6

– Давай тогда заново, – говорит Бахтин. – Цель твоей встречи со мной сейчас?

– Вызвать помощь девочке. Не привлекая внимания к себе, – откровенно обозначаю свои «шкурные» мотивы.

– Это всё? – удивляется Бахтин.

– Да, а что ещё? – настаёт моя очередь удивляться.

– Допустим, ты каким-то образом вычислил либо знаешь мою систему ценностей, – начинает рассуждать вслух Бахтин. – Вполне реально, кстати. И знаний психологии никто не отменял, а я – личность достаточно открытая. И от других ты мог многое узнать, хоть и от Новикова. Допустим, ты грамотно вычислил, что я скорее промолчу, чем буду поднимать шум. Допустим. Ты что, действительно звал меня только затем, чтоб я вызвал ей скорую?

– Вы сейчас сознательно упрощаете и стараетесь казаться глупее, – морщусь. – Первое. Непосредственная опасность ей, давайте скажем, санирована… Но остался вопрос реабилитации. Ей нужна медицинская помощь, как минимум, по поводу сотрясения мозга. Два: я не мог вызвать никого, чтоб не светиться. Три: моя личная система ценностей очень отличается от прецедентной практики нашего государства.

– У нас прецедент не является источником правовой нормы… но я тебя понял… Продолжай.

– На спортплощадке я сделал только то, что надо. Доказать, что они собирались её убивать, я не смогу. Если только нет аппаратуры, определяющей достоверность того, что я говорю, – вопросительно смотрю на Бахтина.

– Доказательством в суде не является и как доказательств в суде не принимается, – отрезает Бахтин.

– Зачем тогда нужна такая аппаратура? – бормочу.

– Для внутренних и служебных расследований. В организациях, где двух подозрений достаточно, чтоб устранить живого человека. Даже без доказательств, – в упор смотрит на меня Бахтин. – Продолжай.

– Задача номер один – оказание помощи девочке. Номер два – по возможности, моё неучастие в развитии событий. Что смог – я сделал. И не хочу страдать от болезней общества. Если смогу, – откровенно смотрю в глаза Бахтину.

– Болезнь общества – это что в данном контексте? – хмуро спрашивает Бахтин.

– Болезнь общества – это когда три мужика, собирающиеся убить девчонку, потенциально рискуют меньше, чем тот, кто её от них защитит, – продолжаю смотреть в глаза Бахтину. – Есть такое понятие: социальный рефлекс. Для общества он важен так же, как для организма – физиологический. В обществе, в котором мы находимся сейчас, социальные рефлексы отсутствуют как явление. Но это не отменяет социальной ответственности отдельных людей.

– Например, тебя? – вопросительно заканчивает Бахтин.

– Или Вас, – парирую я. – Олег Николаевич, мы говорим уже пять минут. Семь минут я сюда бежал. Пятнадцать вы ехали. Пожалуйста, давайте решать. И решаться. Как вызвать скорую?

– Принимается, – бурчит Бахтин и выуживает из нагрудного кармана джинсовой рубахи телефон.

– Ало? – после второго гудка отвечает его абонент. Телефон стоит на громкой связи, потому всё слышу и я.

– Кузнец, ты мне срочно нужен, – бурчит Бахтин. – Можешь приехать прямо сейчас? Вот в эту минуту?

– Ты где находишься? – не удивляется его абонент.

– НОВАЯ КЛИНИКА, у Нового Моста, вход в акушерское отделение. Лавочка перед входом.

– Жди. Я в машине. Три минуты.

Через три минуты из потрёпанной, но бодрой старенькой «субару», затормозившей возле нас, выходит сорокалетний мужчина и быстро подходит к нам.

– Знакомьтесь, – хмурясь, кивает Бахтин. – Хотя вы заочно знакомы и даже по телефону разговаривали. Майор Кузнецов – Александр Стесев.

Кузнецов протягивает руку. Жму.

– Неожиданно, – Кузнецов выглядит озадаченно. – Что стряслось?

– Для меня – ещё более неожиданный поворот, – присоединяюсь к Кузнецову. – Олег Николаевич, не поясните? Мне трудно быть до конца откровенным, пока я не понимаю подоплёки.

– Кузнец – единственный из моих более-менее близких знакомых, который сечёт в розыске, – начинает объяснять Бахтин, повернувшись ко мне. Кузнецов с интересом слушает. – И умеет при этом держать язык за зубами. Который дух Закона уважает больше буквы. Что в данном случае полезно. Ну, и твой случай у него – не первый. Однажды мы пересекались при аналогичных обстоятельствах. Когда дух закона противоречил букве.

– Было дело, – чему-то рассеянно улыбается Кузнецов. – Так что у вас стряслось?

Бахтин в пятнадцать секунд вываливает Кузнецову ситуацию. Тот ни секунды не раздумывает:

– Обстановку уяснил. Первое. Задачи. Бах, какая самая первая?

Бахтин молча показывает указательным пальцем на меня.

– Девочка на спортплощадке, – говорю. – Оказать помощь.

– Сколько времени прошло?

– Около сорока минут в сумме.

Кузнецов кивает и набирает какой-то номер:

– Коля, ты на тумбочке?

…

– Можешь мне полицейскую сводку по городу и области качнуть прямо сейчас, сюда?

– …

– Спасибо.

Бахтин звучно хлопает себя ладонью по лбу.

– Та-ак… Ну, вот. Звонок на центральный пульт… м-м-м… чуть меньше получаса назад, – сообщает Кузнецов, листая что-то на экране. – Анонимно, хе-хе. Запись голоса есть, но не факт, что установят: на ВЦ у ментов техника давно этого не решает, сталкивался… Полиция была на месте через три минуты и вызвала скорую. Скорая прибыла двенадцать минут назад, пострадавшая увезена в ЦГКБ. Со жмурами сейчас работают.

– Кажется, помощь девушке неактуальна, – смущённо тру шею. – Ну, давайте теперь со мной разбираться. Что и как правильно.

– Снова тот же вопрос: какая стоит задача? – спрашивает Кузнецов, глядя на Бахтина.

– Проверить, правду ли он говорит, – бурчит Бахтин.

– Проверили. Правду, – говорит Кузнецов, не отводя взгляд от Бахтина.

– Шутишь? – подымает бровь Бахтин.

Вместо ответа Кузнецов подносит экран телефона к глазам Бахтина. Я тоже заглядываю через руку. На экране – фотографии крупным планом этих троих, с рисунками, выполненными синими чернилами на глубоких слоях кожи. На руках, груди, спине. Они одеты в майки, потому фрагменты рисунков чётко видны на фотографии.

– Бахтин, фото- и видеоотчёты всех патрулей уже давно качаются на ВЦ, – сообщает Кузнецов. – Уже месяца три как. Это ты просто от уголовного процесса далеко и не пересекался.

Бахтин долго рассматривает экран телефона Кузнецова, потом говорит:

– И правда, блатота какая-то.

– Ну. Теперь ты мне скажи: будут его искать? – Кузнецов тычет пальцем в меня.

Виснет секундная пауза, Бахтин качает головой, как гравитационная игрушка.

– Девочка всё опишет. Их опознает. Ну, в морге опознает… – поправляется Кузнецов. – Если он, – тычок пальцев в меня, – сейчас врёт, и изнасилования не было, ты ж его через три часа снова встретишь! Только он не врёт…

– Да вряд ли, чтоб его искать, сломя голову кинулись, – продолжает качать головой Бахтин.

– Вот и я о чём. Теперь ты мне скажи, – поворачивается Кузнецов ко мне. – По какой дороге ты в этот парк шёл?

– Через ботанический сад. А в ботанический сад – по Космонавтов.

– Всё. Не «выводится», – кивает головой теперь Кузнецов. – Камер на маршруте нет. Лицо его нигде на маршруте не светилось. Свидетели были? – снова поворачивается он ко мне.

– Девочка без сознания. Людей в радиусе пятидесяти метров точно не было, а дальше я не чувствую… – отвечаю откровенно.

– А дальше и не надо. Ты попробуй, опиши человека с тридцати метров среди ночи… – продолжает что-то листать в телефоне Кузнецов. – Если разглядишь… Стопроцентный «висяк». Ну, ментам «висяк». Как именно ты их?..

– Одного – виском об трубу.

– Рука где была?

– На противоположном виске. Гематом не было, если вы об этом…

– Какой образованный мальчик, – сверлит меня взглядом Кузнецов. – Дальше?

– Второго – в кадык. Отёк. Асфиксия.

Кузнецов медленно хлопает два раза в ладоши:

– Про третьего даже спрашивать боюсь.

– У третьего какое-то шило из отвёртки сделано было. Третий себе это шило в глаз вогнал. Вы поняли, – смотрю Кузнецову в глаза.

Кузнецов хихикает, потом морщится, потом поворачивается к Бахтину:

– Бахтин, даю девяносто процентов, дальше будет так: сейчас пройдутся по записям камер в радиусе километра. Никого не найдут. Потому что он там не ходил. Потом – опросят, кто что видел. На двух или трёх крупных улицах по соседству. Но тоже не найдут, потому что он через ботанический сад шёл, а там ни камер, ни народа ночью. А потом менты «раскопают» «обоюдку». И закроют всё по факту гибели фигурантов.

– Думаешь? – задумчиво трёт лоб Бахтин.

– Девяносто процентов, – кивает Кузнецов. – Последний вопрос: самый первый человек, с кем ты после этого контактировал, кто? Бахтина сюда кто вытянул?

– Капитан Саматов, – киваю на дверь акушерского отделения. – Я добежал сюда, в микрофон попросил Саматова вызвать Бахтина.

– Бах, это какой Саматов? «Стрелок», что ли?

– Он, – хмуро кивает Бахтин.

– Телефона с собой нет? – поворачивается Кузнецов ко мне.

– Нет. Из дома не брал, – отрицательно качаю головой.

– Ва-ха-ха, ну тогда девяносто процентов превращаются в девяносто девять, – начинает непонятно для меня, но искренне (я это вижу) веселиться Кузнецов. – Саматов – это не утечка. Тем более, от него к ментам.

– Ты что, тоже в курсе? – задаёт не понятный мне вопрос Бахтин.

– Бах, об этом все в курсе! Такое дерби! Бах, я могу ему – кивок в мою сторону – кое-что откровенно сказать? При тебе?

– Валяй, – устало и безразлично кивает Бахтин.

– Александр. Два момента. Первый: забудь всё, что было. И помни, что ты – несовершеннолетний. У тебя тогда по телефону хорошо получилось меня достать… Второй момент: снова-таки, забудь. Это Бахтин у нас – большой государственный человек, который сводок по городу не то что не читает, а даже не знает, где их брать. Включая фотоматериалы с мест происшествий в сетке. А я тебе компетентно говорю: нарисуют там обоюдку и взаимные разборки между этой тройкой. И всё. Никому «висяк» в конце месяца не нужен… И лично моё мнение: я не знаю, что ты за человек. Но в данном случае не слушай Бахтина. У него вообще кличка «Маразм». Всё ты правильно сделал. Хоть я тебе этого говорить и не должен… Мужик. – Кузнецов толкает меня кулаком в плечо и поворачивается к Бахтину, – Бахтин, можно тебя на секунду?

Они отходят, но не далеко. Я всё равно слышу, о чём они говорят.

– Бахтин, я тогда бесился, а сейчас спасибо. Место нормальное, живая работа. С людьми – не с компом. Вчера вот таможенников на Дружбе брали… Реальная жизнь, одним словом! А не высасывание из пальца… Я не в обиде. Спасибо!

– Да я так и думал… Ну, бывай… Спасибо, что подъехал…

Они жмут друг другу руки, и Кузнецов, не прощаясь со мной, садится в машину и уезжает.

Бахтин возвращается ко мне и снова садится рядом на лавочку. Молча о чём-то размышляет – долго, минут пять.

– Олег Николаевич, вы сейчас пытаетесь понять, как относиться к тому, что формально нарушаете закон вместе со мной? Идя на поводу у меня? – задаю прямой вопрос через несколько минут обоюдного молчания.

Бахтин молча кивает головой, глядя на носки своих туфель.

– Олег Николаевич, давайте так. Я не знаю, как вас успокоить, но скажу, что думаю. Если бы мне надо было даже жизнью рисковать в той ситуации – я б не задумывался. Потому что социальные рефлексы. Но я жизнью не рисковал. Не тот случай. А эти разрисованные клоуны – они действительно девчонку убивать собирались. Уже молчу, что они сделали… Я понимаю, что подключил вас, находясь в панике. Мне не так много лет. В теории я знаю, как надо правильно поступать. Но на практике такого никогда не делал.

Бахтин постепенно оттаивает и начинает прислушиваться более внимательно.

– Это – исключительный случай. И мы с вами никогда к нему не вернёмся, если такие вот события, как с этой девочкой, никогда нас с вами лично касаться не будут. Скажите честно: если б её надо было защищать, рискуя жизнью, лично вы бы отсиделись? Или вступились бы?

– Вступился бы, – хмуро кивает Бахтин.

– А если бы её вместе со мной – нас двоих – пинали?

– Вступился бы.

– Так вот, вы сейчас за нас с ней обоих и вступились. За неё и таких, как она – чтоб у меня был шанс ещё кому-то помочь. Тьфу три раза. А за меня – что правильно девчонку заколоть не дал.

– Считается, – хмуро говорит Бахтин. – Но давай всё же без ретроспектив. И без возвратов к таким ситуациям.

На прощание бросаю на Бахтина частоту «спокойствия». Почему-то именно на него она «садится», как родная. Видимо, у него нет внутреннего желания нервничать дальше.