – всхлипнула она. – С мужем разошлась. Вот такой муж был! Вам такого черта с два найти. Известный на всю страну человек. И то – не выдержал. Бросил. И дурак был бы, если б не бросил. Ведь по шестнадцать-двадцать часов на производстве. Сыну пятнадцать лет. И – что? Много он меня видит? Иногда, впрочем, видел, пока я его в Англию в колледж не загнала! Так он там какой-то ноотбук спёр. Специально, понимаете? Чтоб в тюрьму посадили. Чтоб мамочка родная о нем вспомнила. Мамаша! Всем мамашам мамаша. А вы фабрику продать хотите. Сволочи вы после этого! Не хочу ни в какое министерство. Везите меня назад. Мне еще совещание с технологами провести надо.

– Знаете что, – предложил Рублев. – Я завтра вылетаю на переговоры с западными кредиторами. А по возвращении подъеду. Может, что и придумаем! Добро?

Он примирительно протянул руку.

– Придумает он! – проворчала Осипян. – Чтоб придумать, мозги иметь надо.

Иван Васильевич лишь покачал головой, – к ее взбрыкам он, кажется, начал привыкать.

В тот же вечер Рублев дал указание Дерясину переговоры о продаже кондитерского холдинга приостановить.