Тень Каллимаха, святыни Филита, косского барда,
прочь не гоните, в свою рощу позвольте войти.
Жрец над прозрачным теченьем, я исполняю впервые
греческих таинств обряд на италийский манер.
Стих свой искусный, скажите, в пещере какой изощрили?
Как вы вступили туда? Где отыскали родник?
Прочь уходи, кто желает напялить доспехи на Феба.
Нежною пемзой свои отполирую стихи,
чтобы меня возносила Молва – и триумф возглавляла
на венценосных конях муза, рожденная мной.
На колеснице моей теснятся малютки амуры,
следом поэты толпой за колесницей идут.
Что же вы мчитесь, пытаясь меня обогнать понапрасну?
Не доберетесь, скача к музам по людным путям.
Рим, пусть к деяньям твоим другие славу прибавят,
нашей державы предел пусть расширяют до Бактр.
Труд мой с вершины, где Сестры танцуют, сошел на страницу,
в книгу – неторным путем (в мире прочтите его).
Нежным венком, пегасиды, прошу, одарите поэта,
ибо колючий венок – не для моей головы.
Если при жизни меня оклевещет завистников стая,
слава двойным барышом после поэту воздаст.
Все, что свершалось при жизни, кажется бо́льшим посмертно,
умер – и люди не раз имя помянут твое.
Кто бы о Трое узнал, разоренной конем деревянным,
или как обе реки смял фессалийский герой:
сына Юпитера, бурный Скамандр, и идейский Си́моис,
или как Гектора труп трижды поля обагрил.
Пулидамант и Гелен, Деифоб и Парис (будь он трижды
жалок в сраженьях) – теперь кто бы о них вспоминал?
Кто бы теперь рассказал о тебе, Илион, и поведал,
как оба раза Геракл стены твои покорил.
Славный Гомер, говоря о несчастьях троянских, предвидел,
что разрастется его труд по прошествии лет.
Так же восхвалят меня потомки грядущие Рима,
верю – стихи не умрут даже за смертной чертой.
Камень могильный, над прахом моим, не забудут. Ликийский,
клятвам внимающий бог будет потворствовать мне.
Вот и настала пора возвращаться в круг наших песен,
звуком привычным сла́дить девы растроганный слух.
Лирой певучей легко останавливал буйство потоков,
диких зверей усмирял лирой фракиец Орфей.
Камни с вершин киферонских, покорные струнам искусным,
сами собой вознеслись крепкой фиванской стеной,
даже под кручами Этны сдержала коней Галатея
и повернула на звук песни твоей, Полифем.
Многие девушки любят витийства мои – по заслугам,
ибо со мной Аполлон, Вакх на моей стороне!
Нет у меня тайнарских колонн, позолоченных балок,
и не лощит потолки роскошь – слоновая кость.
Мне далеко до феаков: бескрайних садов не имею,
грот, орошенный водой Марция, не для меня.
С музами дружбу вожу, читателю песней любезен,
Каллиопея со мной кружится дни напролет.
Счастлива дева, воспетая в книге, где каждая песня —
памятник, созданный в честь, дева, твоей красоты.
Стройная мощь пирамид – до звезды достающая роскошь,
и повторенье небес – Зевса Элейского храм,
даже немыслимый блеск усыпальницы пышной Мавсола:
все-таки обречены на неизбежную смерть.
Пламя пожрет, или дождь изничтожит былое величье,
или под натиском лет немощно рухнут они.
Не умирает добытая гением слава и длится
песенным блеском – ее со свету смерть не сживет.
Снилось, как будто лежал я в сладкой тени Геликона,
там, где источник исторг Беллерофонтов Пегас.
Альба, деянья твоих повелителей мог я, казалось,
славить на лире – такой был бы мне труд по плечу.
Снилось: припал тихим ртом к источнику шумному. Энний,
предок наш, жаждой томясь, некогда пил из него.
Пел Куриациев он и копья Горациев, братьев,
в море Регуллов триумф, царский трофей на борту,
Фабия пел, промедленье победы, злосчастье при Каннах,
милость богов как ответ на благочестье молитв,
славил он ларов, с чьей помощью выдворил Рим Ганнибала,
славил Юпитера, чьи стены спас гомон гусей.
Но наблюдавший за мной близ пещеры, из рощи кастальской,
Феб, опершись на загиб лиры златой, не смолчал:
«Что тебе проку, безумец, в этой реке? Кто понудил
браться за выспренний труд – песнь о героях слагать?
Не по тебе это дело. Здесь славы не сыщешь, Проперций.
Легкий потребен возок, чтоб разъезжать по лугам.
Взяв твою книгу, пусть дева читает ее на скамейке,
не отрываясь, пока встречи с любовником ждет.
Так почему же в стихах за черту отведенную тянет,
тяжестью песен не смей перегружать челночок.
Правым веслом – берегов, другим же – касаясь прибоя
(в море лютует сильней буря), останешься цел».
Плектром из кости слоновой туда указал говоривший,
где по замшелой земле новая тропка вилась.
Своды зеленой пещеры покрыты обточенным камнем,
бубны по стенам (стена – полая пемза) висят,
утварь священная муз и глиняный слепок Силена,
рядом повисла твоя дудка тегейская, Пан.
Поодаль – стая го́лубок владычицы нашей Венеры,
влагу Горгониных струй алые клювики пьют.
Каждой, по жребию, музе достались свои полномочья,
нежные девы из рук не выпускают даров.
Плющ собирает для тирса одна, другая связует
пенье с му́зыкой, а та венчик сплетает из роз.
Тут же одна из Сестер прикоснулась ко мне и сказала
(я посмотрел и узнал Каллиопеи лицо):
«Будешь доволен, когда лебедей запряжешь и помчишься,
конь боевой не заржет, в схватку не ввергнет тебя.
Сиплый рожок не тебе прохрипит о военной победе,
кровью сражений не ты рощу зальешь аонид.
Ты не расскажешь о битвах, в каких там полях под значками
Мария бились, когда Рим смял тевтонскую мощь.
Или как варварский Рейн с кровью свевов смешался, а трупы —
горы изрубленных тел – плыли в угрюмой реке.
Нет, ты любовников славь и венки у чужого порога,
бегство ночное воспой, пьяных сражений значки,
чтобы узнал от тебя, как на улицу вызвать затворниц,
тот, кто оставить спешит строгих мужей в дураках».
Так говорила она – и, воды зачерпнув родниковой,
влагу Филитовых струй мне на уста пролила.
В Индию двинуть войска задумал божественный Цезарь,
флотом желает рассечь влагу жемчужных морей.
Вдоволь поживы, квириты! Триумф над окраиной мира!
Скоро под нашей пятой Тигр потечет и Евфрат.
Новые земли, подвластные фасциям… Римский Юпитер,
славный парфянский трофей землю украсит твою!
Парус, знакомый с войною, расправьте, пусть выполняют
всадники долг – боевых к битвам выводят коней.
До́лжно – да сбудется песнь! – искупить поражение Крассов.
Станешь достоин теперь будущей славы, солдат.
Марс, наш отец, и владычица грозного пламени, Веста,
дайте, молю вас, дожить мне до заветного дня:
Цезаря видеть, обилье добычи в его колеснице,
медленный ход лошадей мимо ликующих толп.
Вот бы смотреть на триумф в стороне, в объятьях подруги,
список читать городов, взятых на этой войне,
стрелы увидеть, которые мечет конник парфянский,
горы доспехов, на них пленных вождей лицезреть.
Будь же, Венера, защитой потомкам твоим! Энеидов
род, тот, что видишь теперь перед собой, сохрани!
Долю добычи – другой заберет. На Священной дороге
хлопать идущим войскам будет достаточно мне.
Бог-миролюбец – Амур, посему будь смиренен, влюбленный,
против моей госпожи я прекращаю войну!
Сердце – оно не томится жаждой наживы. Из кубка
обыкновенного пью, нет самоцветов на нем.
Не для меня обширная тучность полей кампанийских,
я не стяжаю твоих бронз, разоренный Коринф.
Первая глина, несчастлива ты под рукой Прометея.
Для человека творец сердце слепил кое-как.
При построении тела не вспомнил о мысли, а до́лжно
было направить сперва мысль по прямому пути.
Вот и швыряют нас по морю шквальные ветры, всё ищем,
с кем бы сразиться, одну распрю связуя с другой.
Не увезешь из богатств ничего к берегам Ахеронта,
голым, безумец, тебя примет загробный паром.
Тень победителя не отличишь от поверженной тени.
Марий, с Югуртой сидишь рядом, плененным тобой.
Ир из Дулихии с Крёзом Лидийским в правах уравнялся.
Смерть хороша, если жизнь кончена в правильный срок.
В юности ранней по склонам бродить Геликона – отрадно,
за руки музы берут, тянут меня в хоровод.
Мне возлияния нравятся, разум в оковах Лиэя,
кудри украсит венок из распустившихся роз.
Если под тяжестью лет Венера сла́дить перестанет
и окропит седина в старости – прежнюю смоль,
я изучу основательно тайны природы, узна́ю,
кто этот бог, чей закон всем управляет хит́ро,
где исчезает луна, где восходит, откуда, раз в месяц
соединяя рожки, полный является диск,
и отчего ветер властен над морем, кого там поймает
Эвра порыв, почему тучи обильны водой,
или когда в одночасье устои падут мирозданья,
струи дождя отчего ясная радуга пьет,
и почему сводит дрожью хребты Перребийского Пинда,
солнечный диск почему черные кони влекут,
и отчего Волопас неохотно быков подгоняет,
и по причине какой пляшут Плеяды в огне,
и почему океан из пределов своих не выходит,
и почему состоит год из частей четырех,
вправду ли есть суд богов под землей и страданья виновных,
бьется ли клок черных змей у Тисифоны на лбу,
вправду ли есть Алкмеоновы фурии, голод Финея,
жуткий утес, колесо, жажда в потоке воды.
О проекте
О подписке