Три

До похорон Мэрилин не задумывалась, как увидит дочь в последний раз. Вообразила бы трогательную киношную сцену у смертного одра: сама она седовласа, дряхла и довольна, в атласной пижаме, готова попрощаться; Лидия – взрослая женщина, уверенная и невозмутимая, обеими руками сжимает ладонь матери, сама уже стала врачом, великое колесо жизни и смерти ее не смущает. Мэрилин себе не признаётся, но в последнюю минуту она хочет видеть Лидию – не Нэта, не Ханну, даже не Джеймса, а дочь, о которой думает всегда и первым делом. Однако последний миг встречи уже миновал: к замешательству Мэрилин, Джеймс настоял на закрытом гробе. Она даже не увидит напоследок дочериного лица, и об этом она твердит Джеймсу уже три дня, то в ярости, то в слезах. А у него язык не поворачивается сказать ей, что он обнаружил на опознании: от лица в холодной воде сохранилась только половина, а другая уже отгрызена. Джеймс не слушает жену и, задом выезжая на улицу, прилипает глазами к зеркалу.

До кладбища всего четверть часа пешком, но они едут на машине. Когда выезжают на главную улицу, огибающую озеро, Мэрилин резко отворачивается влево, будто заметила что-то у мужа на плече. Не хочет видеть причал, снова пришвартованную лодку, озеро, что тянется вдаль. Джеймс плотно закрыл все окна, но снаружи ветер сотрясает древесные кроны и пускает рябь по воде. Оно останется навеки, это озеро; как ни выйдешь из дома – оно тут. На заднем сиденье Нэт и Ханна хором размышляют, станет ли мать отворачиваться от озера до конца жизни. Оно блещет на солнце, точно гладкая жестяная крыша, и у Нэта слезятся глаза. Как-то неприлично солнцу сверкать, голубеть небу. Тут, к счастью, солнце прячется за тучку, а серебристая вода сереет.

Въезжают на кладбищенскую парковку. Кладбищенский сад – гордость Миддлвуда: кладбище пополам с ботаническим садом, змеятся дорожки, латунные таблички поясняют флору. Нэт помнит школьные экскурсии с альбомами и путеводителями; как-то раз учитель пообещал лишних десять баллов тому, кто соберет больше всех разных листьев. В тот день тоже были похороны. Томми Рид прямо посреди панегирика прокрался меж рядов складных стульев к сассафрасу и отщипнул листок с нижней ветки, мистер Рексфорд не заметил, похвалил Томми за то, что он один отыскал Sassafras albidum, а одноклассники сдавленно хихикали и потом в автобусе хлопали Томми по плечу. Теперь все шагают гуськом к складным стульям, и Нэту охота вернуться в прошлое и дать Томми Риду в рыло.

В честь Лидии уроки отменили, и пришли ее одноклассницы – толпа. Джеймс и Мэрилин понимают, как давно не видели этих девочек, – годы прошли. Не сразу узнают Карен Адлер, отрастившую волосы, и Пэм Сондерс, снявшую брекеты. Джеймс вспоминает список вычеркнутых имен, ловит себя на том, что пялится во все глаза, и отворачивается. Стулья постепенно заполняются однокашниками Нэта, из девятого, из одиннадцатого класса – Нэт их, кажется, встречал, но почти не знает. Ручейком притекают соседи – даже они какие-то чужие. Родители не ходят в гости и сами никого не приглашают, у них не бывает ни званых ужинов, ни партий в бридж, ни охотничьих выездов с друзьями, ни обедов с подругами. Как и Лидия, ни с кем толком не дружат. Ханна и Нэт узнают университетских преподавателей, отцовскую помощницу, но в основном на стульях сидят незнакомцы. Чего явились-то, удивляется Нэт – но понимает, едва начинается панихида и все вытягивают шеи, глядя на гроб под сассафрасом. Их приманило зрелище внезапной смерти. Всю неделю, с тех пор как полиция протралила озеро, Лидия не исчезала из заголовков миддлвудского «Монитора». «В пруду найдена утонувшая азиатская девушка».

Священник смахивает на президента Форда – лобастый, белозубый, опрятный и дородный. Ли в церковь не ходят, но священника рекомендовало похоронное бюро, и Джеймс согласился, не задавая лишних вопросов. А теперь сидит точно кол проглотил, лопатками вжимается в спинку стула и старается вслушиваться. Священник читает двадцать второй псалом: «ничего мне не надо» вместо «я ни в чем не буду нуждаться», «если пойду темной долиной» вместо «если я пойду и долиною смертной тени»^[14]. Это неуважение, упрощенчество. Как и хоронить дочь в фанерном ящике. А чего еще ждать от этой дыры. Справа сидит Мэрилин. Аромат лилий окутывает ее мягким мокрым туманом, и она едва не давится. Впервые жалеет, что, в отличие от матери, не носит с собой носовые платки. Прижала бы платок к лицу, спаслась бы от запаха, на ткани осталось бы грязно-розовое пятно цвета старых кирпичей. Подле матери Ханна сплетает пальцы. Хочет рукой заползти матери на колени, но не смеет. И не смеет глядеть на гроб. Лидии там нет, напоминает себе Ханна, глубоко вздохнув, там только тело – но где тогда Лидия? Все застыли. Наверное, думает Ханна, птицам в небе чудится, будто мы статуи.

Краем глаза Нэт замечает Джека – тот сидит сбоку с матерью. Сграбастать Джека за воротник, допросить. Всю неделю отец ежедневно звонит в полицию, но Фиск снова и снова отвечает, что следствие еще не завершено. Жалко, что полицейские не пришли, думает Нэт. Может, рассказать отцу? Джек опустил голову, будто стыдится поднять гла за. А когда Нэт смотрит вперед, гроб уже опустили в землю. Полированное дерево, белый лилейный убор на крышке, раз – и исчезли: вместо гроба пустота. Нэт все пропустил. Сестры больше нет.

На шее влага, Нэт ее смахивает. Оказывается, все лицо мокрое, он беззвучно плачет. Голубые глаза Джека внезапно упираются в него поверх голов, и Нэт локтем отирает щеку.

Все расходятся – спины одна за другой удаляются к парковке и на улицу. Пара однокашников Нэта – Майлз Фуллер, например, – смотрят сочувственно, но большинство, смущаясь его слез, не заговаривают и прячут глаза. Другого шанса у них не будет: в свете блестящих оценок Нэта и его трагедии директор разрешит ему последние три недели в школу не ходить, а на вручение аттестатов Нэт не пойдет сам. Какие-то соседи окружают семейство, пожимают локти, бормочут соболезнования; кто-то гладит Ханну по головке, точно младенца или собачку. Кроме Дженет Вулфф, сегодня сменившей белый больничный халат на элегантный черный костюм, Джеймс и Мэрилин почти никого не узнают. Когда подходит Дженет, ладони у Мэрилин будто испачканы, все тело замарано, словно ветошь, передаваемая по грязным рукам; Дженет касается ее локтя, и это почти нестерпимо.

Джек стоит поодаль, по ту сторону могилы, поджидает мать в тени большого вяза. Нэт пробирается к нему, припирает к стволу, и Ханна, застряв с родителями в толпе других взрослых, наблюдает за братом нервно.

– А ты что тут забыл? – осведомляется Нэт. Вблизи видно, что рубашка у Джека темно-синяя, не черная, и хотя штаны костюмные, на ногах старые черно-белые кроссовки с дыркой на носу.

– Эй, – говорит Джек, не отрывая взгляда от земли. – Нэт. Как оно?

– А ты сам-то как думаешь? – Голос, черт бы его побрал, срывается.

– Я пошел, – говорит Джек. – Маман ждет. – И после паузы: – Я очень соболезную.

Джек отворачивается, и Нэт хватает его за плечо:

– Да ну? – Он никогда никого не хватал за плечи. Он сейчас крут, как киношный детектив. – Полиция хочет с тобой поболтать.

Люди смотрят – Нэт почти кричит, Джеймс и Мэрилин оборачиваются, но Нэту плевать. Он придвигается ближе, стоит нос к носу с Джеком:

– Я же знаю, что она в понедельник была с тобой.

Джек наконец смотрит Нэту в лицо – испуганно сверкают голубые глаза:

– Она тебе сказала?

Нэт шагает еще ближе – надвигается грудью. В правом виске стучит кровь.

– Зачем? У меня что, своих мозгов нет?

– Слышь, Нэт, – бубнит Джек. – Если Лидия сказала, что я…

И осекается: подходят родители Нэта и доктор Вулфф. Нэт пятится, взглядом прожигает Джека, и отца (за то, что помешал), и вяз (за то, что не стоял подальше от могилы).

– Джек! – рявкает доктор Вулфф. – Что такое?

– Порядок. – Джек глядит на Нэта, потом на взрослых: – Мистер Ли, миссис Ли, я очень вам соболезную.

– Спасибо, что пришел, – отвечает Джеймс. Вулффы уходят по извилистой тропинке с кладбища, и теперь Джеймс хватает за плечо Нэта. – Ты что? – шипит он. – Твою сестру хоронят, а ты драться вздумал?

Джек бредет за матерью, оглядывается, встречается глазами с Нэтом, и у того нет сомнений: Джек напуган. Затем тропа сворачивает, и Джека больше не видно.

Нэт выдыхает:

– Эта падла что-то знает про Лидию.

– Ты с ума сошел – скандалить? Пусть полиция разбирается.

– Джеймс, – говорит Мэрилин, – не ори.

Она прижимает пальцы к виску, будто у нее мигрень, и зажмуривается. К ужасу Нэта, по щеке у матери катится темная капля крови. Нет, просто слеза, зачерненная тушью, оставляет грязно-серый след. У Ханны сердечко разрывается от жалости, она тянется к материной руке, но Мэрилин не замечает. Ну что ж, увы. Ханна сцепляет руки за спиной.

Джеймс роется в кармане пиджака, ищет ключи.

– Я везу твою мать и сестру домой. Остынешь – придешь пешком.

И морщится, не успев закрыть рот. В глубине души – в такой-то день – хочется успокоить Нэта, тяжело и утешительно возложить руку ему на плечо, обнять, в конце концов. Но Джеймс и так держится из последних сил: вот-вот лицо сомнется, подкосятся колени и он попросту рухнет. Он хватает за плечо Ханну. Та, по крайней мере, всегда делает, что велено.

Нэт садится на корни вяза и смотрит, как родители идут к машине, как Ханна, разок тоскливо обернувшись, плетется следом. Отец не знает Джека. С первого класса, почти двенадцать лет, Джек жил дальше по улице, и для родителей Нэта он просто соседский мальчик, нечесаный, с собакой и подержанной тачкой. А вот в школе знают все. Раз в месяц – новая девчонка. И с каждой одна и та же история. Джек не ходит на свиданки – никаких ужинов, цветов, шоколадных конфет в коробках с целлофаном. Он просто везет девчонку на Кручу, или в автокинотеатр, или на стоянку и расстилает одеяло на заднем сиденье. Спустя неделю-другую перестает звонить и выбирает следующую. Славен тем, что предпочитает девственниц. Девчонки гордятся, будто их приняли в закрытый клуб, шушукаются и хихикают у шкафчиков, сально пересказывают пошаговый сценарий. Сам Джек ни с кем не водится. Все знают, что он в основном сам по себе: мать работает в больнице ночами, шесть ночей в неделю. Джек не обедает в школьной столовой, не ходит на танцы. На уроках сидит на задней парте, выбирает, кого бы позвать кататься. Весной выбрал Лидию.

Нэт сидит на кладбище час, два, три, наблюдает, как кладбищенские рабочие убирают складные стулья, цветы, мятые бумажки и одноразовые платки. Извлекает из памяти все, что знает про Джека, – все факты, все слухи. Факты и слухи путаются, и, собравшись домой, Нэт бурлит страшным гневом. Пытается вообразить Лидию с Джеком, отчаянно гонит от себя эту мысль. Джек ее обидел? Неизвестно. Нэт лишь понимает, что Джек – ключ к этой истории, и клянется себе все выяснить. Лишь когда гробокопатели заносят лопаты над открытой могилой, Нэт поднимается на ноги и уходит.

Огибает озеро, сворачивает; перед домом Джека стоит патрульная машина. Года не прошло, думает Нэт. Подкрадывается к дому, под окнами сгибается в три погибели. Парадная дверь за сеткой открыта, и он на цыпочках взбирается на крыльцо – по самой кромке истертых ступеней, чтоб не скрипели. Там говорят о моей сестре, при каждом шаге повторяет он про себя, я имею полное право. Приникает к сетке. Ничего не видно, кроме дверного проема, но слышно, как Джек в гостиной громко, с расстановкой, будто во второй или в третий раз, объясняет:

– Она перепрыгнула класс по физике. Ее мать хотела, чтоб она училась с одиннадцатым классом.

– И в этом классе был ты